Следовало бы привести слова Угедея, соизволившего, по совету нойонов, все-таки допустить сына к себе для отеческого внушения: «Когда ты отправился в поход, то по дороге перебил всех ратников и охладил их рвение. Не думаешь ли ты, что народ Орусы, устрашившись одного тебя, покорился, и потому ты осмелился оскорбить старшего твоего брата, как врага?.. Субеэтай, напереди, заслонял и защищал тебя, и ты, с большой ратью, взял эти несколько родов Орусы; сам же по себе ты не показал доблести ни на копытце козленка. Хорош молодец!»
Так перевел это важное место «Юань-чао би-ши» П. И. Кафаров в середине прошлого века, несколько упрощая, адаптируя подлинник. А вот перевод С. А. Козина 1941 года, в котором назидание Угедея полнится любопытными деталями: «Говорят про тебя, что ты в походе не оставлял у людей и задней части, у кого только она была в целости, что ты драл у солдат кожу с лица. Уж не ты ли и Русских привел к покорности этой своею свирепостью? По всему видно, что ты возомнил себя единственным и непобедимым покорителем Русских, раз ты позволяешь себе восставать на старшего брата. Не сказано ли в поучениях нашего родителя, государя Чингисхана, что множество – страшно, а глубина – смертоносна? То-то вы всем своим множеством и ходили под крылышком Субеэтая с Бучжеком, представляя из себя единственных вершителей судеб. Что же ты чванишься и раньше всех дерешь глотку, как единый вершитель, который в первый раз из дому-то вышел, а при покорении Русских и Кипчаков не только не взял ни одного Русского или Кипчака, но даже и козлиного копытца не добыл. Благодари ближних друзей моих Мангая да Алчидай-Хон-хотай-цзанчина с товарищами за то, что они уняли трепетавшее сердце, как дорогие друзья мои, и, словно большой ковш, поуспокоили бурливший котел. Довольно! Дело это, как полевое дело, я возлагаю на Батыя. Пусть Гуюка с Аргасуном судит Батый!»
Бучжек – это сын Толуя, младший брат Монке, отличившийся, очевидно, при разгроме половецких становищ. Аргасун – Харха-сунь, внучатый племянник Чингиса, а Субеэтай, естественно, главный полководец орды Субудай, «под крылышком» которого чингизиды «всем своим множеством» ходили в первый поход на Русь…
И еще одна цитата из «Сокровенного сказания»: «Потом (Угедей) приказал храброму Субеэтаю (курсив мой. – В. Ч.) идти войной на север… Переплыть две реки Идиль и Чжаях (Итиль и Яик, то есть Волгу и Урал) и прямо идти на народ Кивамань (Киев)…» Как читатель знает со школьной скамьи, снова было собрано свежее степное войско. Но Субудай не пошел «прямо», решив прежде всего покончить с самой густонаселенной и богатой на Руси Чернигово-Северской землей. По летописным сведениям, уже ко времени похода князя Игоря на половцев в ней числилось более пятидесяти городов и от большинства их остался, по словам средневекового русского историка, «только дым, и земля, и пепел». Погибла и великолепная столица княжества – Чернигов. «Пришедше же послании оступиша град Чернигов в силе тяжце. Слышав же Мстислав Глебович, внук Святослава Ольговича, нападение иноплеменных на град, прииде на нь с вой своими. И лют бе бой у Чернигова, оже и тараны на нь ставиша и меташе на нь камением полтора перестрела, а камень яко можаху четыре мужа силнии подъяти его. Но побежден бысть Мстислав и множество от вой его избиено бысть и град взяша и запалиша огнем». Следы нашествия, между прочим, видны и сегодня: на метровой глубине под полом Спасо-Преображенского собора раскопан толстый черный слой давнего пожарища, а в пещерах Болдинской горы рядами захоронены защитники города, погибшие в 1239 году…
Мы не знаем, кто из полководцев орды осаждал Чернигов и разорял землю северян, но вполне возможно, что это нелегкое дело взял в свои руки наш старый знакомец Субудай, «немалую язву понесоша» и здесь, отступивший отсюда в степи для сбора новых орд, чтоб через год ринуться на древний Киев. Старший из чингизидов Орда считался, очевидно, совсем негодным к воинскому делу. И поэтому снова официальным главой похода стал Бату – следующий по старшинству племянник Угедея. Русский же летописец отлично знал, кто фактически руководил ордой Батыя, подступившей к Киеву в 1240 году: «Не от роду же его, но бе воевода его перьвый Себедяй богатоурь и Боуроуньдани богатырь, иже взял Болгарьскоую землю и Соуждальскоую». Однако Батыю и тогда приписывались доблести тех, кто ему служил. Вспомним слова средневекового нашего историка, исполненные трагико-эпической простоты: «Приде Батый Кыевоу в силе тяжце, многомь множьствомъ силы своей и окроужи градъ… И не бе слышати от гласа скрипения отлегъ его, множество ревения вельблюдъ его, рьжания от гласа стадъ конь его». О штурме древней столицы Руси всего несколько слов: «пороком, же, бесъпрестани бьющимъ день и нощь, выбиша стены». Есть и еще некоторые подробности, но настолько скупые, что мы, кажется, больше знаем об осаде Трои и Карфагена, чем о штурме Киева осенью 1240 года…
Любознательный Читатель. И все-таки нельзя ли хоть что-нибудь прояснить? Киев же! В одном месте орда била стены или во многих? Сколько дней и ночей?
– Прежде всего хотя бы в общих чертах надо обрисовать, что собою представлял средневековый Киев. Его недаром сравнивали с Царь-градом! Еще в начале XI века Титмар Мерзебургский писал, что в Киеве восемь рынков и более четырехсот церквей.
– Но это же невероятно!
– Почему? В Киеве было плотное и многочисленное население – посадские люди, бояре, дружинники, священники, княжеская челядь, зодчие, живописцы, певцы, ремесленники, купцы, иностранцы-гости и постоянно живущие в городе иноплеменники. Тот же путешественник отмечал, что в Киеве много «весьма быстрых датчан». Жили в нем греки, армяне, евреи, верхушка «черных клобуков»… Конечно, большинство церквей были деревянными и домовыми, боярскими; они сгорали в пожарах и снова строились. Современная наука считает, что в Киеве перед нашествием орды численность населения приближалась к пятидесяти тысячам человек. Для сравнения: в Новгороде тех времен было тридцать тысяч жителей, в Лондоне – несколько меньше, в крупнейших ганзейских городах, например в Гамбурге и Гданьске – приблизительно по двадцати тысяч. Средневековый Киев делился на несколько частей. Был «город Ярослава», «город Владимира», «Замковая гора». Посад… Площадь его наиболее плотно заселенной части определена в 360–380 гектаров.
– С чем-нибудь бы сравнить…
– Нагляднее всего с Московским Кремлем, площадь которого чуть более 28 гектаров. Протяженность только одного киевского «города Ярослава» по периметру была три с половиной километра – эта мера взята по стенам, которые стояли на вершинах валов, Толщина киевских валов в основании – до двадцати метров. Внешний их скат делался с уклоном примерно сорок пять градусов. Стены, стоявшие на валах, были дубовыми, с земляной насыпкой, а в них – мощные оборонительные каменные башни с воротными проемами. Киево-Печерский монастырь был защищен каменными стенами. Вдоль валов тянулись рвы, заполненные водой. Ширина их была до восемнадцати метров.
– Как можно было легко и быстро взять такую крепость?
– Вот видите – у вас каким-то образом сложилось мнение, что Киев был взят «легко и быстро»! Это очень ошибочное представление, и оно идет, наверное, от учебников, оставляющих в нашей памяти будто бы главное, но почему-то замалчивающих подробности героической Киевской обороны 1240 года. Да и специалисты по военной истории пишут о ней походя, вскользь, как о чем-то не стоящем внимания… О причинах такого положения вещей пусть любознательный читатель подумает на досуге сам, а сейчас мы с ним перейдем к наиболее достоверным подробностям падения столицы средневековой Руси…
Огромная орда Бату – Субудая – Бурундая окружила город, стоявший на правом, крутом берегу Днепра, 5 сентября. Эта дата указана в Псковской Первой и Супрасльской летописях, а также в летописи Авраамки – «татаре пришед Киевоу 5 сентября». Приступ начался со штурма, как говорится в Ипатьевской летописи, «вратъ Лядских». Сколько дней и ночей сметали камнебросы со стен и башен защитников города; сколько ночей и дней «бес престани» били пороки в главные ворота – неизвестно, только первое и самое тяжкое сражение разыгралось именно здесь, на наружных валах, стенах и башнях Ярославова города, которые, как подтверждает советский исследователь М. К. Каргер, «по своей мощи не имели равных в истории древнерусской фортификации». Та же Ипатьевская летопись позволяет представить нам «ломъ копеины и щеть скепание, стрелы омрачиша светъ побеженымъ». Однако киевляне побеждены еще не были!
– Минуточку! А кто руководил обороной? Какой князь?
– Князя в городе не было. Незадолго до прихода орды Киев захватил Даниил Романович галицкий, который ушел на запад готовиться к защите своих исконных земель, а оборону Киева поручил тысяцкому Дмитру. Сильной профессиональной дружиной Дмитр не располагал, город защищали ремесленники, торговцы, крестьяне пригородных селищ, поэтому Киевскую оборону, как и Козельскую, мы можем с полным правом считать народной.
– Что произошло дальше?
– Город брался по частям. Оборонялась каждая улица, дом, храм. Дмитр был ранен, но сумел организовать оборону следующего укрепления – «города Владимира». Никаких подробностей нет но, очевидно, он тоже был взят беспрерывным штурмом и за стенами разыгралась новая кровавая сеча. Раскопки 1946 года на Большой Житомирской улице обнаружили огромное количество беспорядочно лежащих человеческих костей. В хорошо сохранившейся печи найдены два маленьких скелетика – дети пытались спастись там…
– Сколько же времени сопротивлялся Киев?
– Сразу в трех летописях – Псковской Первой, Авраамки и Супрасльской – сообщается, что враги взяли город 19 ноября 1240 года, в понедельник. Именно это уточнение – «понедельник» – позволило ученым убедиться в достоверности сообщений летописей; день 19 ноября 1240 года приходится, по точным календарным расчетам, как раз на этот день недели.
– Значит, Киев оборонялся два с половиной месяца!