– И к чему эта ложь?
– Ради политики, естественно. И ради религии, веры простого народа и поддержания верности всех Родов Войны. Чтобы никто не осмелился сомневаться в его правах. На что бы то ни было.
Мир слегка закружился, а мужчина кивнул, словно ожидая и понимая всю неизбежность такого.
– Ты должна отдыхать, много пить и мало двигаться. Ближайшие три дня мы проведем в оазисе, в последнем перед горами. Животные и люди должны отдохнуть, поскольку нас ждет немало дней пути через пустыню.
– Горами?
– Магархами. Стена Дикого Юга, за которой уже лежит Белый Коноверин. Прекраснейший город мира, как полагаю.
Она надеялась на это, но подтвержденное предположение было словно удар булавой в голову. Так далеко… Она оказалась так далеко от дома, на другом конце пустыни Травахен, в сотнях миль от родной стороны. А когда она покидала афраагру, все казалось таким простым. Совершить паломничество, раздумывая над своей жизнью, и поискать где-то место для себя, что не могло оказаться сложным, ведь всякая афраагра примет мастера меча. У нее должны быть мечты, как у порядочной женщины с гор, желание найти мужа, родить дюжину детей, обучить их сражаться и оставаться хорошими иссарам, после чего умереть в доме, окруженной кучкой внуков и правнуков, – или на поле боя, в окружении горы мертвых врагов.
Вместо этого она теперь лежала, слабая, словно новорожденный козленок, на куче богатства, сотканного из шелка и шерсти, в обществе мужчины, который, похоже, как раз поднимался, собираясь ее оставить.
– Как, собственно, тебя зовут?
– Сухи. – Он остановился, рука его лежала на завесе шатра.
– Сухи?
– Сухи, – кивнул он.
Она вспомнила, как шагал он рядом с повозкой, прижимая к ее лицу нечто вонючее.
– Это ты меня лечил?
– Удерживал при жизни. Лечат врачи.
– А ты кто?
– Княжеский отравитель, – подмигнул он ей с издевкой.
– Отравитель?
Улыбка словно разорвала его лицо.
– Мы делаем то же самое, что и врачи, только быстрее и при этом не скрываемся.
Он вышел.
Вечером – это наверняка был вечер, поскольку стена шатра с одной стороны ярилась сиянием угасающего солнца, – пришел Оменар. Одетый в свободную белую рубаху и такие же штаны, выглядел он как обычный торговец или погонщик верблюдов, когда бы не то, что рубаха была шелковой и искрилась от серебряного шитья, украшенного жемчугом.
Он остановился у входа, прислушиваясь, и мгновение Деана сражалась с искушением обмануть его, притвориться спящей, чтобы он ушел. Было у нее достаточно времени, чтобы обдумать свое положение и разозлиться. Им следовало оставить ее на севере, в каком-нибудь оазисе под опекой нескольких людей. Если уж коноверинцы так ценили жизнь своего князя, чтобы искать его, если наделали шороха по всей пустыне, то могли в рамках благодарности нанять кого-нибудь, кто отвез бы ее домой. Когда бы сюда вошел тот сопляк, она накричала бы на него или перекинула через колено и набила бы ему задницу. Князь он там или нет.
Деана взглянула на стоящего у входа мужчину. Собственно, это не была его вина. Обычный переводчик караваном не командует.
– Я не сплю, можешь войти.
Он кивнул, но ничего не сказал. Осторожно подошел к ее постели и уселся на одном из бесценных ковров.
– У тебя закрыто лицо?
– Да.
Он хлопнул в ладони, и внутрь вошли две девушки в бурых одеждах. Невольницы, что подчеркивалось каждым их жестом, устремленным в землю взглядом, согнутой спиной и красными лентами, которые они носили на шее. Мигом расставили вокруг Деаны несколько подносов с посудой, наполненной ароматно пахнущей пищей, и, низко кланяясь, вышли. Одна сразу же вернулась, неся несколько простых, пусть и лучшего материала одежд. Положила их стопкой у постели и исчезла, так и не подняв взгляда.
– Отчего они так себя ведут?
Он заколебался, а затем улыбнулся:
– Это из-за князя. В его рассказах ты великая воительница, которая голыми руками убила десятерых бандитов. Спасла княжеский род. В определенном смысле спасла Белый Коноверин от братоубийственной войны. – Его рука нашла ближайшую к нему посудину и подняла крышку. – Суп из козлятины, есть еще из курицы, перепелки и голубя, поскольку я не знал, какой ты любишь. Холодный?
Она попыталась потянуться за ложкой, но пальцы ее не смогли ухватить украшенную перламутром рукоять. Она выругалась, а он тихонько рассмеялся и безошибочно повторил сказанное ею.
– Прости. У меня талант к языкам. Если позволишь, я тебе помогу.
Потянулся и аккуратно снял ее экхаар. Потом взял ложку, осторожно набрал золотистого, вкусно пахнущего бульона и, не уронив ни капли, приблизил ложку к ее губам. От чудесного аромата Деана почувствовала головокружение, а тепло, потекшее в желудок, казалось, наполнило ее по самые кончики пальцев. И почти сразу же она почувствовала прилив сил.
Некоторое время она позволяла себя кормить, а потом деликатно отобрала у него ложку.
– Гражданская война?
Он замер. Трудно прочесть что-то по лицу человека, который и забыл уже, как много можно передать мимикой, но то, как замерли его черты, указывало, что дело болезненно и деликатно.
– Самерес Третий, Великий Князь Белого Города, убит пятьдесят восемь дней назад.
Она переварила информацию:
– Это связано, правда? С нападением на ваш караван и с похищением.
– Да. Я ошибался. Дело было не в выкупе, а в чем-то большем. После смерти брата князь стал Наследником Огня… это непросто объяснить. Это звено, соединяющее людей с Агаром Красным. Я уже говорил тебе, княжеский род идет напрямую от Избранников, которых Агар одарял фрагментом собственной души, когда сражался с извечной тьмой.
Она помнила. Авендери. На Дальнем Юге всякий князь выводил свой род от авендери, божьих сосудов. Иссарам смеялись над этими легендами и над наполняющей их гордыней, говорили, что хотя обитатели царств Даэльтр’эд происходят от Агара, но за каждую щепоть корицы или перца торгуются так, словно Андай’я воткнула им в зад свой ледяной палец. Агар сражался в Войнах Богов, причем якобы даже на правой стороне, однако был богом слишком малоизвестным, далеким и не вписал в свою историю слишком много героических поступков. С другой стороны, учитывая, что эта часть мира бóльшую часть года плавится под огненным молотом солнца, Владыка Пламени казался подходящим патроном для местных жителей.
– Мне жаль. Этот… Самерес, он был хорошим князем?
– Да. – Лицо его смягчилось, голос зазвучал бархатисто. – Был лучшим из владык, что правили Коноверином за тысячу лет. Реформировал администрацию, установил мир с тремя другими княжествами, закончил тридцатилетнюю войну. Дал большие права рабам, вместе с правом выкупа. Перестроил Великую Библиотеку, основал госпитали, приюты для сирот и стариков.
Она набрала бульон, проглотила:
– Признайся, ты любил своего князя.
– Да. – Он уставился на нее своими безумными глазами. – Как брата. Я задолжал ему жизнь, благодаря ему я тот, кто я есть.
– Понимаю. – Она отложила ложку и подняла, устав черпать, миску, отпила прямо из нее. – У слепца не слишком много дорог в жизни. Или миска нищего и горсть брошенных из милосердия медяков, или шелк и жемчуга.
– Или нож, перерезающий ребенку горло, и холодные брюхи гадов, обитающих в болотах.
Бульон застрял в ее горле, она раскашлялась.
– Некоторые из наших законов жестоки, – продолжал Оменар, словно ничего не заметив. – Но дочери иссарам не стоит этому удивляться. Однако у князя есть достаточно власти, чтобы иной раз эти законы прогибать. Ты закончила?
– Да. – Она легла, сделавшись вдруг сонной и ужасно уставшей.
– Сухи говорит, что тебе нужно набраться сил. Самое большее через три дня мы отправляемся дальше.
Она подняла тяжелые веки:
– А если я не желаю ехать дальше? Если попрошу князя, чтобы он отослал меня на север?
Слепец тряхнул головой:
– Начинается период засухи, а вот уже несколько лет он приходит все раньше и тянется все дольше, а потому нам следует поспешить. Ближайшие четыре месяца караваны не будут ходить пустыней. Этот оазис скоро опустеет как минимум на сотню дней, уже сейчас в большинстве колодцев тут – только ил.
Она не ответила. Некоторое время он, казалось, вслушивался в ее молчание.
– Иной раз, Деана, выхода нет, и, чтобы не стоять на месте, приходится идти вперед. Князь не отослал тебя домой сразу, поскольку Сухи утверждал, что только он и его микстуры могут тебя спасти, а отравитель должен был ехать с нами. Ты могла умереть без необходимой опеки, а твоя смерть запятнала бы честь князя. Но я могу тебе обещать, что если ты захочешь, то, едва ты выздоровеешь, он лично проследит, чтобы ты в безопасности добралась до цели своего путешествия. Мы отошлем тебя на север, едва откроются торговые пути, с первым караваном – с сотней лошадей, груженных подарками. Но сейчас ты должна отдыхать и набираться сил. Последний этап пути порой самый сложный.
Деана смотрела на него внимательно, выискивая хотя бы след неискренности. Его аргументы были так логичны и прозрачны, что наверняка он составлял их часы напролет.
– Ты радуешься, что я еду с вами?
Он заморгал, будто пойманный врасплох непосредственностью вопроса. А потом, явно обеспокоенный, склонил голову.
– Да, – обронил он негромко. – Я радуюсь.
Она вспомнила ночь в пещере:
– Как тогда, когда мы думали, что умрем…
– Нет, – оборвал он ее тихо и решительно. – Этого не было. И оно не вернется. Понимаешь?
Она почувствовала себя так, словно ей отвесили пощечину, кровь бросилась в голову. А потом она поняла. Доверенный переводчик князя, придворный песик, воспитанный среди шелков и бархата, на каждый свой кивок имеющий десятки любовниц, пахнущих цветочной водой, искусился пустынной девицей с ладонями, жесткими от рукоятей мечей, и с кожей, исчерканной шрамами. Но здесь пустыни уже не было.