– Я не… – Он снова устремил на нее свои невероятные глазищи. Она смотрела в их гладкую, затуманенную поверхность. – Я не господин себе самому. Моя воля не всегда что-либо значит. Порой я полагаю, что значением обладает все что угодно, кроме того, что я желаю. Когда мы убегали, я на некоторое время стал… свободным. Теперь я снова служу роду и славе Белого Коноверина.
Это прозвучало бы ужасно глупо, когда бы последняя фраза не истекала такой горечью.
Но на нее это не повлияло.
– Выйди.
Он кивнул, медленно поднялся и направился к выходу. Деана лежала с закрытыми глазами, пока не зашелестела завеса и девушка не уверилась, что Оменара тут уже нет.
Вот мерзавец.
Следующие два дня были длинны, монотонны и одинаковы, словно близнецы.
Деана лежала и размышляла о своем спасении. Не сейчас, но о том, что случилось раньше, когда существо, которое некогда было ее братом, рассекло веревки и убило бандитов. Пыталась молиться, искать ответы в кендет’х, но на этот раз Дорога не рассеивала ее беспокойство. Йатех остался жив. Она могла это отрицать, могла утверждать, что у нее никогда не было брата с таким именем, но подобная ложь стала бы бегством от ответственности. Йатех жил и… служил? связался с кем-то? С какой-то силой, существом, демонической сущностью. Она не могла вспомнить всех его слов – только неясное впечатление отчаяния и напряжения в его голосе. В нем были боль и страдание.
Из рассказов, которые до нее доходили, Деана сделала вывод, что место резни, которую устроил бандитам брат, так и не нашли, – а впрочем, после спасения князя Палец Трупа они покинули как можно быстрее, поскольку дела, связанные с наследством, не терпели отлагательств. И прекрасно. Она не смогла бы им объяснить произошедшее, дело это оставалось делом иссарам. Когда она вернется на родину, ей придется поговорить со Знающими. Тело ее брата должно быть освобождено, а тот, кто связал его с собой, должен за это заплатить. Ее народ никогда не пренебрегал такими делами. Никогда.
В одном она была уверена. Если они повстречаются когда-нибудь снова, она убьет его, если только сумеет. Уж это-то она ему задолжала.
Несколько раз появлялся Сухи, одетый то в красное, то в яркую зелень, простреленную яростно-желтым, то – в другую смесь красок, бьющих в глаза. Всегда сначала останавливался перед шатром и громко спрашивал, может ли он войти. Приносил ей лекарства: вонючие мази, которыми она потом натирала себе ребра, и настолько же мерзкие отвары, отмеренные по капле, подаваемые в кубках то воды, то молока, а то и вина. После мазей у нее горела кожа, после отваров – кружилась голова и нападала жажда. Казалось, что отравитель удовлетворен этими симптомами.
– Для человека твоей профессии ты немало знаешь о лечении, – заговорила она с ним после очередной порции вина с чем-то, что обогатило его вкус легкой ноткой мускуса и старых ремней.
– Потому что это одно и то же, моя дорогая. Отравитель – наивысшая форма лекаря. Я знаю то же, что и придворные медики, но они понятия не имеют о самом малом из моих секретов.
– А не должен ли здесь быть и какой-то целитель? Владеющий Силой?
– Что? Тебе надоела моя компания? Княжеской крови не имеет права касаться никакая Сила, кроме Силы Огня. Потому чародеям, специализирующимся на лечении, доступ ко двору закрыт. Малейшее подозрение в том, что они использовали чары на ком-то из княжеской семьи, – и попадут в очищающие объятия Агара.
– Это как?
– На костер. Чародеев, что владеют боевыми аспектами, ты найдешь нескольких, но о здоровье князя забочусь я. Кроме того, – пояснил он, – я сумею различить вкус любого известного человечеству яда, даже если его будет капля на кварту жидкости. Сумею также различить симптомы других ядов, что проникают сквозь кожу или по воздуху. И конечно, знаю, как их лечить. Отравительство – искусство с древней и исключительно благородной родословной. И оно куда тоньше примитивной магии или алхимических фокусов. Опирается на принципы разума, опыта и железной причинно-следственной связи.
– Правда? – Она допила вино и содрогнулась. Самая сильная концентрация мускуса и старых ремней была на дне.
Он наполнил кубок водой:
– Выпей. Медленно, но не прерываясь.
Она пила. Вода была на вкус как… вода.
– Правда. Отравитель, который не станет опираться на разум, опыт и причинно-следственные связи, умрет быстро и молодым, убитый собственными ядами. Это искусство ошибок не прощает. Кроме того, – он глядел на нее глубоко посаженными глазами, – мы и доктора всегда употребляем одни и те же составляющие. Разница лишь в пропорциях. То, что служит лекарством в сотой части унции, в десятой становится отравой. Да что там: иной раз лекарство, поданное утром, усиливает тебя, а перед сном – убивает. Скажем, вот это, – он показал ей бутылочку из темно-зеленого стекла, украшенную черным цветком с тремя лепестками. – Это цманея. Сгущает кровь, приводит к тому, что раны быстрее заживают, а сердце бьется медленнее. Укрепляет сосуды. Я даю ее тебе, чтобы не было кровоизлияния в мозг. Но дай я тебе несколько капель ее вечером, и твое сердце, которое во время сна и так бьется медленнее, могло бы остановиться, не будучи в силах проталкивать загустевшую кровь.
Она допила воду, а он тотчас долил ей новую порцию:
– Медленно, непрерывно. В Коноверине говорят, что разница между отравителем и лекарем состоит в том, что первый никогда не убивает пациента случайно.
Она выпила:
– Зачем столько воды?
– Она не помешает, а когда ты пьешь – то не говоришь.
Она ткнула его выпрямленными пальцами под дых: быстро, куда быстрее, чем сумела бы сделать это еще пару дней назад. Он оскалился от уха до уха:
– Быстро восстанавливаешся. Это хорошо. Вы, иссары, живучи, словно самайи.
– Самайи?
– Такой зверек, встречающийся у нас на границе лесов, эдакая смесь крысы и ласки. Я видел, как на одного наступил слон, а тот через миг поднялся, отряхнулся и пошел по своим делам. Кстати, слоны как раз прибыли. Четверо. Хочешь увидеть?
Словно в подтверждение его слов, воздух задрожал от далекого пронзительного рева.
Сухи отвернулся, пока она одевалась, и помог ей выйти из шатра.
Снаружи был оазис. Всюду под небом, которое выглядело синее и ярче, чем в ее краях, расставлены были шатры, между ними крутились люди, в большинстве своем одетые сказочно богато и вооруженные саблями. Уголком глаза Деана заметила трех воинов в высоких шишаках, с масками из кольчужной сетки на лицах и наброшенными на панцирь ярко-желтыми одеждами. Сабли их были почти прямыми, напоминая иссарские санквии, а в руках они держали короткие луки. Сразу же заметили ее и отравителя, она почувствовала три луча подозрительных взглядов и мгновенно пожалела, что у нее нет оружия. Безоружный человек, стоящий напротив вооруженного, жив лишь наполовину и свободен, потому что свобода его и жизнь находятся в руках того, второго.
Они подошли к ней быстро, проигнорировав разбегающихся во все стороны людей, а самый высокий из них проворчал несколько слов на языке, который она слышала впервые в жизни. Сухи сделал пару шагов вперед, выпрямился во все свои пять футов и восемь дюймов, одетые в режущие глаз краски, и ответил – тихо, добавляя к словам явственно пренебрежительное пожимание плечами.
Глядя на всю четверку, Деана решила, что нужно изменить мнение об отравителе. У воинов были луки с наложенными на тетиву стрелами, сабли, кинжалы и кольчуги, но когда отравитель сделал шаг в их сторону – они отступили, сохраняя дистанцию. Следующая фраза из уст предводителя раздалась тихо, извиняющимся тоном, после чего трое воинов развернулись в ее сторону, низко поклонились и исчезли между шатрами.
Отравитель проводил их взглядом, явно позабавившись:
– Наши птенчики. Перепугались, когда князя похитили, а теперь топорщат перышки и острят коготки. – Он глянул на Деану, иронично приподнимая брови. – Готов поспорить на сокровищницу Вендии, что ты понятия не имеешь, о чем это я.
– Ты выиграл. О чем это ты?
– Объясню по дороге. Ты не должна стоять на солнце.
Они пошли, Деану отравитель вел под руку, хотя она была выше его на пару дюймов. Она заметила, что люди сходят с их пути, иной раз непроизвольно, даже не глядя в ее сторону. Словно их окружало отталкивающее других людей колдовство. И что удивительней всего, вовсе не она находилась в его центре.
– Боятся тебя, – заявила она.
– Боятся? И отчего бы им… осторожно, яма… отчего бы им бояться княжеского отравителя? Того, кто может убить одним прикосновением? Того, кто носит одежды, настолько пропитанные ядом, что один запах их отбирает мужскую силу, а на женщин наводит бесплодность? Того, кто столь защищен от ядов, что если его укусит змея, то бедная тварь тут же и погибнет? Нет… они нисколько не боятся.
На их глазах трое мужчин, что тащили на плечах огромное бревно, развернулись и направились между шатрами, накидывая немалый крюк.
– И ты, несмотря на это, их лечишь?
– Человеческая природа, моя дорогая иссарская приятельница. Человеческая природа. Они могут делать за моей спиной знаки, отгоняющие зло, избегать моей тени, но когда их начинает ломать болезнь, когда их кусает ядовитый паук или упомянутая уже змея, когда они ломают руки-ноги и страдают от боли, то приходят за помощью. Сперва к лекарю, а когда он не справляется, то к кому-то с моими умениями. Логику ищи у диких животных – у людей ты ее не найдешь. Мы не слишком быстро идем?
Они шагали. Солнце безжалостно жгло, а у нее вот уже некоторое время все сильнее кружилась голова. Она указала на тень под ближайшим шатром:
– Присядем.
Он помог ей разместиться на песке, сам тяжело опустился рядом:
– Тебе стоит отдохнуть. Несколько дней я давал тебе лекарства, ускоряющие заживление и укрепляющие организм, но некоторые из них оставляют в теле мерзкие следы. Потому-то я и приказывал тебе пить столько воды: вместе с пóтом ты избавишься от большинства тех следов. Кроме того, самое время начинать тебе подниматься на ноги. Движение укрепляет сердце, регулирует пищеварение, дает силы.