– Агар-от-Огня, Обрар Пламенный. Словно отец и сын.
Лавенерес фыркнул:
– Да. Даже ты это видишь. А есть те, кто этого не замечает или притворяется, что не замечает, потому что камбехийское золото закрывает им рот и глаза.
Вода все еще была горячей и пахла благовониями. Деане казалось, словно тепло высасывает из ее тела усталость, проникает вглубь, до самых костей, расслабляя все мышцы. Скорее для поддержания разговора, чем из интереса, она спросила:
– Ты выбил у кого-то из рук оружие, да? Тем, что сам выбрал, когда войти в Око.
Он тихо засмеялся:
– Да. Тут оружием может стать что угодно, даже религиозные торжества. Жрецы приказали бы мне ждать, оттягивая момент церемонии, слали бы очередные пожелания. И все время, пока этот Камень Пепла милостиво не согласился бы на испытание, я не был бы настоящим князем. Они могут принимать на себя прозвища Избранных, Святых Сосудов, Камня Пепла, Меча Жара или Длани Милосердия и полагать себя стражниками Ока, но ни в одном из них нет достаточно крови Благословенных, чтобы войти в Око.
Странно, впервые с того мига, как они познакомились, он показался разгневанным.
– Если я верно поняла, ты – лишь один среди них.
Он зашипел раздраженно:
– Верно. Князь всегда наследует титул Наследника Огня, первого среди авендери Агара, но он не имеет права возводить либо снимать кого-то из остальных. Это слишком плотный узел, чтобы распутать его простым движением. Традиционная иерархия не отражает истинный расклад сил в Храме. Камень Пепла в ней пятый, но поскольку это он держит руку на храмовой сокровищнице, то он и правит.
Деана взяла губку и принялась тереть кожу.
– Ты сказал «достаточно крови». А это сколько? Если Агар оставил своих авендери три с половиной тысячи лет тому, то кровь должна быть довольно сильно разреженной.
Единственным ответом был звон посуды. На миг ей показалось, что если повернет голову и взглянет, то увидит князя похрапывающим прямо на столе.
– Да. Сильно. Первые две с половиной тысячи лет Кровь Агара обитала на небольшом островке у берегов Коноверина. Остров насчитывал едва лишь несколько сотен жителей, и, как рассказывали, жили они там словно короли. А потом Самаиды, последняя глихийская династия, правящая в королевстве Даэльтр’эд, совершили ошибку. Не смогли справиться с набегами пустынных кочевников и с черными племенами и создали армию солдат-невольников. И решили надеть на шеи Вознесенным ошейники долга, сплетенные из религиозных повинностей, дать им бога, которого они станут чтить, чтобы вера удержала их в путах. А ведь Служанка, тогда Служанкой и не бывшая, для такого не годилась. Как и далекие Майха или Реагвир, которого здесь помнят как Истребителя. Им казалось, что Владыка Огня будет в самый раз. Наверняка изменили свое мнение, когда Око впервые запылало в самом центре города, а их дворцы сгорели в пламени.
Непросто было понять, говорит ли Лавенерес с такой страстью или просто с трудом выдавливает из себя фразы. Она не стала оглядываться, чтобы проверить.
– Это сложная история.
– Сложная? Нет. Обычная история жажды власти, гнева и силы, которая просыпается и понимает, что ей уже нет нужды сгибать шею, потому что ладонь, что держит кнут, слаба и немощна. – Деана услышала, как он встает из-за стола. – И вот круг совершил полный оборот. Я все раздумываю, настолько ли мы слепы, как и Самаиды. Ха, ирония: слепцы, ведомые слепцом. Мой отец был прав: жадность приведет нас к гибели, а они делают все, чтобы только ничего не делать.
Кровать заскрипела, когда он на нее упал.
– Если меня будут искать… скажи, что меня похитили бандиты. Если нет… разбуди… на рассвете.
Она спокойно закончила купание, наслаждаясь тишиной. Казалось, что княжеские обязанности настолько же изнурительны, как уход за слоном. Но наверняка больше вычерпывали разум.
Деана вышла из воды, вытерлась и оделась. Произнесла благодарственную молитву за хороший день.
И легла рядом с Лавенересом, который в этот миг не был ни князем, ни потомком авендери какого-то малоизвестного бога, ни владыкой большого города – а лишь смертельно измученным мужчиной.
Им обоим не помешал бы хороший сон.
Они проснулись перед самым рассветом и лежали в молчании, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить другого. А когда наконец поняли, что это неважно, он вздохнул, странно хмыкнул и встал с постели.
Ее рвал гнев. Как он смел даже не попытаться?! Хотя бы затем, чтобы она могла дать ему взбучку.
Он улыбнулся, словно читая ее мысли:
– Нынче я князь, а ты ведь не спишь с князьями, верно?
Она не ответила, а когда он оделся и вышел, она произнесла молитву на начало нового дня, сделала серию упражнений с саблями и съела быстрый завтрак.
И только тогда поняла, что он так и не сказал вчера, зачем пришел, – и не сказал нынче, вернется ли.
Глава 2
Прежде чем вплыть в залив, они бросили якорь в четверти мили от берега и съели ранний обед. Медленно, не спеша. Йнао настояла на остановке, чтобы – как заявила – никого не поймать врасплох. Некоторое время назад среди ка’хоон появилась мода на быстрые рейды вдоль побережья, а недоступность его лишь увеличивала у молодых воинов жажду пережить такого рода приключение. В конце концов, даже на самый отвесный клиф можно взобраться при помощи крюков и веревок. С того-то времени любой прибрежный клан наблюдал за океаном, и лучше было не подлавливать местных внезапным визитом.
Альтсин признал ее правоту. Правда, на мачте развевался знак ордена: две стилизованные ладони, охватывающие невидимый шар, но символ Великой Матери не гарантировал здесь полной безопасности, а стрела всегда быстрее слова. Лучше будет позволить себя заметить и подождать приглашения.
Оно пришло пополудни, когда на высокой скале появилась фигура, размахивающая желтым флагом. Девушка легонько улыбнулась:
– Можем плыть. Нам покажут вход в залив.
Называть «заливом» трещину в скале, которая заканчивалась водяным глазком шириной в несколько ярдов, – такое наверняка вызвало бы ухмылку у Близнецов Моря, но на Амонерии именно подобные места и выполняли функции портов. У этой конкретной дыры стены оказались отвесны, как стены крепости, и имелась лишь одна узкая и негостеприимно выглядящая тропка, ведущая наверх. Зато сам «залив» был снабжен чем-то вроде небольшого мола, выстроенного из вбитых в дно свай и нескольких досок, что давало понять: им пользуются не только в исключительных случаях визита неожиданных гостей. Йнао настаивала на том, чтобы и ей надеть монашескую сутану, пока они не убедятся, что повстречали членов дружественного, а не враждебного клана, а потому Альтсину пришлось брать на себя труд произвести хорошее впечатление.
Комитет по встрече состоял из трех мужчин: высокого для сеехийца старого воина в кожаном нагруднике, усиленном пластинками бронзы, и двух юношей в суконных рубахах, штанах и широких, вышитых сложными узорами поясах. У всех были копья, топорики и широкие ножи, а у воина еще и короткий лук и колчан со стрелами.
Альтсин слегка поклонился, стоя на раскачивающейся палубе:
– Приветствую благородных мужей из рода уверунков.
По-сеехийски такие обращения звучали удивительно формально. Но, по крайней мере, это было лучше, чем обмен ударами.
Старший приподнял брови и обнажил скрытые в усах зубы в чем-то, что должно было сойти за улыбку.
– Ты ждешь приглашения, монах?
– Верно. Жду. Чужаки, приходящие без приглашения, хуже врага. – Перед отплытием Энрох вбил ему в голову несколько принципов, и одним из них было: всегда жди приглашения хозяина.
Улыбка сделалась шире, а глаза хитро прищурились:
– Ты мудрый монах. Знаешь обычай. Последнего, кто поставил ногу на моей земле без приглашения, я протянул голого сквозь хлев, измазал в смоле и перьях, а потом прогнал сквозь крапиву. Он изрядно вопил и плакал. Ты об этом слышал?
– Правду сказать – нет. А что, крапива действительно была велика?
– Гигантская! – Мужчина вскинул руку над головой. – Вот такая, пожалуй.
– Говорят, крапива хорошо помогает при ревматизме.
– А, да. Я не слышал, чтобы позже тот на него жаловался. Впрочем, я вообще больше о нем не слышал, поскольку как-то он больше не появлялся у нас, чтобы проповедовать учение своей богини. А ты? Что привело тебя?
– Я кое-кого ищу. Воина, называемого Малым Кулаком, из клана Удрих.
Улыбка исчезла, губы сжались в тонкую полосу:
– Зачем?
Вор чуть зубами не заскрежетал. Колени, щиколотки и локти его опухли и были покрыты черно-зелеными синяками, у него болело в груди, а с правой стороны живота что-то кололо. Боль появилась вчера вечером, словно решив догнать остальное тело, и росла, и из-за этого, пожалуй, он и чувствовал раздражение. Большое раздражение.
– Естественно, чтобы поговорить. Для чего же еще встречаются люди?
– Зачем ты хочешь встретиться с ним, чужак? – Ладонь, стискивавшая копье, дрогнула, словно наконечник рвался к груди Альтсина. – Может, северным бабам и нравится трепать языком почем зря, но наши мужчины не любят тратить на это время.
Вор должен был почувствовать укол страха, поскольку слово «чужак» по-сеехийски слабо отличалось на слух от слова «враг». Но раздражение на этого пустоголового глупца, который решил кичиться собственной значимостью перед двумя молокососами, взяло верх над рассудком. Кроме того, боль все увеличивалась, и перспектива быть проткнутым копьем не выглядела такой уж страшной.
– Я слышал об этом. Но что у меня к нему за дело – это моя проблема. Если его не знаешь, скажи, и мы отчалим искать более гостеприимное место.
Теперь три пары светлых глаз таращились на него с берега, а три копья покачивались неуверенно.
– И как же зовут того воина?
– Не знаю.
Глаза старшего мужчины не по-хорошему сузились, наконечник копья чуть наклонился.
– Странное это имя, чужак.