– Пусти-и-и-и! – Голос всадника перешел в фальцет. Не имея возможности использовать кнут, надзиратель потянулся к висящей у седла сабле. – Пусти!!!
Его товарищ быстро подъехал и перехватил поднятую для удара руку. Был бледен словно мел.
– У тебя прекрасный конь. – Деана взглянула вверх, на лицо, на котором ярость смешивалась со страхом. – Какая это порода?
За ее плечами избитый мальчишка зашуршал по гравию, кашлянул и поднялся. Должно быть, он снова ухватился за жердь, поскольку она услышала, как из ведра вылилось еще немного воды.
– Если однажды ты заездишь его насмерть, битье кнутом не поможет ему встать и побежать дальше. Так делают только дураки. Ты дурак?
Он открыл рот.
– Нет. Молчи. Я сама догадаюсь. Ты вынул против меня оружие, хотя я даже не дотронулась до сабли. Стою так, что меня непросто ударить, а потому ты наверняка хотел только хлестнуть по руке, которой я держу узду. Ты уверен, что справился бы? Ты настолько быстр и уверен в себе? Может, попытаешься? Сейчас.
Подросток блеснул глазами, поджал губы, но даже не дрогнул. Вместо этого перевел взгляд за ее спину, и уголки рта его поползли вверх.
– Естественно. – Она погладила коня по ноздрям. – Это так просто. Я уйду, а ты за следующим поворотом замучаешь кого-нибудь из них насмерть. Потому что они увидели, что ты боишься ударить женщину, у которой в руках нет оружия. С другой стороны… я вижу твое лицо, и, пожалуй, несложно – в случае чего – будет тебя найти. Захоти я.
Топот копыт был слышен издалека. Сидящий верхом парень оглянулся через плечо, ухмыльнулся и выпятил грудь:
– Пусти.
– Нет. Я еще не услышала, какая это порода.
Они показались из-за коня подростка втроем. На белесых, как молоко, жеребцах, в кольчугах, прикрытых желтыми туниками, и в высоких шлемах с вуалью из кольчужной сетки. Они еще не тянулись к оружию, тяжелые луки и сабли не украшали их ладоней, но начинало становиться интересно. Деана почувствовала подъем, радость, словно сани дрогнул в ее груди и приготовился взорваться пламенем. Она поймала себя на том, что широко улыбается.
Три месяца она тренировалась только с тенью, в одиночестве, и вдруг открыла, что ей не хватает звона клинков. Она не собиралась никого убивать, скорее, хотела помериться силой с кем-то, скрестить оружие, найти подтверждение собственным умениям в битве… Словно кровь отца напомнила о своих правах.
И все потому, что истязаемый мальчишка ужасно похож был на Самия.
А может, потому, что Лавенерес не проведывал ее вот уже десять дней и ее переполнял… гнев? беспокойство?
Неважно.
Она почувствовала радостную дрожь при мысли о ждущем ее сражении.
Тем временем подросток, рьяно размахивавший кнутом, осыпал самого большого из воинов градом слов на языке, похожем на суанари, но которого Деана не знала. Может, и лучше: те несколько слов, что она почти поняла, привели к тому, что тальхеры стали оттягивать ее пояс.
Соловей прервал словоток движением руки, а потом развернулся и одним ударом снес подростка с седла. И даже не обернулся, когда тот грянулся о землю: подъехал к Деане и склонился в седле:
– Ты задерживаешь тренировку наших Птенцов, Деана д’Кллеан.
Проклятие, кажется, никакого развлечения не будет.
– Я тебя не знаю, – проворчала она тихо.
– Я был в караване князя. Тебя легко запомнить. А князь должен помнить приказы.
– Приказы?
– Когда ты покидаешь дворец, гонец летит к агири и передает, как ты одета. Все должны тебе помогать.
Это объясняло, почему у нее было столько свободы. Паучья нить из дворца тянулась за ней через весь город.
Она отпустила узду несчастного скакуна.
– Ваши тренировки изрядно… требовательны, – сказала она, чтобы прервать тишину.
Воитель покачал головой:
– Слабые Птенцы должны выпасть из гнезда как можно скорее. Но смысл этого испытания не только в том, чтобы отсеять золото от песка. Повернись и посмотри.
Она взглянула. Мальчишка, бывший в паре с тем, который упал, теперь тянул на плече бóльшую часть груза. Его товарищ поддерживал конец жерди, стискивая зубы и… плача?
– Эта тренировка должна научить их взаимодействию. Ассури горд и не желает помощи, но должен понять, что иной раз ее нужно принять. Как сейчас. Только помогая друг другу, они могут донести воду в агири. Помощь друг другу важна: в бою или в труде. Вы, иссары, знаете об этом лучше многих.
Он кивнул в сторону затененной стены, где лениво опирались о камень несколько воинов с заслоненными лицами. Раньше она их не заметила.
– А этот конь – оший. Порода, которую мы разводим сотни лет. Сильная и мощная. Я утолил твой интерес?
– Да.
Мужчина выпрямился и рявкнул что-то юноше, который оказался в седле, словно перенесенный туда чарами. Его ухо и щека начали подпухать.
– Соловьи ценят то, что ты сделала в пустыне, воительница. Но, если бы это были Телята Буйволов, могла бы пролиться кровь. Они не уступают никому и… не одаряют любовью Сына Огня. Не этого. Что-то готовится. Потому будь осторожна, смотри, против кого ты встаешь.
Колонна мальчишек побежала вперед, на этот раз без щелканья бича над их головами. А когда она снова взглянула в сторону стены, иссарам там уже не было.
Пробудил ее рев слонов. Чуть ли не всех, что были в Коноверине. Десятки животных раздирали ночную тишину мощным ревом, который, несмотря на изрядное расстояние от рощи, доносился до самого дворца. Неспокойно.
Дворец оживал, раздавалось движение в коридоре, хлопающие двери, топот сапог. Она вздохнула. Что бы ни происходило, оно поставило на ноги всех придворных. Но поскольку Деана не слышала звяканья оружия и не чувствовала дыма, то, пожалуй, речь не шла о вооруженном нападении или о пожаре.
Встать с постели и одеться заняло у нее какое-то время, поскольку она решила, что может не спешить. Если это не война и не огонь, то лучше бы варварской воительнице сохранить в себе оазис покоя. Беганье и вопли стоит оставить дворцовым мышкам. Потому Деана прошла уже пустым коридором и добралась до центральной части дворца, наткнувшись на возбужденную толпу, клубящуюся у каждого окна.
– Что происходит?
Спрошенная женщина – какая-то старшая дама двора, с волосами, что, несмотря на позднюю пору, были сколоты в высокую искусную прическу, – взглянула на нее настолько неприязненно, словно Деана бросила ей в лицо оскорбление. Фыркнула и повернулась к ней спиной.
Ну да. Суанари – не Язык Огня, и никто здесь не признается, что знает хотя бы слово из языка плебса. Но Деана была невыспавшейся, раздраженной и все еще злой на то, что свобода ее оказалась настолько иллюзорной, к тому же она вдруг поняла, что впервые в жизни кто-то чужой на нее фыркает и отворачивается, словно от служанки.
Тальхер выскочил из ножен, описал две короткие дуги, и черные словно вороново крыло волосы дворянки рассыпались свободными прядями. И не успело несколько из них упасть на мраморный пол, как сабля вернулась на место.
Дама пискнула, подняла руки к голове, взглянула вниз, издала не то вскрик, не то стон – и потеряла сознание.
Вдруг около окна сделалось куда свободней. Почти пусто. Деана медленно подошла, осторожно минуя лежащую женщину, и выглянула наружу.
Парк перед дворцом, освещенный сотней ламп, медленно заполнялся людьми: придворными, стражей в желтых одеждах, слугами, но больше ничего интересного не происходило. Только через миг-другой она заметила, что все смотрят в одну сторону. На массив Храма Огня.
И когда кто-то поднял одну из шелковых стен, заслоняющих это место, раздался хоровой стон, а ноздри Деаны наполнил запах гари. Под куполом пульсировало сияние, билась задымленная краснота, словно кто-то сильный раздувал меха прямо в очаг кузницы самого Агара. Всякое дыхание сопровождал рев слона.
Толпа перед дворцом заклубилась, разделилась, выплевывая из себя отряды Соловьев, окружающих паланкин. Ей не было нужды угадывать, кого они везут. Когда Око призывает, Дитя Огня должно повиноваться.
Храм поглотил небольшую процессию, а стена расписного материала опала, отрезав внутренности его, словно дверцы гигантской печи.
Деана прождала подле окна почти до полуночи, даже не заметив, когда за ее спиной забрали сомлевшую придворную даму или когда бóльшая часть обитателей дворца вышла наружу. Слоны завершили свой концерт через час, что позволяло допустить, что Око успокоилось, но за это время площадь перед храмом заполнилась толпой, едва ли не большей, чем та, что встречала своего спасенного князя.
Наконец паланкин появился на ступенях, и при виде его тысячи глоток исторгли громкий рев. Но Лавенерес не показался своему городу, и Деана с перехваченным горлом смотрела, как воины оттесняют людей, а паланкин быстро направляется в сторону дворца.
Впервые после прибытия в Коноверин она испугалась.
Когда Деана возвращалась в свою комнату, все, кто замечал, как она держит ладони на рукояти сабли, сходили с ее дороги.
Стук в дверь был тихим, несмелым: словно грызун пытался процарапать себе путь внутрь. Деана открыла с тальхером в руке, хотя и догадалась, кто стучит.
Был он бледен, глаза запали, а кожа нездорово поблескивала потом. Дышал мелко и покачивался на ногах, но, когда один из сопровождавших его слуг ухватил его за плечо, отогнал его нетерпеливым гневным жестом.
Она впервые видела в Лаверенесе такой гнев. Дикий, на грани безумия.
Ввела его внутрь, закрыв дверь перед носом слуг, и силой посадила за стол. Он не говорил ничего, только потянулся вперед, нащупал знакомые формы хрустального графина и присосался к нему.
Пил жадно, быстро, наклоняя посудину так, что вино потекло ему на грудь.
Раскашлялся, брызгая золотым напитком на стол.
Деана притронулась к его руке. Он горел, как тогда, когда они въехали в город, а он впервые зашел в Око. Все глупые упреки по поводу того, что он давно ее не проведывал, вдруг показались ей жалкими и несущественными. Молча она провела его к ванне, стянула липкую от пота и вина одежду и помогла сойти внутрь.