– Авендери. – В голосе мужчины они услышали набожный страх.
Она его поймала. Поймала его телом и душой.
– Но что-то случилось. Что-то пошло не так, как должно бы. Я расскажу тебе, что именно. И скажу, что ты должен делать, чтобы исполнить волю Реагвира.
Глава 9
Утром Деана вырвалась из дворца. Должна была. Звуки, сопровождавшие въезд избранниц Варалы в Дом Женщин, наполняли ее вены льдом. Никогда в жизни она так страстно не желала кого-то убить. Хоть кого-нибудь.
Испуганная невольница сопровождала ее до самого выхода. Там Деана отослала служащую в комнаты, обещая, что сообщит ей, как только вернется. Девушка лишь низко поклонилась и исчезла, прижимая ребенка к груди.
Город продолжал жить войной в далекой северной стране, но Деана слушала все это краем уха. В этот момент ее больше интересовали поиски первого каравана, готового отправиться через пустыню. Если они хотели избавиться от ее присутствия во дворце – она им поможет.
Когда она приближалась к караван-сараю, дорогу ей вдруг загородила странная конструкция. Ящик длиной в двенадцать футов, который несла дюжина мускулистых юношей, одетых лишь в набедренные повязки и сандалии.
Паланкин поставили перед ней, а один из носильщиков низко поклонился и сказал:
– Моя королева имеет честь пригласить тебя к себе, госпожа.
Деана медленно отпустила рукояти сабель. Вся эта сцена была нереальной. Стоящий на львиных лапах, с резными цветами и птицами паланкин, чьи внутренности скрывались от взглядов за густыми муслиновыми завесами. Атлетические молодые мужчины с кожей, натертой ароматическими маслами. Приглашение, произнесенное на чистейшем меекхе.
Если и существовал какой-то способ ее заинтересовать, то любого из них хватило бы. По крайней мере отвлечется от дворца.
Внутри она сразу поняла, отчего для передвижения ящика использовалась дюжина носильщиков. На атласных подушках, потонув в волнах белоснежного шелка и кружев, полулежала самая большая женщина, какую Деана видела в своей жизни. Не толстая, а именно большая. Была у нее черная, словно ночь, кожа, блестевшая от благовоний, высоко подобранные волосы, фигурная шея и красивое, по-настоящему красивое лицо. Высокие скулы, крупный рот, правильной формы нос и глаза – большие, миндалевидные, яростно мрачные и гордые. И только рост портил этот идеал. Семь футов? Может, даже больше – непросто было оценить, но, несомненно, доведись им встать рядом, Деана едва бы доходила ей до плеча.
– Мои предки происходят из Оммален на самом краю Бахийской равнины. – Женщина, похоже, привыкла к тому, что люди меряют ее удивленными взглядами. – Племя уарви нагс известно тем, что тех его людей, в ком рост меньше шести футов и четырех дюймов, изгоняют как карликов. Это народ воинов и охотников, выслеживают они слонов, муалаков и тяжелорогих гаву, а равнинные львы – трофеи, которые наши юноши и девушки добывают на свое пятнадцатилетие. Племя мое славится еще, – добавила она с легкой улыбкой, – красотой своих женщин.
Черная ладонь высунулась из-под шелков и легонько коснулась руки Деаны.
– Тут встретились два конца мира. Дочь Севера и дочь Юга. – Незнакомка блеснула ослепительной улыбкой. – Приветствую тебя в моем городе, воительница.
Деана уселась на другом краю паланкина. Странное приглашение, рассчитанное на то, чтобы ее заинтриговать, странное приветствие, странная ситуация. Ей пришлось полулежать, а это было неудобно для защиты, а потому она передвинула ножны вперед.
– За Анаарами и горами Вопля – немалый кусок мира, – ответила спокойно Деана.
– Верно. Но разве в твоих венах не течет и кровь Меекхана? Так я слышала.
Хрустально звякнуло, и в руках женщины засверкали два резных бокала, наполненных жидким светом.
– Выпьешь со мной? За встречу Севера с Югом.
Деана приняла бокал, не слишком-то понимая, как эта женщина представляет…
Черная повязка решила проблему.
– Странно. У меня в афраагре это я была девушкой с Юга.
– Вот видишь. Стоит пройти половину мира, чтобы все перевернулось с ног на голову. Я не слышу, чтобы ты пила…
– С незнакомкой? Нет. Ты знаешь, кто я, похоже, знаешь мое имя и происхождение. Я не знаю ничего. Представься.
– Ох. Решительна и непосредственна. Вкус северных гор, населенных суровыми, безжалостными воинами. Это так по-варварски и… воодушевляюще. Да. Это хорошее слово, чувствую, что сегодня на ночь возьму себе двух, а может, и трех любовников. А ты?
Деана заскрежетала зубами. Эта женщина знала слишком много.
– День, чья важность станет измеряться числом мужчин между ногами, даст мне понять, что пора умирать.
– Ох. Зло и вульгарно. Это уже вкус улицы… нашей улицы, с легким привкусом дворцовой мишуры. Ты напиталась Коноверином, моя дорогая. Прекрасно.
Женщина легко и изящно поклонилась, прикладывая ладонь к сердцу:
– Я Деменайя, Королева Рабов и Первая Жрица Служанки. А ты спасла жизнь нашего князя, за что я тебе искренне благодарна. Без него воцарился бы хаос.
Деана приоткрыла экхаар и глотнула вина. Последний раз она пила такое на спине княжеского слона. Похоже, титул Королевы Рабов был связан с определенными выгодами.
– Хаос?
– Хаос. Снижение цен. Люди, не уверенные в будущем, превращают имущество в золото и драгоценные камни, потому что проще спрятать мешочек с бриллиантами, чем плантацию ванили с двумя сотнями невольников. Цены падают, а дешевый товар мало чего стоит. Старики, больные и дети попадают в рудники, в проклятые штольни, выложенные костями невольников, молодые мужчины становятся любовниками моря, гребя на галерах, пока сердца их не разорвутся от усилий, женщины… по-разному. Для аувини и кайхов хаос – это смерть или кое-что похуже.
– А для амри?
– Амри ценны как… породистые кони. Попадают на рынок рабов в крайнем случае, но хаос может затронуть и их.
– А ты? Чья, собственно, ты королева?
Деменайя замерла с бокалом, поднесенным к губам.
– А что, меекханский император владыка только для дворянства? Или только для купцов? Грязные и пепельные под моей опекой так же, как и домовые. Если моя опека что-то значит для людей, которые суть вещи.
– Человек – это не вещь…
– У вас, иссарам, нет рабов, и вы ими не торгуете…
– …пока кто-то сам не выберет такую роль, – закончила Деана.
На губы черной женщины выплыла презрительная, холодная улыбка:
– Ага. Мудрость народа, что воспитывает своих детей для битвы с того времени, как они только начнут самостоятельно ходить, и для которого смерть, как я слышала, лишь отдых от трудов и тягот жизни. Если правда то, что говорят о ваших горах и пустынях, то ничего странного, что вы приветствуете смерть с такой радостью.
Она покрутила вино в руках, каким-то чудом не пролив ни капли.
– Попробуй в будущей жизни родиться обычной селянкой или пастушкой, что живет на границе с пустыней. Пусть торговцы людьми похитят тебя и увезут за сотни и тысячи миль от дома, в мир, который тебе неизвестен. Ни его языки, ни законы, ни обычаи. По пути другие невольники научат тебя, что нет такого, как солидарность обиженных, мужчины станут тебя насиловать, женщины вырвут у тебя последний кусок хлеба из слабеющих пальцев. – По мере того как она говорила, с лицом ее происходило нечто странное, появляющиеся морщинки добавляли ей лет, губы суживались, искривленные в горькой гримасе. – А когда ты наконец попадешь в место предназначения – в тысяче, двух, трех тысячах миль от дома, без семьи и друзей, то, прежде чем ты обучишься их языку и начаткам обычаев своих новых господ, у тебя уже есть потомство, а если повезет тебе с одним мужчиной – то и этот мужчина в качестве мужа, у тебя есть собственный угол, обязанности, которые тебе нужно выполнять, дети, и ими приходится заниматься, рассчитывая, что за хороший и верный труд твой господин не станет их продавать. Или, по крайней мере, не продаст всех. И все. Ты не сбежишь, забрав с собой детей, не бросишь их на волю судьбы, твой мужчина, если он настоящий мужчина, не убежит и сам, бросив семью, потому что обычная кара – это продажа жены и детей беглеца на рудники. И попытайся тогда что-то выбрать.
Вино в последний раз закружилось по стенкам бокала и исчезло во рту у Деменайи.
– На большинстве плантаций хозяева позволяют рабам создавать семьи – а то и приказывают так поступать, поскольку подобные оковы лучше железных. И я уверяю тебя, что это не моя история, я родилась уже как дочь невольницы, но выслушала слишком много таких рассказов, чтобы не фыркать презрительно над мудростью дикарей, которые представляют себе мир черно-белой мозаикой.
Молчание опустилось между ними как тяжелая шерстяная завеса.
– Ты ведь немного знаешь об иссарам, верно?
– Больше, чем ты о невольниках.
– Не стану ссориться. – Деана допила вино и поправила экхаар. – Можешь снять повязку.
Из-под материала блеснул разъяренный взгляд. Она не стала слишком переживать.
– Собственно, зачем ты меня пригласила? – спросила спокойно Деана.
– Чтобы показать тебе… определенные вещи. Если у тебя найдется время.
Найдется ли у нее время? Это – или возвращение во дворец. Она коротко рассмеялась и махнула рукой. Показывай.
Деменайя выстучала по стенке паланкина короткий ритм. Двенадцать пар сильных рук подняли резной короб. Процессия двинулась.
Несколько долгих минут они молчали, и, когда Деана уже поверила, что молчание заполнит все их путешествие, королева привлекла ее внимание громким вздохом:
– Прошу прощения. Я не должна так относиться к гостю. – Она протянула обе руки в ее сторону и медленным движением сложила их на своей груди, вежливо склонила голову: – Прими извинения и не сердись, говорили через меня боль и печаль.
Даже самый большой циник не усмотрел бы в том и следа издевки.
– Твои слова… о том, что человек сам выбирает роль невольника… вещи. – Ладони Деменайи переплелись на груди. – Это любимое утверждение всех владельцев, торговцев и охотников за рабами. Незачем их жалеть, раз уж такова судьба. Они хуже нас, глупее, у них меньше характера, они просто предметы, одаренные умением говорить. Собственно, они должны быть нам благодарны. Если уж они позволили надеть на себя оковы, то, видно, они сами того хотели. Они полезны только для простой, тяжелой работы: выплевывать легкие в рудниках, гнить живьем на болотах, умирать под тяжестью мешков с пряностями, убивать друг друга на аренах на потеху толпе.