Из того, что говорилось в те дни, ясно: ни у кого не было подлинно революционных планов. Люди на баррикадах были простыми рабочими, членами СНТ, кое-кто был и из УГТ, никто из них не собирался свергать правительство, они просто противостояли тому, что считали – правильно или неправильно – нападением жандармов. Их действия носили преимущественно оборонительный характер, и я сомневаюсь, можно ли такое назвать восстанием, как делали почти все иностранные газеты. Восстание предполагает агрессивные действия и тщательно подготовленный план. Скорее уж это был мятеж, пролилось много крови: у обеих сторон было оружие и желание применить его на деле.
Но какие были намерения у каждой из сторон? Если у анархистов не было цели совершить coup d’état, то, может, она была у коммунистов – не планировали ли они одним ударом выбить власть у СНТ?
Лично я в это не верю, хотя некоторые вещи настораживают. Показательно, что нечто подобное (захват телефонной станции вооруженными жандармами с ведома властей Барселоны) произошло в Таррагоне двумя днями позже. И в самой Барселоне нападение на телефонную станцию не было изолированным актом. В разных районах города отряды жандармов и сторонников ПСУК захватывали здания в стратегически важных пунктах, если не до начала боев, то с удивительной поспешностью. Нужно помнить, что все это происходило в Испании – не в Англии. У Барселоны долгая история уличных боев. В таких местах все вспыхивает моментально, группировки наготове, все хорошо знают улицы города, и потому, когда начинается стрельба, занимают свои места как по сигналу тревоги. Вероятно, люди, ответственные за нападение на телефонную станцию, ожидали беспорядков – но не в таком масштабе – и были готовы с ними справиться. Но из этого не вытекает, что планировалась генеральная атака на СНТ. Я не верю, что какая-либо из сторон готовилась к тяжелым боям по двум причинам.
1. Никто не вводил в Барселону войска заранее. Бои шли между теми, кто тогда находился в городе, – гражданскими и полицией.
2. Почти сразу ощутился недостаток продовольствия. Кто служил в Испании, знает: единственное, что испанцы делают хорошо в военное время, – это досыта кормят армию. Невероятно, чтобы, готовясь к неделе или двум уличных боев и всеобщей забастовке, ни одна из сторон не запаслась продовольствием.
И наконец – кто был прав и кто виноват в этой истории?
В иностранной антифашистской прессе была поднята большая шумиха, но, как обычно, была выслушана только одна сторона. В результате бои в Барселоне представили как восстание вероломных анархистов и троцкистов, «всадивших нож в спину испанскому правительству», и так далее в том же духе. Но все было не так просто. Конечно, когда идет война со смертельным врагом, надо избегать ссор и соперничества в своем лагере, но стоит помнить, что для ссоры нужны двое, и люди не начинают строить баррикады, пока не видят того, что принимают за провокацию.
Начало волнениям действительно положил приказ правительства о сдаче оружия анархистами. В английской прессе это прозвучало так: Арагонский фронт отчаянно нуждался в оружии, но анархисты повели себя не патриотично и не сдали оружие. Такое заявление говорило о полной неосведомленности в испанских делах. Все знали, что анархисты и ПСУК запаслись оружием, и, когда в Барселоне разгорелись бои, стало ясно: оружия у каждой стороны много. Анархисты не сомневались: даже если они сдадут оружие, ПСУК, главная политическая сила Каталонии, оставит свои запасы при себе, что и произошло, когда бои отгремели. А тем временем «стоящие вне политики» жандармы разгуливали по улицам с изрядным количеством оружия, которое пригодилось бы на фронте, но держалось в тылу. А подспудно тлели непримиримые противоречия между коммунистами и анархистами, которые рано или поздно обязательно должны были вспыхнуть. С начала войны испанская коммунистическая партия значительно увеличилась в числе и стала, по сути, основной политической силой в стране. Кроме того, в Испанию приехали тысячи коммунистов из других стран, многие из которых открыто говорили о намерении «покончить» с анархизмом после победы над Франко. В таких условиях трудно было ожидать, что анархисты сдадут оружие, завоеванное ими летом 1936 года.
Захват телефонной станции был всего лишь спичкой, поднесенной к пороховой бочке. Инициаторы, возможно, даже не догадывались, какие последствия могут быть у этого шага. Говорили, что несколькими днями раньше Компанис, каталанский президент, сказал, смеясь, что анархисты все «скушают»[48]. Шаг этот, несомненно, был неразумным. После него в течение нескольких месяцев в разных частях Испании происходили вооруженные стычки между коммунистами и анархистами. Крайне напряженная ситуация сложилась в Каталонии и особенно в Барселоне, что привело к уличным стычкам, убийствам и так далее. Внезапно по городу распространился слух, что некие вооруженные люди атаковали здания, захваченные рабочими во время июльских боев и ставшие для них символом победы. Нужно помнить, что рабочие никогда не испытывали любви к так называемой гражданской гвардии – жандармам. В течение многих поколений гвардия была исполнительницей воли помещика и хозяина, а гражданскую гвардию ненавидели вдвойне, потому что подозревали (и не без основания) в сочувствии фашистам[49]. Возможно, чувства, которые вывели народ на улицы в первые часы беспорядков, были сродни тем, что побудили людей оказать сопротивление мятежным генералам в начале войны. Можно поспорить, должны были рабочие из СНТ сдать телефонную станцию без сопротивления или нет. Здесь все зависит от того, как относиться к централизованному управлению и к народному контролю. Уместнее всего ответить так: «Да, вероятнее всего, члены СНТ были правы. Но ведь шла война, и они не должны были затевать драку в тылу». С этим я согласен. Внутренние беспорядки шли Франко только на пользу. Но что спровоцировало столкновение? Дело даже не в том, имело ли правительство право на захват телефонной станции, – в той обстановке эта попытка непременно привела бы к столкновению. Решение о захвате было провокационным, оно как бы говорило: «Ваша власть кончилась – она переходит к нам». Странно было ждать чего-то другого, кроме сопротивления. Если взглянуть на ситуацию трезво, становится ясно, что вина не лежала – да и не могла лежать – только на одной стороне. Это произошло по той причине, что испанские революционные партии не имели возможности высказать свою точку зрения в иностранной прессе. Что, например, до английских изданий, пришлось бы переворошить кучу газет, чтобы найти статью, в которой положительно отзываются об испанских анархистах на любой стадии войны. Их постоянно критиковали, и я знаю по собственному опыту, что было практически невозможно заставить газеты напечатать что-нибудь в их защиту.
Я пытался воссоздать объективную картину барселонских боев, хотя вряд ли возможно в таких вещах быть полностью объективным. Каждый вынужден принять чью-то сторону, и понятно, на какой стороне был я. Неизбежны и какие-то неточности в фактах – не только здесь, но и в других главах книги. Трудно быть точным в описании гражданской войны в Испании из-за отсутствия документов, лишенных пропагандистской направленности. Поэтому я заранее предупреждаю о моей предвзятости и возможных ошибках. И все же я старался как мог писать честно. Мое описание событий резко отличается от того, какое дается в иностранной, и особенно коммунистической, прессе. Нам придется рассмотреть коммунистическую версию, потому что она публиковалась во многих изданиях в разных частях света, часто пополнялась новыми подробностями и признана наиболее вероятной.
В коммунистической и прокоммунистической прессе вся вина за барселонские бои возлагалась на ПОУМ. Эти бои представлялись не стихийным порывом масс, а сознательным, заранее спланированным, противоправительственным мятежом, подготовленным ПОУМ с помощью «сбитых с толку неустойчивых элементов». Более того, это подавалось как фашистский заговор, осуществленный по приказу франкистов, с целью разжечь гражданскую войну в тылу и таким образом связать руки правительству. ПОУМ называли пятой колонной Франко – троцкистской организацией, работающей рука об руку с фашистами.
Вот что писала «Дейли уоркер» от 11 мая:
У немецких и итальянских агентов, съехавшихся в Барселону якобы для подготовки пресловутого «Конгресса Четвертого Интернационала», была другая цель.
С помощью местных троцкистов они должны были вызвать в Барселоне беспорядки и кровопролитие, что послужило бы поводом для Германии и Италии заявить, что они «не могут осуществлять полноценный морской контроль за каталонским побережьем из-за беспорядков в Барселоне и вынуждены высадить воинские части на берег».
Другими словами, создалась ситуация, при которой итальянское и немецкое правительства могли приказать своим наземным частям или морской пехоте высадиться на каталонском побережье для «обеспечения порядка».
Подходящим инструментом для выполнения этого приказа была троцкистская организация под названием ПОУМ.
ПОУМ, действуя совместно с хорошо известными криминальными элементами и некоторыми введенными в заблуждение анархистами, спланировала, организовала и возглавила мятеж в тылу, постаравшись, чтобы он совпал с наступлением фашистов на Бильбао.
Далее в статье бои в Барселоне назывались «вооруженным нападением ПОУМ», а в другой статье в той же газете говорится: «Сомнений нет, ответственность за бойню в Каталонии лежит на ПОУМ».
«Инпрекор» от 29 мая пишет, что «все строители баррикад в Барселоне были членами ПОУМ, получившие от партии такое задание».
Я могу продолжать цитировать дальше, но и так все ясно. Всюду одно и то же: ПОУМ целиком за все в ответе, и ПОУМ действовала по фашистской указке. Дальше я приведу еще несколько отрывков из коммунистической прессы: они настолько противоречивы, что ровным счетом ничего не значат. Но прежде имеет смысл назвать несколько причин, доказывающих априори, почему майские бои никак не могли быть фашистским