Как видишь, письмо получилось большое. Нельзя сказать, что оно полностью хорошее. Но оно и не плохое. Оно, главное, справедливое. Ссориться с тобой я не намерен. Я честно высказался до конца, чтобы к этому не возвращаться. И я свое слово сдержу. Я прошу тебя помочь мне не продуктами, а своими советами, как что делать, чтобы мне не сдохнуть, чтобы мне не ломать голову, как и что варить из: гороха, овсяной крупы и других продуктов, что ты знаешь и можешь рекомендовать. Сегодня я живу, можно сказать, впроголодь. Сообщи, как варить мясо. Сейчас у нас плохо. Но, может быть, будет лучше. Все твои советы приму как должное и буду благодарен. Сейчас это для меня главный вопрос. Твой вопрос о сельскохозяйственном календаре остается открытым. Говорить об этом еще рано, не дошло время.
До свидания, сестра! Будь здорова. И последнее. Не подымай старого. Было — прошло. Я, например, не оправдываюсь, а объяснил все то, что вынудило меня на конфликт. Более того, зная твой характер ставить точки над «И» — заранее говорю — не надо. Давай дружить и жить мирно. Оправдываться ни к чему. Ты меня не убедишь, что ты неповинна и чиста, як ангел.
Будь здорова. Жду твоих нужных мне советов по хозяйству, по кухонным делам. Мой большой привет Гале, Ире и Саше. Собираюсь послать книги.
Датируется по содержанию — это июль 1982-го, мы с отцом путешествуем где-то на озерах, Галка в санатории. На двух примятых канцелярской скрепкой осьмушках писчей бумаги, твердым почерком моего деда: «Листок из дневника». Речь идет, как станет потом понятно, о моей маме.
У меня как у человека с развитым чувством личной ответственности в ожидании прихода моего более чем родного человека была до 4-х часов сегодняшнего дня проделана большая работа по приведению квартиры в достойный вид. Сегодня эта работа была продолжена, чтобы можно было принять его не краснея, несмотря на то что я человек мужского рода, а не женщина, имеющая опыт и умение. Она тоже заняла много времени и отняла много сил. Но я был уверен, что усилия окупятся и мне было бы не стыдно принять его у себя.
Дело было сделано. Но… Впустую.
Друг не явился.
Кого так ждали, ради кого утром ходили туда, сюда, старались, чтобы встреча была обставлена наилучшим способом…
А он — упомянувший про понедельник, как про день, когда можно ему будет выполнить свое желание —
…не явился.
Она очевидно не признает таких отношений, какие были созданы и взаимно поддерживались между женщиной, любившей «Овода» и ее просто другом без кавычек, который фигурирует в книге как врач… который любил ее, заботился о ней и ничего не требовал от нее взамен. Она это знала и была ему как друг, товарищ… и даже искренне благодарна
Николай Степанов — дочери в подмосковный санаторий, 13 июля 1982 года. Он никогда не скажет прямо о характере ее болезни.
Здравствуй моя любимая родная доченька Гальчуня!
Привет тебе, привет! «Пусть струится над твоей избушкой тот вечерний несказанный свет» (из С. Есенина). Несказанно рад твоим двум письмам, что я получил сегодня. А по правде — вставал утром после плохой ночи с переживаниями скверно, считая себя последним неудачником, которому не везет в жизни, и не потому, что я чью-то «овцу» съел, а потому что шкурой «сер». И вдруг, получая газеты сегодня, мне два письма и оба твои.
Большое спасибо, родная! О том, как я живу, писать тебе много не напишешь, т. к. это невыразимое состояние, которое можно только чувствовать душой, невысказываемое. Что ж поделать, коль надо все это пережить, перечувствовать в себе. Об этом никому не расскажешь, даже близким и своим людям. Где им, молодым, понять, чем они могут помочь… Ничем. Могут даже не сказать вслух, а только подумать «привередничает старый от ничегонеделанья». Поэтому все это и носишь в себе как личный груз. Вчера я ждал нашу Наташу (мою маму, Наталью Степанову. — М. С.) к нам в понедельник. Настроился на эту встречу — она хотела помыться, у нас все еще идет горячая вода. Сидел дома, был день торжества солнца, приготовил, чтобы чем-то можно было угостить своего человека… Походил, побегал. Да плюс к этому решил свою квартиру к ее приходу привести в божеский вид… Я-то уже присмотрелся к этому виду, а она-то нет. И, чтобы она не подумала ничего плохого о «дедушке», я в ночь с воскресенья на понедельник развил деятельность такую, что лег в четвертом часу утра. Но этого мне показалось мало. И половина понедельника у меня ушла дополнительно в этом направлении. И нет ничего хуже, как ожидать своего человека. Но молодость осталась сама собой. Кому какое дело до моих хлопот, а главное — до переживаний, ожиданий… Кто поймет! До кого все это дойдет. Может быть, и дойдет все это, переживанья, ожиданья и т. п., но — вряд ли. У всех молодых свои представленья, свое понимание жизни и ее красоты. Вот так-то, родная моя. Всего этого для одного человека, легко травмированного, многовато. Ну что ж сделаешь. Такова уж, видно, наша доля, наша участь глотать все то, что дает жизнь. И ко всему этому, беда в том, что даже обижаться не на кого. Приходится обижаться на самого себя. Вот тут-то и больно. Оказывается, что я ошибся. В ком? В человеке, мне близком и даже родном.
Ничего, Гальчуня дорогая. Твой Батя оптимист и живет надеждой. А когда она у меня иссякает, я иду к Бабане (домашнее прозвище бабушки Доры. — М. С.) и жалуюсь ей на человеческую несправедливость и за ее мудрую поддержку, сочувствие дарю ей цветы. Это мне очень помогает. Последний раз я был на дорогой нам с тобой могиле 9-го числа этого месяца, и это посещение принесло мне удовлетворение.
Прошу тебя не беспокоиться обо мне. Я не только живой, но еще и здоровый, может быть, силою уже не так богат, как раньше, но ничего во мне не болит, не гложет, не стонет. Будущей зимой снова стану на лыжи. Да, к слову сказать… На днях мне звонила Таня Родионова (не знаю ее отчества — прошу, напиши в своем ближайшем письме) и сообщила, что она переехала от нас на др. квартиру. Если тебе нужен будет адрес, я его тебе напишу. А может, она тебе сама напишет, по ее просьбе я ей сообщил твой. Вот так. В своем разговоре она упомянула про одну нашу встречу в лесу на лыжах. Да это была и не встреча двух друзей или знакомых, а она только видела, как я шел махом (т. е. быстро) в тот момент, когда я прошел, не видя ее, мимо по своей лыжне в то время, когда она сама выходила к ней сбоку. Когда я ее спросил, почему она меня не окрикнула, она сказала: мне не хотелось прерывать ваш такой сильный бег.
Ну вот, кажется, и все. От Миши нет ни слуху, ни духу. До сих пор я при встречах с ней (моей мамой. — М. С.) пытаюсь ее успокоить в отношении погоды, что такие дожди, ливни, да еще и с градом, это, может быть, только у нас… Но все-таки она беспокоится и это понятно. Сего дня у нас партсобрание.
Ну вот и письмо тебе, моя радость, ответное на твои два готово. Еще раз спасибо тебе за него. Оно мне, по-честному говоря, пришлось по душе весьма кстати и явилось для меня «как солнца луч среди ненастья», слова помню, но не знаю, откуда они.
Еще раз СПАСИБО. Будь здорова и обо мне не тревожься, не беспокойся. Лучше гуляй, отдыхай, набирайся сил. Обнимаю тебя крепко, крепко.
Николай Степанов — дочери Галине в подмосковный санаторий, 14 июня 1982 года.
Добрый день! Родная моя доченька Гальчуня! Спешу тебе написать все то, чем я богат, какие новые события произошли за этот короткий отрезок времени по нашему клану. А они произошли и ты их должна знать, чтобы не волноваться.
Я сегодня искал по телефону Наташу, чтобы согласовать с ней мой приезд на Банный переулок после работы. Дело в том, что вчера она все же пришла к нам к вечеру, чтобы помыться. У них горячей воды до сих пор нет, и, как я думаю, не скоро будет. Я помню год или два тому назад, когда мы у себя месяца полтора уже пользовались теплом, и у нас в кооперативе жили в тепле — у них же отопление дома началось спустя два — два с половиной месяца. К моему большому удовольствию, она вчера помылась и осталась очень довольна. А я тем более. Я боялся думать, что она меня стесняется, поэтому и не сразу дала согласие… Но все обошлось как нельзя лучше. Она была довольна, а я тем более. У нас стоит вот уже несколько дней жара, до 30 градусов. И ходить, не помывшись в ванне — это непорядок. Так что она и я теперь ходим довольными. Считаю, что вопрос с бан ей решен хорошо. К этой встрече я постарался, в честь ее, подготовиться. Случайно мне удалось купить у метро у хозяйки удивительно крупные ромашки садовые, которые ей очень понравились. Я предложил ей их забрать вечером, но она отказалась от такого решения вопроса.
Теперь о более важном вопросе, который ее сильно беспокоил. Вопрос этот, ее переживания и беспокойство, состоит в том, что она до сих пор не знает, что делается у Миши и Маши: так где они проживают временно в палатке? Я очень хорошо понимаю ее положение — ничего не зная о своих любимых… Особенно при такой погоде, как у нас, за исключением 3-х дней солнечной погоды. И когда сегодня я попытался поговорить с ней по телефону, то не смог. Ее сослуживица, очевидно очень душевная женщина, узнав, кто я для Наташи, мне сообщила, что сама Наташа ушла по делам в институт, но что она до своего ухода из учреждения поговорила с Мишей по телефону (он ее вызвал), и оказалось, что у них двоих все в порядке, как у Форда на заводах. Вот этому сообщению хорошей, умной женщины я был очень доволен. Наташа теперь сможет снять с себя тяжесть неизвестности и быть спокойной за двоих. Я очень рад, что она будет сама собой без волнений и нервотрепки. Это даже и для меня большая радость.
Сегодня я постараюсь у нее быть после работы и отвезти ей букет больших ромашек, которые ей пришлись по вкусу своим видом. Мне удалось сегодня у другой женщины купить такие же большие, но не такие красивые. Вчерашние я отдам ей (если придется), а себе оставлю, что купил сегодня. Пусть любуется ими у себя дома, имея приятное сообщение от своих близких родных. За нее и я даже чувствовать себя стал лучше, как услышал, что у Миши все в порядке. Успокойся и ты, если переживала от неизвестности.