Поэтому повстанцы из аристократов, не желавшие принимать участие в готовившемся восстании, употребляли все меры, чтобы отмежеваться от заговорщиков и не попасть с ними в отправлявшиеся по каторжным заводам и на работы партии, а, сгруппировавшись отдельно, пойти в Усольский солеваренный каторжный завод, где уже находились тоже повстанцы из бывших привилегированных лиц. Они, действительно, и попали все на Усольский завод, а самая большая партия повстанцев, принимавшая участие в заговоре, решила записаться на работы по прокладке нового кругобайкальского тракта и пойти туда. Третья партия, состоявшая из сочувствующих плану восстания, пошла в Александровский винокуренный каторжный завод.
Общий режим на каторжных заводах для каторжан тогда был суровый, с обязательными работами. Режим этот особенно усилился с прибытием из Иркутска большой партии каторжан-повстанцев. Начальник конвойной команды полковник Клейн и помощник его поручик Вессельрот-фон-Керн, специально прикомандированный к конвою для политических польских преступников, принимал все меры, чтобы стеснять жизнь повстанцев. Он ограничивал их в пище и переписке и тем самым лишал их возможности продолжать организацию восстания и отчасти способствовал тому, что оно вспыхнуло внезапно и не было поддержано теми повстанцами из других тюрем, которые выразили раньше согласие принять в нем участие.
Восстание поляков на новом кругобайкальском тракту началось совершенно неожиданно для всех, как для администрации, так и для населения; поэтому, когда 26 июня, в 10 часов утра, прибыл в Иркутск нарочный к губернскому воинскому начальнику с рапортом прапорщика Важеева о начавшемся восстании, и, когда от него по Иркутску распространились слухи об этом чрезвычайном возмущении поляков, то весь город сильно встревожился. Население его начало толпами высыпать на улицы и вести разговоры об этом сенсационном известии, а слухи все росли и увеличивались, и уже через час-два передавалось по городу, что находящиеся в разных местах Сибири на поселении и в каторжных заводах поляки перебили все начальство и, вооружившись ружьями и пушками, идут на Иркутск, Читу и другие крупные города Сибири, чтобы захватить их в свои руки… и что усмирить их уже нет никакой возможности!.. Слухи эти, ежечасно увеличивавшиеся и росшие, как снежный ком, распространились среди иркутского и окружного населения и вызвали страшную панику.
В два часа пополудни из Иркутска отправился за Байкал отряд из восьмидесяти нижних чинов и двух офицеров под начальством командира батальона майора Рика. До Лиственичного они были довезены на почтовых, а через озеро Байкал в Посольск доставлены на пароходе Хаминова, предоставленном им в распоряжение военного начальства ввиду необычайных событий.
Двадцать седьмого июня, ночью, в два часа, к начальнику военного штаба прибыли два ямщика, бежавшие из плена от поляков и пробравшиеся со станции Выдриной на лодке через Байкал, и сообщили, что человек двести вооруженных поляков-каторжан прибыли на эту станцию, конвоируя арестованного ими полковника-инженера Черняева, заведывавшего техническими работами по прокладке тракта.
Это новое известие не замедлило вызвать всевозможнейшие слухи. Двадцать седьмого июня из Иркутска отправился, под начальством войскового старшины Лисовского, отряд в двести конных казаков на станцию Култук, где его ожидал исправник Павлищев с собранными им вооруженными бурятами, а за Байкал, в Посольск, в помощь Рику, были отправлены еще два отряда в четыреста человек под начальством поручика Лаврентьева и штаб-ротмистра Ларионова. Для сопровождения второго отряда командирован был адъютант начальника военного штаба поручик Порохов, которому и было предписано проводить отряд до соединения с Риком и доставить подробнейшие сведения о положении дел.
Иркутяне и окружное население, видя, что начальство спешно отправляет на место восстания отряд за отрядом, находили в этом подтверждение ходивших тогда тревожных слухов.
Проходили дни. Официальных известий о ходе восстания не было: получаемые же частным путем до невероятности извращали картину совершавшихся событий. Все это сильно всех нервировало…
Ссыльных поляков в Сибири в то время было больше двадцати тысяч человек.
Начальством были призваны на службу казачьи сотни, которые и были разосланы по уездным городам и окружным селам и деревням; по городу Иркутску усилены были караулы и ночные и дневные разъезды. Словом, были приняты все меры предосторожности на случай нападения восставших поляков.
Дело же в общих чертах происходило следующим образом. Правительство сооружало кругобайкальский тракт и для этих работ было назначено более двух с половиною тысяч политических преступников из поляков. Работы производились на протяжении более двухсот верст от Култука до станции Лихановской, под руководством военного инженера Черняева и подполковника Шаца. Повстанцы-каторжане были распределены партиями от полутораста до трехсот человек. Конвойной команды всего было до 150 человек на всех каторжан.
В ночь на 25 июня поляки-повстанцы, находившиеся на прокладке тракта в двенадцати верстах от Култука, в числе 250 человек, перевязали конвойных, отняли у них оружие и, захватив казенных и бурятских лошадей (буряты в то время работали также на прокладке тракта), отправились на станцию Амурскую, где перевязали ямщиков, забрали всех почтовых лошадей с повозками, оружие, какое было, и направились на станцию Мурино, предварительно испортив телеграфное сообщение с Иркутском. Ночью на 27 июня поляки-повстанцы пришли на станцию Лихановскую, в 25-ти верстах от Посольска. Здесь между ними и конвоем этой станции завязалась перестрелка, при чем конвой, во главе с поручиком фон-Керном забаррикадировавшись в станционном доме, начал отстреливаться через окна. Неизвестно, чем бы кончилась эта перестрелка, если бы не подошел на помощь конвою отряд майора Рика, завидя который поляки-повстанцы облили керосином здание станции и подожгли его, а сами поспешно начали отступать в тайгу. Поручик Весельрот-фон-Керн едва-едва мог спастись из охваченного пламенем здания. Этим пожаром уничтожена была станция и две тысячи пудов хлеба, привезенного казною для продовольствия каторжан. Здание горевшей Лихановской станции красным заревом далеко освещало окрестности в темноте ночи. Громкие выстрелы и пальба пачками из винтовок далеко разносились по Байкалу и тайге, доносились до Посольска и будоражили жителей, которые в паническом страхе выбегали толпами из селения со своим скарбом; часть из них убежала в лес, а часть направилась в Лиственичное на лодках.
Майор Рик со своим отрядом гнался за поляками-повстанцами до станции Мысовой, где и получил сведения, что полковник Черняев, подполковник Шац, эсаул Прошутинский и сотник Попов захвачены восставшими поляками на станции Мишихе и арестованы.
На этой станции отряд повстанцев действовал под руководством Шарамовича, захватившего всех вышеперечисленных лиц в плен. Между прочим, рассказывали, что полковник Черняев, арестованный повстанцами, задал им вопрос:
— Вы захватили пароходы на Байкале?
— Нет, — отвечали ему.
— Тогда ваше восстание не удастся; вы сделали громадный промах: через день-два здесь будут войска и вас подавят…
Двадцать восьмого июня, подходя к станции Мишихе, майор Рик с отрядом штаб-ротмистра Лаврентьева и поручика Порохова встретил у моста при речке Быстрой многочисленный конный отряд поляков-повстанцев: после непродолжительной перестрелки противники вступили в рукопашный бой. Бой был ожесточенный. В нем проколотый пиками пал поручик Порохов, три солдата и крестьянин Чулков.
После рукопашной схватки конный отряд повстанцев ускакал в тайгу и скрылся в ней.
В последующие дни в разных местах правительственные войска имели рукопашные стычки, схватки и перестрелки с отрядами восставших поляков. Перевес, конечно, оказался на стороне правительственных войск. Каторжан-повстанцев брали в плен и отправляли в Иркутск. Некоторые же отряды восставших ушли в леса прибайкальских гор.
Всего участников восстания было до тысячи пятисот человек. Они, разбившись на четыре главных отряда под руководством Шарамовича, Рейнера, Целинского и Котковского и на несколько мелких отрядов, вели партизанскую борьбу с населением и войсками, выступившими для усмирения их.
В июле в Иркутск были доставлены первые партии поляков, снятых с работ по постройке тракта, не принявших участия в восстании и плененных в тайге. Когда они проходили улицы города, их встречали громадные толпы народа и провожали до тюрьмы. Повстанцы шли медленно, тяжело ступая; ободранные и истощенные и, кроме глубокого сожаления, ничего не могли возбудить. Одни только уличные мальчишки, да озорники-взрослые позволяли себе кричать им:
— Вот они, мятежники и бунтовщики…
— Молчите, не ваше дело, — останавливали их.
— Что, панове, захотелось побушевать? — спрашивали некоторые со злой насмешкой.
— Что ж, вам хорошо, — как бы оправдываясь, отвечали повстанцы, — вы свободны, сыты, одеты, со своими семьями, а мы — каторжане, невольники, вдали от родины, семьи… А как мы жили, если б вы знали… Работа у нас на тракту была каторжная, приходилось ломать каменные глыбы в жару, ворочать и рубить пни, рыть землю тяжелой кайлой и лопатами; и при такой работе кормили нас только омулями, иногда протухлыми; хлеба часто по несколько дней корки не видали, жили в глухой тайге и варились в своем соку, без живых людей, и переписываться нам не давали. Что же было нам делать?..
И каждый день шли партии усмиренных повстанцев, захваченных в лесах, а потом их начали везти на баржах из-за Байкала. Все они, даже раненые, были в кандалах и наручниках. Раненых переносили с баржей на носилках. Картина была ужасная и тяжелая… Помещены они были в казармах на Преображенской улице и в больнице при остроге.
9 июля в вышедшем № 27 «Епархиальных Ведомостей» появилась краткая заметка о происшедших событиях, и номер газеты разбирался нарасхват. Всем хотелось узнать подробности о восстании поляков. После этого тоже очень краткое описание последних событий появилось в «Сибирском Вестнике», а 16 июля была перепечатана эта заметка и в «Губернских Ведомостях» в № 29 с добавлением, что в иркутскую тюрьму доставлено 485 поляков — убитых, раненых и больных.