знакомцев, не знает, где он, и ничему не верит».
М.Т. Каченовский
Ввиду того что одна из обширных критик на «Бориса Годунова» 1830 года принадлежит автору «Руководства в познании истории литературы» (1833) Василию Плаксину, мы приведем два отзыва учебных книг по русской словесности. Греч во 2-м издании своей книги 1830 года (IV, L: Краткая история русской литературы) дал уклончивый отзыв о Пушкине: «Не смеем произнесть решительное суждение о его характере: юный орел еще не свершил половины своего полета… бесспорно (он) первый из нынешних поэтов наших». Плаксин в обширной статье (Сын Отечества 1831 года), по поводу «Бориса Годунова», выразил односторонний взгляд на Пушкина с точки зрения классической теории: «Большая часть его поэм отличается бедностью содержания, недостатком единства идеи, целости, поэтической истины, а часто смелость и удальство героев заменяют доблесть». Отсюда критик указывал даже на вредное влияние Пушкина в нашей литературе. Отдавая должное некоторым сценам драмы Пушкина, критик более всего указывает в ней отступлений от ложноклассической теории. Это были последние звуки замирающего невольного классицизма. Тридцатые годы – годы деятельности Пушкина – ознаменовались расцветом русской критики. Надеждин, Полевой и Белинский поставили русскую литературную критику на недосягаемую высоту, немыслимую в предшествующее время русской литературы. Пушкин отзывчивый на все явления литературы принял участие в критике и в журналистике своего времени. Но «аристократическая» «Литературная газета» не прожила более года, пушкинский «Современник» 1836 года тоже не мог дать направления русской критики. Однако русская критика 30-х годов продолжала заниматься вопросами о достоинстве сочинений Пушкина и находила свои требования, свои основания в том или ином отношении именно к Пушкину. Самый коренной вопрос русской критики 30-х годов – о самобытности, о народности сочинений русских писателей и особенно Пушкина – вызван был поэзией А.С. Пушкина и без него не имел достаточных оснований.
Н.И. Надеждин
В 1832 году Надеждин видел падение таланта Пушкина и не признавал за ним прав на название русского народного поэта, так как «его народность ограничивалась тесным кругом наших гостиных, где русская богатая природа вылощена подражательностью до совершенного безличия и бездушия». Полевой, повторяя прежние свои похвалы Пушкину, разбирал его сочинения как вполне законченные и выразившие уже в 1833 году вид русской поэзии, не самобытной, а следственно, и не вполне народной. Критика Надеждина и Полевого, небольшие замечательные статьи Киреевского подготовили первое веское выражение новой исторической критики Белинского 1834 года «Литературные мечтания». Теперь Пушкин и его период литературной деятельности соединены были в целую цепь развития русской литературы от Тредиаковского и Ломоносова. Белинский и по смерти Пушкина возвращался с новой силой к первому своему историческому сопоставлению Пушкина с русскими писателями XVIII–XIX веков, завершившемуся капитальными разборами 1841–1842 годов. Вот что говорил Белинский в первой статье своей 1834 года, в «Молве»: «Пушкинский период был самым цветущим временем нашей словесности. Его надобно б было обозреть исторически и в хронологическом порядке… Можно сказать утвердительно, что тогда мы имели если не литературу, то, по крайней мере, призрак литературы; ибо тогда было в ней движение, жизнь и даже какая-то постепенность в развитии». Белинский примкнул к общему голосу критики 30-х годов, что «Пушкин 1834 года не то, что был Пушкин в 1829 г.». Оттого новый критик допускал шутя даже два новых периода после пушкинского, называя один из этих периодов «прозаическо-народным». Речь, конечно, идет о Гоголе, о котором в следующем же 1835 году Белинский написал большую статью под названием «О русской повести и повестях Гоголя», в которой указал в Гоголе – преемника Пушкину, нового главу поэтов. В маленькой статейке 1835 года о «Повестях» Пушкина Белинский сказал, что «они не художественные создания, а просто сказки и побасенки», и как бы советовал поэту приняться за исторический роман. Такой же «закат таланта» критик отметил в 1836 году по поводу четвертой части «Стихотворец» Александра Пушкина». Вообще при жизни Пушкина Белинский, говоря при удобном и неудобном случае о великом поэте, только и отмечал, что Пушкин уже пережил себя, что у него еще сохранилось «одно умение владеть языком и рифмою» (Сочинения Белинского, II, 5, 186 стр.). Вот приблизительно каковы были отзывы критики о Пушкине при его жизни.
Поэт при жизни много раз высказывал свое отношение к журнальным похвалам и порицаниям; но примиряющий беспристрастный взгляд выражен им в известном месте «Памятника» 1836 года:
Веленью Божию, о Муза, будь послушна:
Обиды не страшись, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспаривай глупца.
«Через две недели после смерти Пушкина» в 1837 году Полевой написал горячую статью о гибели великого русского поэта – «великого лирического поэта и полного представителя своего современного отечества». «Державин и Пушкин – оба вполне выразили свой народ», но Пушкин – гений переходного века. И это сравнение повторилось в критике 40-х годов (например, в «Библиотеке для чтения», в «Москвитянине» 1841 года, Зелинский, часть 4, стр. 129, 260). В 1838 году Белинский уже начал говорить о «мнимом периоде падения таланта» Пушкина (II, 321), о его «гениальной объективности в высшей степени» (414), например, даже в «Сказке о рыбаке и рыбке» (454), в «Каменном госте» (III, 58). «Великий, неужели безвременная смерть твоя, – говорил Белинский в 1839 году, – непременно нужна была для того, чтобы мы разгадали, кто был ты?» (59). В 1840 году критик ставит Пушкина выше просто русского поэта, признавая его «великим мировым поэтом» (IV, 202). Мало-помалу критик добирается до процесса развития поэтического творчества Пушкина. И вот, когда завершено было первое посмертное издание «Сочинений» поэта в 11 томах, в 1838–1841 годах, Белинский выступил с целым рядом статей в «Отечественных записках» 1843–1846 годов, образовавших первую обширную монографию о Пушкине, первый ценный труд по истории русской поэзии и вообще по истории русской литературы. Без преувеличения можно сказать, что статьи Белинского о Пушкине, слившиеся в цельный объемистый труд, представляют его лучшую литературную работу, по которой можно составить определенное представление о критике Белинского вообще. Он признавал значение личности писателя для характеристики его произведений, он открывал дух времени в сочинениях русских писателей, следил за изменением направлений в литературе; и тем не менее Белинский не останавливался на биографических подробностях, не высказывался даже за необходимость их изучения, ограничивая свою задачу исследования личности писателя внимательным пересмотром общих воззрений поэта, критика. Вот его замечание, вызывающее ожидания биографических разысканий: «Пушкин от всех предшествовавших ему поэтов отличается именно тем, что по его произведениям можно следить за постепенным развитием его не только как поэта, но вместе с тем как человека и характера» (VIII, 5, 308). Точно так же Белинский не углублялся и в исторические отношения времени писателя, в непосредственное взаимодействие русской и иностранных литератур. Таковы недостатки исторической критики Белинского. Но зато в критике Пушкина и его предшественников Белинский свел все, что можно было извлечь из непосредственного знакомства с русскими поэтами. Пушкин явился у него как завершение целой истории русской литературы, русской поэзии. Ввиду высокого значения критики Белинского, самого живого истолкователя Пушкина, – человека, пережившего пушкинский период, развивавшегося под его влиянием, мы остановимся подробнее на статьях его, входящих в т. н. восьмой том прежнего издания Сочинений Белинского.
Определяя в разных местах одиннадцати (11) глав своего труда задачи работы, Белинский, заканчивая обзор предшественников Пушкина, так говорит о своей цели: «Предлагаемая статья есть не что иное, как только введение в статьи собственно о Пушкине. Мы имели в виду показать историческую связь пушкинской поэзии с поэзией предшествовавших ему мастеров… Задуманный и начатый нами ряд статей нисколько не принадлежит к разряду обыкновенных и случайных журнальных критик; это скорее обширная критическая история русской поэзии, а такой труд не может быть совершен наскоро и как-нибудь, но требует изучения, обдуманности, и труда, и времени… Оценить критически такого поэта, как Пушкин, – труд немаловажный, тем более что о нем мало сказано, хотя и много писано. Обыкновенно восхищались отдельными местами и частностями или нападали на частные недостатки – и потому охарактеризовать особенность поэзии Пушкина, определить его значение как поэта русского, показать его влияние на современников и потомство, его историческую связь с предшествовавшими и последовавшими ему поэтами – значит, предпринять труд совершенно новый» (VIII, 336–337).
Белинский не совершил всего этого громадного труда, обозрев только предшественников Пушкина и хронологически его сочинения, предпочитая такой метод разбору по видам и родам поэзии. Задачи критики, свои приемы Белинский определяет подробно в сопоставлении с предшественниками. Первые русские критики, каковыми Белинский признает Карамзина (разобравшего сочинения Богдановича) и Макарова (критика сочинений Дмитриева), обращали внимание на частности поэтического произведения без отношения их к целому, выписывали лучшие или худшие места, восхищались ими или осуждали их как стилисты. Новый период русской критики начинается с Мерзлякова, который хотя и основывался на устарелых авторитетах ложноклассиков-теоретиков вроде Батте, Эшенбурга, однако рассматривал завязку и изложение целого сочинения, говорил о духе писателя, заключающемся в общности его творений. С 20-х годов (т. е. с критики Полевого) критика русская заговорила о народности, о требованиях века, о романтизме, о творчестве и тому подобных вещах. Эта романтическая критика подорвала ложноклассические основы и авторитеты вроде Сумарокова, Хераскова, Дмитриева и др., возносив Ломоносова, Державина, Фонвизина, Крылова. Однако романтическая критика не поняла Пушкина и его современников. Также отнеслась к великому русскому поэту и эклектическая критика (с конца 20-х годов, критика 30-х годов, т. е. Надеждин), опиравшаяся на эстетические теории, на германскую философию, на сравнения русских писателей с признанными мировыми гениями (Шиллером, Шекспиром, Байроном). В противоположность этим литературным староверам, сухим моралистам, черствым резонерам, Белинский так определяет приемы и основания своей критики. Такого поэта, как Пушкин, должно изучить из него самого беспристрастно, основательно, забыв о чужеземных гениях, как Байрон, уловить в многоразличии и разнообразии его произведений тайну его личности, т. е. те особности его духа, который принадлежит только ему одному. Рассматривая поэзию Пушкина как целый и особый мир творчества, Белинский отыскивает пафос его поэзии, определяя художественную и нравственную стороны ее. Мы уже заметили выше, что Белинский ни словом не обмолвился о биографических фактах, связа