Заключим наши заметки об отношении русской критики в широком смысле к Пушкину и обзором появившихся статей, отчетов о речах в наши дни празднования столетнего юбилея со дня рождения величайшего русского поэта. Кто-то выразился, что 26 мая – не один день чествования, а чествование предстоит, по русскому обычаю, целый год – вплоть до нового стиля. Составится не одна книга для обзора передуманного и пережитого празднующими память русского поэта, русского писателя, слова которого хоть изредка, хоть иногда приходят на память всякому знакомому с этой неумирающей поэзией. Но мы возьмем несколько журналов, несколько газет и укажем, что нам понравилось из сказанного современниками, особенно если сказанное дополняет, разъясняет прежнее недосказанное о Пушкине.
Журнал «Жизнь» 1899 года, за май, богат статьями о Пушкине, которые составили целый сборник. Здесь мы находим интересную статью профессора Овсянико-Куликовского «А.С. Пушкин как художественный гений», в которой критик-психолог указывает глубокое значение и типов Пушкина (Онегина, Татьяны, Дон Жуана, Сальери, Скупого Рыцаря) и его лирики. Онегин – такой же лишний человек, как Рудин и Лаврецкий, Татьяна – более общечеловеческий тип, Дон Жуан в «Каменном госте» – хищник любовной страсти, Моцарт и Сальери – представители гениальности и зависти и т. д. Типы Пушкина – это богатые материалы для психологии страстей. Лиризмом характеризуются почти все произведения Пушкина, и сила этого лиризма очень велика у поэта, как у Гейне, у Мицкевича и др. Очевидно, Пушкин – такой же прекрасный материал для новейшей науки (психологии, теории литературы, истории общества), как и другие гениальные поэты старого и нового мира. И это можно признать помимо сожаления о его преждевременно прерванной деятельности, об унесенных в могилу сокровищах духа, художнической энергии, отзывчивости и развивавшегося таланта обобщения, образности, гармонии. Г. Соловьев в статье «А.С. Пушкин в потомстве» делает краткий очерк отношения к Пушкину критики, читателей и задается вопросом: чем же дорог для нас поэт? Поэт этот, ввиду отсутствия сносной биографии его и критики сочинений, все еще загадка для нас. Но светлый взгляд Пушкина на жизнь и мир, но его противоречие жестокому веку, его гимн свободе дают право на бессмертие в потомстве. Критик, вспоминая Белинского, не придает значения ни речи Достоевского, ни прославленным выводам А. Григорьева, ни новому взгляду В.С. Соловьева на судьбу Пушкина. Последнему он посвящает особенное внимание, упрекая философа Соловьева за сухость и схоластику. Интересная статья профессора Алексея Н. Веселовского «А.С. Пушкин и европейская поэзия» еще раз рассматривает вопрос об отношении Пушкина к европейской литературе, и нет голоса за его отсталость, за неполноту образования. Напротив, глубокие сведения нашего поэта в европейской литературе соединяются в его творчестве с национальным богатым содержанием, независимостью, самобытностью. Здесь есть и несколько новых самостоятельных указаний на отношение поэзии Пушкина к Беранже («Моя родословная» и Le vilain), Мольеру, английским поэтам и пр. Опять сильный довод против холодных рассуждений о падении таланта Пушкина в конце его жизни, о трагическом конце его как исходе из неудач, из замиравшей жизни. В статье г. Изгоева «Смерть в поэзии А.С. Пушкина» затронут вопрос об отношении Пушкина к последующей литературе, именно к выдающимся русским романистам, хотя и не полно; но вывод о глубоких сомнениях современного человека, которые разделял Пушкин, о пантеистическом мировоззрении его придает новое значение поэзии Пушкина. «Пушкин, – говорит автор, – является поэтом будущего, многие произведения его будут с одинаковым наслаждением читаться в конце XX века, как читаются и теперь. Русской поэзии и русской творческой философской мысли еще предстоит вернуться к Пушкину». Невольно припоминается предсказание Гоголя в статье 1832 года «Несколько слов о Пушкине»: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез 200 лет».
К статье «О дружбе Пушкина и Мицкевича» можно добавить, что «Воевода» и «Будрыс и его сыновья» 1833 года не представляют дословных переводов из Мицкевича: мной и имена переделаны, многие подробности изменены Пушкиным. В статье г. Славинского «О дружбе Пушкина и Мицкевича» не решен вопрос о том, насколько знал Пушкин польский язык. В статье г. Андреевича «А.О. Смирнова об А.С. Пушкине» вопрос о подлинности «Записок» Смирновой остается открытым. Упоминание о слоге «Мамаева побоища» в сопоставлении с «Словом о полку Игореве» (на стр. 200) наводит на некоторые сомнения, если этот разговор происходил в 1831 году. Наконец, в этом обильном статьями журнале находим статью профессора Некрасова «К вопросу о значении Пушкина в истории русского литературного языка».
Также интересны статьи, помещенные в «Русской старине», за май – июнь, например г. Сиповского «Татьяна, Онегин и Ленский (к литературной истории Пушкинских типов)». Интересен метод автора, состоящий в анализе чтения героев и других сличений с иностранной литературой. Онегин-байронист, Чайльд Гарольд, Ловлас Ричардсона, Грандисон, герой из «Новой Элоизы» Руссо. Онегин таким образом мозаичный, коллективный тип, пародия на иностранных героев, представитель обезьяничанья русского общества. Но это не только литературный тип, а вместе с тем и действительный герой, поскольку поэт находил его в собственных думах, впечатлениях и в наблюдениях над такими современниками, как А.Н. Раевский. Так и в Ленском отразились черты Карамзина, Андрея Тургенева, Жуковского, С. Аксакова, С. Глинки, Одоевского. В тех же книжках «Русской старины» помещена статья г. Залкинда «Литературно-критические воззрения А.С. Пушкина», в которой указывается верность критического взгляда поэта на иностранную и русскую литературы.
Таким же богатством статей отличается «Исторический вестник» за май, в котором находим следующие статьи, посвященные А.С. Пушкину: «Наш великий поэт» П.Н. Полевого; «Пушкин и поэзия действительности» А.Б. Бороздина, «Поэт и читатель в лирике Пушкина» Б.В. Никольского, «А.С. Пушкин в Казани (из истории Казанской общественности 30-х и 40-х годов)» П.П. Загоскина, «Анна Петровна Керн и романс – Я помню чудное мгновение» В.А. Тиханова, «Похороны Пушкина и его могила» М.П. Каспийского, «Кто впервые принялся переводить Пушкина и прототипы переводов его на 60 языков и наречий мира» П.Д. Драганова. Статья «Наш великий поэт» касается вопроса о влиянии среды на Пушкина. Биографический интерес ее выше, чем в «Истории русской литературы в очерках и биографиях», и это естественно, так как интересный в свое время цельный труд того же автора по истории русской литературы в отделе о Пушкине был основан на одних «Материалах» Анненкова. Интересно отметить замечание автора о том, что ему «пришлось слышать балладу «Утопленник» в самом незатейливом исполнении одного псковского крестьянина, между прочими народными песнями» (476). Вопрос этот настолько интересен, что я позволю себе здесь отметить еще два-три факта. Всякий знает, в каком виде появляются стихотворения Пушкина в народных песенниках и на лубочных картинках. Сюжетов этих немного, и нередко искажены они до грубости, соответствующей общему тону подобного рода произведений. Остается хрестоматия для народной школы, составленная людьми образованными, в которых Пушкин действительно является в своем настоящем виде, и то смотря по вкусу издателя. Так что факт, засвидетельствованный г. Полевым, заслуживает полного внимания. В статье г. Бороздина «А.С. Пушкин и поэзия действительности» есть несколько соображений, заслуживающих внимания. Онегин – тип сатирический, Татьяна, не представляя ничего особенного, тип идеальный по своему простодушию. В «Клеветниках России» и в «Бородинской годовщине» нет злобы по отношению к полякам, а, напротив, выражается гуманное, незлобивое чувство. Г. Никольского в статье «Поэт и читатель в лирике Пушкина» останавливается на вопросе о разладе между читателями и поэтом в последний период его деятельности, о теории отношения поэта к читателям, созданной в это время Пушкиным. Автор очень внимательно пересматривает эти вопросы с духовной точки зрения. Очерк написан с большой любовью к делу. В этом щекотливом вопросе Пушкин находит оправдание, ввиду стремления его к положительному идеалу – служению делу, а не людям, служению идее долга. Отсюда выводится, что поэт стоял выше своих современников, был гениальный поэт. Не будем останавливаться на остальных статьях «Исторического вестника», касающихся в интересных очерках частностей в житейских отношениях поэта.
Для полноты нашего очерка упомянем и о газетных известиях по поводу выдающихся речей в Москве и Петербурге, произнесенных 26 мая и в следующие дни. «Русские ведомости» дали следующий ряд статей о Пушкине. В № 143, 26 мая, помещены статьи г. Якушкина «Пушкин и его литературная работа» и Веневитинова «О чтениях Пушкиным «Бориса Годунова» в 1826 г. в Москве». Естественно, что Москва обратила внимание на все, что так или иначе связано с именем Пушкина. Статья г. Веневитинова так же интересна, как статья г. Базанского «Отношения А.С. Пушкина к Москве» в «Русской мысли», за май. Когда говорят о поэте, невольно является противопоставление умственной жизни суете т. н. света, или грибоедовской Москве. По словам г. Казанского, эта Москва является в сочинениях и письмах Пушкина скучной, бедной, пустой. В № 144 приводится речь профессора Стороженко, по всей вероятности, в сокращении, но и в этом виде она является столь же живой, как речь профессора Ключевского. Когда появятся эти речи вполне в печати, то, конечно, они дадут, с одной стороны, интересные сопоставления с западноевропейской литературой, с другой стороны, с русской жизнью. В № 145 приведена целиком речь профессора Кирпичникова «Пушкин и Московский университет». Как ни незначительны эти отношения в речи профессора Кирпичникова, они рассказаны вполне обстоятельно и живо. И настоящие воспоминания, как и предыдущие юбилейные, принесли оправдания «личности Пушкина», которые выразились в речи г. Иванова, помещенной в № 146.