Однажды вечером из увольнения здорово припоздал Манди. Начальник радиостанции Володя Онощенко, стоявший вахтенным помощником, бродил по пирсу и, матерясь сквозь зубы, разрывался между служебным долгом (доложить капитану) и мужской солидарностью (не докладывать). Пассажирские катера уже не ходили, а Витя к тому же должен был заступать на вахту утром, меняя начальника.
Неожиданно во мраке осенней крымской ночи послышалось шлёпанье по воде и невнятные звуки, отдалённо напоминающие мелодию «Варяга» вперемешку с матерщиной. Затем к пирсу приткнулось некое бесформенное плавсредство, оказавшееся приплывшим на доске полуголым и грязным Витей в тельняшке. Он был совершенно трезв, но водкой и мазутом от него несло за версту, к тому же он основательно закоченел и на все вопросы только невнятно мычал и лязгал зубами.
Мы с начальником быстро затащили его в корабельную сауну и влили немного спирта из моего личного НЗ. Отогревшийся и отмывшийся Манди поведал, что после посещения приятелей по училищу на танкере «Иван Бубнов» он опоздал на последний катер, отходивший от Графской пристани. Прихватив на последние деньги такси, он добрался до Минной гавани, откуда до стоянки танкера (по Витиным понятиям) было рукой подать. Всего лишь переплыть бухту, каких-то метров триста. Сущие пустяки для крутого моремана. Оторвав от ближайшего забора толстую доску и отпив прилично из горлышка прихваченной бутылки, Витя храбро отправился в плавание, держа курс правее Инкерманского створа и ориентируясь на якорные огни родного танкера. На полпути, слегка протрезвев, он понял, что может и не доплыть, и приготовился достойно «отдать концы», как и положено русскому моряку – с пением «Варяга». Однако парню крепко повезло – попутное течение прибило его к пирсу там где надо, а то бы дрейфовал с песнями до самого корабельного кладбища.
Утром Витя как ни в чём не бывало заступил на вахту. Мудрый капитан сделал вид, что ничего не произошло, хотя ему об этом, разумеется, было известно. По морским понятиям, подгулявший штурман сделал всё возможное, чтобы в критической ситуации достойно и вовремя прибыть на службу, а такие вещи в мужском коллективе ценятся достаточно высоко. Однако капитан в наказание заставил Витю назубок выучить лоцию Севастопольской гавани со всеми маяками, течениями и глубинами.
Вскоре отряд отправился в Красное море, где несколько месяцев совместно с английской эскадрой занимался очень серьёзной работой. Моряки не спали сутками, заправляя боевые корабли водой и топливом. По всему морю разными галсами ходили тральщики и летали вертолёты с английского авианосца «Инвинсибл». Мины находили и обезвреживали. Кому-то иногда не везло – подрывались. Операция заняла два с небольшим месяца и с нашей стороны обошлась без потерь. Англичане задержались подольше. Черноморские боевые корабли вернулись в Севастополь, а мы остались в Красном море обеспечивать горючим «воздушный мост» для голодающей в очередной раз Эфиопии.
После окончания операции с Витей случалось немало всяческих историй. То он обучал танцам женское население рыбацкой деревушки на острове Сокотра (рок-н-ролл в исполнении босых женщин с кувшинами на голове смотрелся очень эффектно), то чуть не утопил спасательный бот в Ходейде, то из-за рефракции принял встречную рыбацкую шхуну за супертанкер и вызвал безмятежно дремавшего в каюте капитана в рубку. Капитан в долгу не остался и всегда при проходе Баб-эль-Мандебского пролива деликатно «высвистывал» Витю на мостик для решения штурманских задач с секстаном. Тот безропотно плёлся на сигнальный мостик и брал пеленги по звёздам и маякам. Потом ему это дело даже понравилось, и штурманские задачи он уже щёлкал как орешки.
Честно говоря, пролив этот представляет собой довольно мрачное место, с берегами, усеянными останками кораблей, и никаких игривых ассоциаций абсолютно не вызывает.
Однажды при купании на Сокотре пойманный лангуст случайно ущемил клешнёй Витино мужское достоинство. «Достоинство» немного изменило цвет и увеличилось в размерах, что весьма существенно затруднило бравому штурману передвижение по крутым корабельным трапам и негативно повлияло на красоту походки.
Благодаря болтливости радистов сей прискорбный факт стал известен всей эскадре, и Манди, что называется, «наутро проснулся знаменитым». Со всех кораблей эскадры в адрес Вити дня три неслись соболезнования, полезные советы по лечению «достоинства» и искренние возмущения некорректным поведением лангуста. Самого лангуста, естественно, съели, а отлакированный панцирь с клешнями украсил переборку кают-компании танкера в назидание его потомкам.
Уже на пути домой, когда был пройден Индийский океан и намечался вход в Малаккский пролив, на нас налетел береговой патрульный самолёт «Орион» с австралийскими опознавательными знаками. Назойливо гудя тремя моторами, он сначала носился над судном в разных направлениях, опасно снижаясь до уровня мачт, а потом начал сбрасывать вдоль курса радиогидроакустические буи на парашютах: видимо, решил, что под нами прячется подводная лодка. Разозлённый таким поведением капитан застопорил ход, положил судно в дрейф и приказал спустить рабочий катер, чтобы подобрать несколько буев, здраво рассудив, что хотя существенных потерь мировому империализму это, конечно, и не причинит, но всё же трофеи в виде катушки стометрового сверхтонкого кабеля с «ушами» гидрофонами, приёмник и передатчик с химическими батареями в красивом двухметровом корпусе разведотделу эскадры уж явно не помешают.
Старшим на катере вызвался идти Витя, с ним пошли два моториста и навигатор Женя, по прозвищу Кислый Джо, названный так из-за вечно недовольного вида и привычки бурчать под нос во время работы. Пока катер собирал буи, «Орион» еле заметной точкой крутился где-то в стороне, отслеживая радиосигналы буев, потом, почуяв неладное, врубил четвёртый двигатель и со снижением помчался к катеру. Прямо над головами Витиной команды вдруг с дымом взревели двигатели, маленький катер исчез в фонтане воды и грохоте форсажа четырёх турбовинтовых моторов. Затем самолёт резко взмыл вверх и, оставляя в небе чёрный след, исчез за горизонтом.
Для адекватности восприятия представьте себе, что вы стоите один посреди поля, а на вас с неясными целями, с рёвом и свистом валится громадный пассажирский Ил-18.
Полузатопленный катер с заглохшим двигателем и обалдевшим экипажем, потеряв ход, беспомощно болтался на волнах. На корме мокрый Манди грозил кулаками в сторону улетевшего «Ориона», мотористы и навигатор откачивали воду ручной помпой и пытались завести залитый водой двигатель. Минут через десять им это удалось, и катер, глубоко сидя в воде и поплёвывая выхлопом, подошёл к борту. Промокших до нитки парней встречали как героев. Кислый Джо цвёл непривычно радостной улыбкой, отошедшие от шока мотористы наперебой делились подробностями, покрасневший Витя загадочно молчал. Трофейные буи загрузили в шифровальную каюту, один распотрошили радисты на запчасти. Вите подарили длинную антенну, которую он приспособил в каюте к своему приёмнику.
В принципе сбор буев в нашей бригаде практиковали все кто мог, но американские и японские «Орионы» на это дело особенно не реагировали и только иногда, выйдя на нашу волну, ругались на плохом русском языке по радио. И летали они всегда в строгом соответствии с международными правилами. Какая вожжа попала под хвост австралийцам, осталось для истории неясным.
После прохода Сингапурского пролива капитан собрал нас в кают-компании и от имени командира оперативной эскадры объявил Вите и экипажу катера благодарность.
Затем откашлялся и дополнил, что по приходе в порт Камрань Виктор Сергеевич назначается третьим помощником на танкер «Вилим», идущий в Коломбо. Соответствующий приказ адмиралом уже подписан, на новом судне его с нетерпением ждут, а он, капитан, со своей стороны желает уважаемому Виктору Сергеевичу успехов в службе.
В Камрани новоиспечённый Виктор Сергеич с маленьким чемоданчиком сошёл с борта, неся под мышкой лакированное чучело злополучного лангуста – подарок от кают-компании. Подарок ему вручил старпом с искренним пожеланием всемерно беречь своё достоинство. Виктор улыбнулся, покраснел последний раз и твёрдым шагом направился к кормовому трапу «Вилима», стоявшего у соседнего пирса.
Так с нашего горизонта исчез бесшабашный юный штурманец Манди, искатель приключений и мишень для беззлобных острот. Зато танкер «Вилим» приобрёл молодого, но уже опытного и весьма серьёзного третьего штурмана Сергеича.
Лейтенант Нгуен
В середине восьмидесятых наш танкер на пути в Аден зашёл во вьетнамский порт Дананг и встал на якорь на внешнем рейде. В море бушевал очередной декабрьский тропический циклон, и даже на мелководном рейде ощутимо покачивало. Было 30 декабря, и Новый год был уже на носу.
По согласованию с командованием капитан решил здесь отстояться, встретить новогодний праздник и средним ходом двигать дальше, на соединение с оперативной эскадрой, благо спешить было некуда – впереди ждали девять месяцев боевой службы в Красном море.
Для оформления прихода к нам прибыл бронекатер с командиром военно-морского района и отделением пограничников под командой молодого, но уже седого лейтенанта.
В окрестных джунглях в то время ещё бродили остатки не успевших удрать с американцами южновьетнамских рейнджеров, и они периодически оттуда постреливали, поэтому присутствие на судне вооружённых солдат было вполне оправданным. Хотя в принципе попадание пары хороших очередей зажигательных пуль из крупнокалиберного «Браунинга» [31] в танкер, имеющий на борту 11 тысяч тонн соляра, флотского мазута и авиационного керосина, гарантированно превращало его в огненный гейзер с нулевыми шансами на спасение экипажа.
После тёплого приёма изрядно подвыпившее вьетнамское начальство отбыло на берег, оставив пограничников с ручным пулемётом на борту.
Лейтенант, расставив посты, зашёл ко мне в лазарет. Ему явно нездоровилось, появились первые симптомы приступа тропической малярии. Я провёл его в изолятор, уложил на койку и доложил капитану. Тот быстро связался с береговой базой, однако из-за усилившегося штор