Памяти солёная волна — страница 44 из 50

рманской рабочей карте упирался в знакомую до слёз бухту Губбет-мус-Нефит, на остров Нокра.

Позади остались долгих одиннадцать месяцев рейса, впереди нас ожидали ещё семь. Впереди были остров Маврикий, Сейшелы, архипелаг Диего-Гарсия, созерцание пингвинов и прочие прелести бродячей морской жизни. Это был самый длинный рейс в истории 31-й бригады. Но мы этого, к счастью, тогда ещё не знали…

Угонщик поневоле

Танкер «Владимир Колечицкий» ТОФ возвращался с почти годичной боевой службы в Индийском океане в родной Владивосток. Ещё в Камрани экипаж стало одолевать нетерпеливое чувство ожидания, все просто жаждали скорее сойти с изрядно осточертевшего парохода на землю и разбежаться по домам, где их ждали родные, жёны и дети.

Меня, как человека тогда холостого, никто на берегу особо не ждал – краткосрочные, ни к чему не обязывающие романы не предполагали трогательных встреч после разлуки. Поскольку в отпуск на далёкую родину я рассчитывал поехать примерно через полмесяца, пришлось строить планы на то, как достойно эти полмесяца провести.

В мечтах представлялся визит в институт, на бывшую мою кафедру, чинная встреча с деканом, несколько походов в театр и возможное знакомство с порядочной дамой с целью романтических отношений. Дальше – на самолёт и к родителям! И никаких там кабаков и пивбаров (ну разве что ритуальный поход всем экипажем в ресторан «Челюскин») в разлагающей атмосфере холостяцких гулянок!

Пора становиться солидным человеком, а не морским скитальцем «без руля и ветрил»… Такие вот правильные мысли посещали голову, пока танкер неуклонно сокращал сотни миль, остававшихся до Владивостока.

Пройдя Цусимский пролив и дождавшись тихой солнечной погоды, капитан решил немного подкрасить пароход, чтобы достойно выглядеть в базе. Экипаж яростно накинулся на потёки ржавчины на палубе и корпусе. В принципе, сам пароход мы полностью красили за службу аж на два раза, и выглядел он вполне прилично. Не то, что рыбацкие ржавые лайбы. Однако окончательный военно-морской лоск навести было необходимо, и нам это в полной мере удалось. Танкер засиял как новенький…

Дальше был короткий переход до Владивостока, швартовка на 33-м причале, оркестр, поздравления от командования флота, толпа радостных родственников…

Нас, холостяков, сразу определили на стояночную вахту – чтобы не расслаблялись и дали остальным насладиться встречей с семьями. Через пару часов пароход опустел, все, кто мог, разбежались по городу, оставив только вахту и «обеспечивающего» в лице первого помощника Леонтьича, откровенно загрустившего по этому поводу.

Вахта прошла спокойно: всё же 33-й причал – в центре города, да ещё напротив «Пентагона» (штаба флота), это режимная территория, и чужие люди за двойное кольцо патрулей туда просто не прорвались бы.

Утром пришла команда переходить на мыс Голдобина, там заправиться топливом и перейти на мыс Артур, на постоянное место стоянки. Праздники кончились, не успев начаться… На флоте бабочек не ловят! Танкер, находящийся в исправном состоянии, должен быть в полной боевой готовности к выходу в любой момент независимо от морального состояния экипажа.

Сдав утром вахту третьему помощнику, я сгонял в сауну, вздремнул в каюте и начал строить планы на правильную жизнь.

Пункт первый плана состоял из визита в мединститут – наш бывший декан Александр Макарович Гусев (коего мы почитали как отца родного и между собой уважительно именовали Макарычем) нынче заведовал там кафедрой нормальной анатомии (есть ещё и «ненормальная», то бишь патологическая).

Переодевшись в приличный югославский костюм и голубую рубашку с галстуком, побрызгавшись французским одеколоном, я сошёл, поскрипывая новенькими башмаками, с трапа на родную землю. Настроение было приподнятым, в «дипломате» приятно побулькивала бутылочка ликёра «Баллантайнз» и лежали кое-какие заморские сувенирчики для знакомых преподавателей института. Всё же три года там отработал на благо медицинской науки, знакомых много…

Позвонил с ближайшего автомата в институт. Макарыч обрадовался и пригласил пожаловать на 16 часов к нему в морг. Юмор такой у медиков, специфический.

Сел на трамвай и через полчаса уже подходил к зданию «анатомки» на улице Некрасовской.

– Привет, бродяга! – Макарыч был, как всегда, немногословен. – С чем пожаловал? Всё тебя носит где-то по свету, нет, чтобы, как приличный человек, диссертацию защитил, семьёй обзавёлся!

Как всегда беззлобное ворчание Макарыча вызывало только добрые чувства – кто-то о тебе, непутёвом, ещё на этом свете заботится, кроме далёких родителей.

– Да ладно вам, ну не вышел из меня учёный, что ж теперь… Поплаваю ещё маленько и уж потом решу, как дальше жить.

– Ну, давай, рассказывай: где был, чего видел, кого из наших докторов встречал?

И вот так, за столиком с нехитрой закуской, с уважаемым человеком побеседовали «за жизнь», уговорили бутылочку разведённого медицинского спирта (иного Макарыч не признавал, ликёр презентовали ассистенткам) и, слегка «на взводе», расстались через пару часов, вполне довольные друг другом.

Вышел я на улицу в отличном настроении, слегка под хмельком, жизнь казалась прекрасной и удивительной, женщины одна красивее другой.

Ехать на мыс Голдобина (другой конец города) общественным транспортом не очень улыбалось, деньги были – решил тормознуть такси или частника.

На поднятую руку сразу отреагировал новенький «жигулёнок» шестой модели, с визгом притормозивший прямо возле меня.

– Куда катим, начальник? – спросил здоровенный краснолицый дядя, сидевший за рулём.

– На Голдобин, к нефтебазе. Давай через «Голубинку», короткой дорогой. (Голубиная падь, один из районов Владивостока).

– Да ну нахрен! Сейчас, как белые люди, по центру рванём! – заржал дядя и утопил педаль газа. Машина, шустро лавируя, неслась по Океанскому проспекту, вызывая возмущённые «бибиканья» других машин.

– Тебя как зовут? – спросил водила, дохнув на меня крутым водочным духом. – Меня Вадиком кличут!

– О-очень приятно! Станислав! – пролепетал я в ответ, с ужасом осознав, что дядя Вадик гораздо пьянее меня и почуяв спинным мозгом надвигающуюся жуткую неприятность.

«Жигулёнок» с визгом и дымом свернул с Океанского проспекта на центральную улицу Ленина. Тут же раздался звук милицейской сирены и строгий металлический голос произнес:

– Водитель автомашины «Жигули» номер… Остановиться!

– Ни хрена! Уйдём! – Вадик ухмыльнулся и подмигнул мне.

И пошло веселье! Машина неслась по Ленина, сворачивая на разные улицы и переулки, однако бравые гаишники не отставали, вой сирен всё время висел на хвосте. Всё как в заграничных детективах! Мне ничего не оставалось, как вжаться в спинку сиденья и молить бога, чтобы пронесло. Выброситься на ходу из машины – верная гибель, остаться – риск не меньший, однако приемлемого выхода не виделось.

Такого страха я не испытывал со времён первого шторма в Индийском океане, когда девятый вал, затмив половину горизонта, катил нам в лоб и захлестнул судно до самого мостика. Тогда пароход, дрожа, как загнанная лошадь, кое-как выбрался из-под воды, однако что-то явственно хрустнуло в районе баковой надстройки. Как потом выяснилось, треснули два шпангоута. Однако Нептун оказался к нам милостив – пронесло…

– Не ссы, братан! – в очередной раз подбодрил меня Вадим. – Прорвёмся! Я на гонках не от таких орлов уходил!

Бодрости это мне не прибавило, ибо хмель из головы моментально улетучился, и впереди уже маячили три варианта выхода, ни один из которых не был положительным. Либо разбиться вдребезги на полном ходу, либо попасть в милицию и лишиться визы на загранплавание (в лучшем случае), либо «присесть на зону» на пару годиков за соучастие (в худшем).

В голове назойливо вертелась гаденькая рекомендация английским женщинам-полицейским на случай изнасилования: «Если у вас нет сил противодействовать насилию – расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие», которую услышал в кают-компании камчатского сторожевика «Летучий» – его офицеры славились на Тихоокеанском флоте своеобразным чёрным юмором и склонностью к ненормативной лексике.

Но расслабиться не получилось, ибо события разворачивались с калейдоскопической скоростью. Машина выскочила на пустыри промзоны возле ТЭЦ-2 и завиляла по грунтовкам, поднимая тучи пыли. Однако «уазики» гаишников прочно висели на хвосте, хотя и заметно приотстали, оглашая окрестности бодрящим воем сирен, миганием «сигналок» и напрасными призывами остановиться.

Вадим в бешеном темпе крутил руль и переключал скорости – чувствовалась богатая практика. «Жигулёнок», подняв тучи брызг, вихрем пронёсся по громадной луже, в которой с ходу забуксовали оба приотставших «уазика».

– Я же говорил – прорвёмся! – радостно заржал Вадим. Но тут же умолк.

Перегораживая узкую улочку, стоял «КамАЗ» – самосвал, по бокам которого, помигивая «цветомузыкой», уютно расположились две машины ГАИ и милиционеры с автоматами наизготовку. Вечер перестал быть томным…

– П… ц, приехали! Конечная… – констатировал побледневший Вадим и вылез из машины, привычно подняв руки вверх.

– Руки на капот! Ноги расставить! – последовала команда, в спину мне упёрся автоматный ствол, руки милиционера привычно «обшмонали» карманы, извлекли паспорт моряка и новенький пропуск в магазин «Альбатрос». «Дипломат» тоже перекочевал в руки офицера, однако криминала и там не обнаружилось.

– Ты какого хера, морячок, машины-то угоняешь? – последовал риторический вопрос, после чего нас шустро запихнули в «стакан» машины и повезли в отдел. Так я из добропорядочного и законопослушного гражданина моментально превратился в злостного угонщика.

В отделе нас с Вадимом, предварительно обыскав, лишив галстука и шнурков, моментально определили в тесную камеру. Сидели молча – говорить было не о чем, влипли по полной. Да и посидели-то минут пять. Сначала вызвали к следователю Вадима, потом меня.

Дознаватель, улыбчивая дама средних лет в капитанском чине, заполнила протокол задержания. Быстро выяснилось, что я, в общем-то, тут ни при чём и прохожу, в худшем случае, свидетелем. Угона как такового не было – Вадим опробовал свою машину после ремонта, выехал из гаража, где обмывал это дело с приятелями, за очередной бутылкой. И тут-то я и попался ему на глаза: захотелось лишний червонец сшибить попутно. А вообще он бывший автогонщик и личность известная в «гаишных» кругах. Инкриминируется ему сопротивление милиции при задержании и создание аварийной ситуации на перекрёстке улицы Луговой.