Тем более что северокорейские ВМС не всегда придерживались общепринятых правил поведения военных судов в море, так как имели приказ применять оружие против «чужих кораблей», действуя по принципу «Сначала стреляй, а потом разбирайся». Это и привело к тому, что они буквально расстреляли безоружное советское судно.
Разведывательный корабль «ГС-34» («Унго»), тип – шхуна, построен в 1954 году на верфях Штральзунда (ГДР) в составе крупной серии судов для рыболовного флота (как СРТ-4197). 9 мая 1955 года на шхуне был поднят государственный флаг СССР и присвоено наименование «Унго».
В 1955 году судно Северным морским путём перешло на Тихий океан и вошло в состав ТОФ как посыльное. С 1956 года шхуна отнесена к подклассу посыльных судов и получила наименование «ГС-34» (позже Лоц-75), а наименование «Унго» оставлено как легендное. В 1957 году судно было отнесено к кораблям 3 ранга специального назначения. Под разными наименованиями оставалось в строю 38-й бригады особого назначения ТОФ до 1972 года и в 1973-м было списано и сдано на слом.
Я, в ходе своей флотской службы, много встречал однотипных с «Унго» судов. Это были и рыбацкие траулеры, и транспортные и разведывательные корабли. Один был даже вооружён по типу малого противолодочного корабля и часто торчал в качестве брандвахты на выходе из бухты Золотой Рог. Но вообразить себя на борту маленького безоружного кораблика, безнаказанного расстреливаемого в ночи у чужих берегов, – выше моего понимания.
И в этом свете героизм наших моряков, не дрогнувших под снарядами на безоружном судне, – пример поведения в чрезвычайной ситуации. Правда, и матросы тогда были другие – из довоенного поколения.
Две войны мичмана скубко
В одном из ноябрьских номеров амурского еженедельника «В мире тайн» за 2007 год была опубликована статья С. Молодова «Трагедии бухты Чажма», в которой рассказывалось о малоизвестной катастрофе – взрыве реактора атомной подводной лодки «К-431» на судоремонтном заводе в Приморском крае. Это произошло в 1985 году, ещё до Чернобыля, и только спустя десятилетия, когда был снят гриф секретности, стало известно о последствиях того взрыва.
И вот откликнулся один из очевидцев и непосредственных участников ликвидации катастрофы, бывший боцман лодки «К-431», старший мичман Николай Васильевич Скубко, прослуживший на этой лодке с 1978 по 1985 год и знавший её до последней заклепки. Мы с автором статьи встретились с Николаем Васильевичем на его скромной квартире в 3-м микрорайоне Благовещенска. Приветливый, симпатичный человек, сохранивший военную выправку, рассказал нам подробности взрыва, а также – с затаённой болью и обидой – о своих мытарствах после увольнения с военной службы. То, что он рассказал нам о своих «хождениях по мукам», может служить темой для целой повести или судебного дела для юристов.
Тот августовский взрыв разорвал жизнь старшего мичмана Скубко на две части, на две войны, в одной из которых он боролся за корабль и за свою жизнь с огнём и радиацией, а во второй (самой затяжной) – с чиновниками из Министерства обороны.
Война первая
В полдень 10 августа 1985 года тяжкий грохот взрыва на атомной подлодке «К-431», стоявшей у пирса судоремонтного завода, пронёсся над бухтой Чажма.
Моряков, проводивших регламентные работы на реакторе, разорвало в клочья и разбросало по бухте. Над заводом и сопками поднялось грибообразное облако. Из разорванного корпуса подлодки рвались огонь и бурый дым, резко запахло озоном. Лодка, получив пробоину в прочном корпусе ниже ватерлинии, начала тонуть.
Экипажи соседних кораблей, пожарные и рабочие завода бросились сбивать пламя и бороться за живучесть лодки. Никто из них не знал, что уровень радиации достигал 90 тысяч рентген в час и превышал допустимые пределы в 830 раз! Люди боролись с огнём в чём были, без специальных средств защиты, получая громадные дозы радиации.
Схема завода в бухте Чажма, где произошла авария
Лишь спустя несколько часов был налажен дозиметрический контроль и первичная обработка. С людей сбривали волосы и давали кружками спирт – так рассказывал Николай Васильевич, с первых минут участвовавший в ликвидации аварии. Во время взрыва погибли его друзья – капитан 2-го ранга Целуйко и капитан-лейтенант Дедушкин. Сам мичман Скубко с матросами и мичманами, стиснув зубы, собирал радиоактивные останки людей по бухте, выкладывая их на брезент на отмели, срезал с корпуса искорёженные взрывом детали и леера, собирал заражённый грунт и детали. Работами непосредственно руководили адмиралы Храмцов и Мормуль.
Николай Васильевич Скубко на встрече ветеранов
Потом найденные останки людей кремировали и захоронили в 50-метровой скважине на гранитном мысе Сысоева, поставив официальный мемориал в Павловске. Сама лодка, повреждённый реакторный отсек которой залили бетоном, была поставлена вместе со списанной ранее лодкой «К-42» на отмели у острова Путятина. Видимо, уже навечно исключённая из состава ВМФ, со снятым флагом.
В 2000 году на ней усилили бетонную заливку реактора и подвели более мощные понтоны, поставили датчики, ведущие постоянный мониторинг уровня радиации.
Кстати, по данным приморской журналистки Н. Барабаш, в посёлке Ракушка Ольгинского района таких вот бесхозных лодок стояло аж семь штук.
Мичман работал до тех пор, пока не свалился сам, и уже без сознания оказался в госпитале. Там его поставили на ноги, сняв внешние признаки лучевой болезни и признав годным к дальнейшей службе на подводном флоте.
Подводная лодка К-431 после пожара
После завершения спасательных работ весь экипаж «К-431» без всякого медицинского обследования перевели на другую лодку («К-48»), на которой старший мичман Скубко продолжил свою боцманскую службу. Кстати, он рассказал, что на эту лодку перенесли и ряд механизмов с взорвавшейся лодки, в частности один из перископов. Вместе с радиацией, надо полагать!
В то время часты были боевые службы и автономные плавания в Индийском и Тихом океанах, в Красном море и Персидском заливе. Это была реальная война нервов. Лодки этого проекта на нашем флоте называли «раскладушками» (за поднимающиеся контейнеры для ракет) и «ревущими коровами» – за сильный шум, производимый под водой и хорошо слышный противолодочным кораблям и лодкам противника, а экипажи советских надводных кораблей из 8-й и 10-й оперативных эскадр относились к ним с молчаливым уважением, как к смертникам.
Николай Васильевич рассказывал, что был и момент смертельного риска, когда лодка всплыла в Персидском заливе, демонстративно открыв контейнеры крылатых ракет недалеко от авианосца «Америка». Подобные вещи случались в те годы и с другими кораблями: такое уж тогда было время – шла «холодная война», и на Ближнем Востоке и в Африке сталкивались интересы двух сверхдержав. Не до себя тогда было, хотя и стал мичман часто и неожиданно терять сознание: начали сказываться последствия облучения. Много времени проводил по госпиталям, и в 1990 году был комиссован по состоянию здоровья.
Казалось, человек, отдавший Родине и Военно-морскому флоту лучшие годы и потерявший здоровье на боевой службе, должен быть окружён вниманием и беспрепятственно получать заслуженные льготы, положенные ему по закону и по совести. Но не тут-то было! Всё приходилось буквально выбивать, вырывать у военных чиновников. Нужно было кормить семью, поднимать троих детей. И мичман снова начал войну!
Война вторая
Как это ни странно звучит для нормального человека, но Николаю Васильевичу, не раз и подолгу лежавшему в специальном центре в Санкт-Петербурге, ещё и пришлось доказывать, что он является ликвидатором радиационной аварии именно на «К-431», что его болезни напрямую с этим связаны и что ему положены определённые законом льготы. Долго (почти 4 года) пришлось доказывать, что он является ветераном подразделений особого риска (кстати, до сих пор даже не все его товарищи по экипажу имеют такие удостоверения).
Ведь авария на «К-431» случилась до Чернобыля и, как у нас водится, была «наглухо» засекречена, с людей (первым делом!) взяли подписки о неразглашении, а часть секретных документов просто уничтожили по описи. И как теперь доказывать? Все мытарства, пройденные Николаем Васильевичем, в наглядном отображении составляют два больших полиэтиленовых пакета с пачками документов. Некоторые из этих документов представляют собой шедевры бюрократического творчества и заслуживают отдельного упоминания. Например, заключения различных медицинских экспертных комиссий, касающиеся заболевания лёгких.
До сих пор он не может получить медаль «Ветеран Вооружённых сил» и орден Мужества, хотя все соответствующие приказы и удостоверения у него есть. Специализированные медицинские комиссии он должен проходить в Санкт-Петербурге, в воинской части, а её недавно расформировали. Положенную ему как инвалиду «Оку» он получил только благодаря лично губернатору Санкт-Петербурга Матвиенко (дай ей Бог здоровья!). Морально поддерживают его и друзья по экипажу, а также адмиралы Храмцов и Мормуль (тоже уже далеко не здоровые люди). От них, да ещё от своей дружной семьи и от жены, настоящей русской женщины, черпает мичман силы для дальнейшей борьбы.
А недавно ветеран получил новый «подарок» от родного государства – с июля 2007 года ему снизили пенсию на 30 %. С горьким смехом Николай Васильевич рассказал, как от него прячутся сотрудники и руководители облвоенкомата. Даже письмо в администрацию Президента РФ в 2006 году не возымело действия.
Мы не можем в рамках этой статьи рассказать обо всех мытарствах бывшего подводника, потерявшего здоровье на службе Родине, – наверное, это дело для профессиональных юристов. Кто тут виноват и в какой степени – мы решать не вправе.
Ведь и чиновники Министерства обороны (в погонах и без них) тоже действуют по законам и приказам – в этом серьёзном ведомстве самодеятельность не поощряется. Другое дело, что все эти законы и приказы как-то слишком часто не совпадают с простым человеческим понятием о справедливости или исходят из каких-то других, неведомых нам, государственных интересов.
Мы сами – в прошлом моряки, прошедшие не одну боевую службу в тех же местах. И тогда, в восьмидесятых, так же как и мичман Скубко, и тысячи других моряков из 8-й и 10-й оперативных эскадр, были готовы пожертвовать своей жизнью за Отечество! А вот сейчас, зная, что нас после этого ждёт, – вряд ли. Кто из нынешних и будущих российских военных сможет рисковать жизнью при таком отношении к инвалидам и ветеранам военной службы? Наверное, ещё не раз подумает, прежде чем рискнуть. Смогут ли защитить Родину нынешние наёмные бойцы – тоже большой вопрос…
А ведь они, ветераны и инвалиды военной службы, просят лишь то, что им положено по закону. Но многие военные чиновники (которые, кстати, тоже когда-то станут пенсионерами) зачастую считают ветеранов кучкой вздорных и скандальных стариков, требующих невесть чего и желающих пустить по ветру родное Министерство обороны! По крайней мере, так оно со стороны смотрится.
Наверное, поэтому старший мичман в отставке Скубко и продолжает свою вторую войну – из чувства несправедливости и обиды! Мы невольно чувствовали какую-то вину перед ним, за то что растревожили старые воспоминания, замечая, как у ветерана дрожит голос, когда он вспоминает о погибших при взрыве и умерших от болезней друзьях, как тяжело ему вспоминать этот страшный взрыв на родной лодке. Вместе с ним воюют с Министерством обороны за свои права и другие участники катастрофы – гражданские жители посёлка Дунай и рабочие судоремонтного завода в общем количестве 2209 человек, которых просто взяли да и исключили из числа пострадавших при аварии «К-431» приказом командующего ТОФ от 29.04.1999 г. № 229.
(Очерк написан в соавторстве с С. П. Молодовым)