– То есть вы просто хотите присвоить его изобретения и получить за них деньги, минуя жену и детей в качестве законных наследников.
В какой-то момент в глазах у Чегеваркиной мелькнуло странное торжество, казалось, что еще секунда, и она рассмеется Гурову в лицо, но через мгновение она снова стала фурией, которая выходила из себя, но как-то наигранно. То бросала Гурову в лицо обвинения, то признавалась в любви Сысоеву и рассказывала, какой он гений. Потом Гуров понял, что на самом деле это была обычная женская истерика, просто она проходила в таком формате.
– Давайте так. Вы успокоитесь, я пока заберу эти документы, а вас жду в Главке. Очень хочется узнать вашу историю поподробнее. – Полковник постарался улыбнуться максимально приветливо, но даже бывалый Гуров поймал себя на том, что ему совсем не хочется поворачиваться спиной к этой женщине.
То ли обыкновенная психопатка, то ли богатая фанатичка из тех, кто в прошлом, будучи из знатных богатых родов, пытался вместе с революционерами свергнуть царскую власть.
А фанатиков Лев Иванович не любил.
С ними было до зевоты скучно.
– Хорошо, полковник, – неожиданно благожелательно сказала Мария Чегеваркина, – увидимся в вашем кабинете.
– Интересно, что в этих документах такого ценного, если она готова была мне выцарапать глаза за них, – сказал сам себе Лев Иванович, бросая папки с бумагами на пассажирское сиденье.
Про утренний венок, который ему подкинул неизвестный, полковник уже и думать забыл, но эксперты позвонили сами и доложили, что отследить «дарителя» не удалось, венок был заказан анонимно, а ленточку заказчик привез сам. Забирал венок курьер известной службы доставки. Никаких данных не осталось.
А вот Чегеваркину нужно держать в уме. Мало ли что…
Когда Гуров приехал в Главк, у кабинета его ждала девушка с растрепанными волнистыми волосами и очень строгим взглядом. Не успел Лев хоть что-то сказать, как она, буквально втолкнув его в кабинет, начала строго отчитывать:
– По какому праву вы в момент скорби стали обвинять мою подругу! Да вы даже не представляете, сколько сил она вложила в этого прощелыгу! А он ее постоянно обманывал! Она даже выбила ему служебную квартиру, да вы вообще не представляете! Машенька позвонила мне и сказала, что вы забрали личные документы Антона, а вы понимаете, что у нее ничего не осталось на память от мужчины, которого она так любила. – Вы даже не представляете! – патетично закончила она свою речь, но так и не договорила, чего именно не представляет Гуров.
– Представлю, если вы расскажете, – сказал полковник и галантно пододвинул даме стул. – И для начала – представьтесь, пожалуйста. Меня зовут Лев Иванович Гуров, а вас? – Судя по взгляду, еще немного – и этот стул полетел бы в стену. В отличие от Чегеваркиной эта гостья явно умела закатывать истерики и сейчас готовилась продемонстрировать свои способности.
Именно в этот момент в кабинет влетела Чегеваркина. Льву даже стало интересно, каким образом Мария Александровна так быстро добралась, но, видимо, у нее тоже была машина.
Временами полковник думал о том, что ему очень везет на странных людей, но чтобы так? Чегеваркина приехала в Главк через двадцать минут после него самого. И на ее лице уже не было ни следа скорби, только ярость оттого, что все пошло не по ее сценарию.
Крячко пришел в кабинет буквально в середине спектакля, в котором роль примы выполняла Чегеваркина. Как потом поделился Стас, единственное сравнение, которое пришло ему в голову в этот момент, – что Мария Александровна очень напоминала маленькую кусачую собачку. С громким пронзительным лаем, ухоженной стрижкой по моде столичных грумеров, подкрашенными коготками и в костюмчике, который хозяйка купила ей на Неделе моды. Уловить суть претензий Чегеваркиной было тяжело в том числе и потому, что она сама пока еще не знала, чего хочет. Правила приличия в обществе вынуждали ее требовать от полковника расследования убийства ее любовника. Но при этом ее гораздо больше интересовали чертежи и записи с последними разработками Сысоева, о чем она несколько раз оговаривалась. И в то же время она была уверена, что тут, в Главке, никто ни в чем не разберется, и прямо сейчас она дойдет до главного и потребует от него, чтобы он заставил своих сотрудников работать. Вторая участница этой же драмы, которая прилетела на защиту своей подруги, пока еще не знала всего контекста, поэтому просто поддакивала, повторяя то, что говорила Чегеваркина, но с задержкой в несколько секунд. И тоже, что характерно, собиралась идти к главному, потому что у них тут, само собой, бардак.
Ситуацию усугубляло то, что в кабинете именно в этот момент находился стажер. И в ту минуту, когда разъяренные дамы бушевали, Вова по телефону рассказывал кому-то, где лучше всего делают сейчас мужской маникюр.
Где-то минут через двадцать непродуктивных скандалов Лайонела Пономарева, подруга Чегеваркиной и тоже сотрудница Пушкинского музея, вдруг заметила, что все это время никто им не отвечает. Гуров и Крячко мало того, что не пытались их успокоить и доказать свою готовность сделать все, что угодно, ради счастья прекрасных дам, они еще и изучали что-то поверх их голов.
На мгновение воцарилась тишина, воспользовавшись которой Гуров негромко сказал:
– Да, ты прав, стены пора перекрасить. Уже трещинами пошли.
– Да как вы смеете! – пошла на второй или третий виток Пономарева, видя, что Чегеваркина захлебнулась яростью.
– Сидеть, – тихо, но в то же время очень веско сказал Гуров.
Дамы сели и с удивлением замолчали. Хотя они и пришли в Главк, уверенные в том, что тут работают одни идиоты, барышни все же не ожидали, что все их угрозы будут восприняты как шум назойливого ремонта у соседей. А сейчас перед ними стоял лишь слегка выведенный из себя полковник. Он не кричал, не повышал голос, а просто заставил их сесть, а потом медленно подошел к своему столу, сел, выровнял папку с документами и только после этого начал беседу.
– По одной, пожалуйста, – сказал Гуров максимально вежливо, – я так понял, что погибший не имел обыкновения делать цифровые копии своих чертежей и разработок и именно поэтому вам так нужны его бумаги. Кому вы хотите их продать? Вряд ли пытаетесь получить для музейной коллекции?
Пономарева молча хлопала глазами. Крячко был готов поставить все, что у него было, на то, что она в самом деле понятия не имела, о чем говорит Гуров и чем занимался Сысоев. Просто скандалила из любви к искусству и потому, что давно знала Чегеваркину и понимала, какой скандал та ей устроит, если прямо сейчас Лайонела не выступит второй скрипкой.
– Я так поняла, что вы не успели еще просмотреть те важные документы, которые вы забрали, словно пачку макулатуры, – ледяным голосом, взяв себя в руки, начала Мария Александровна.
– Да. А вы, как я понимаю, еще не смотрели новости и не знаете, что мы сейчас работаем над делом подражателя серийному убийце. Поэтому если вы действительно хотите, чтобы убийцу вашего мужчины поскорее нашли, то постарайтесь вспомнить все, что было необычного в последнее время. Он болел? У Антона был диабет?
– Нет, точно не было, я бы знала. Я давно уже слежу за его здоровьем. Сами понимаете, молодой жене в таком деле доверия нет.
– Понятно. – Крячко присел на краешек стола, подключаясь к расспросам. – Вы давно вместе?
– Десять лет.
– А сколько времени погибший женат?
– Пять.
Сыщики с удивлением посмотрели на свидетельниц.
Чегеваркина пожала плечами:
– Я замужем уже больше двадцати лет. В браке с Тошей я не была заинтересована. Скорее в том, чтобы быть ему поддержкой и музой. Как я уже говорила. Мне приятно, что множество своих изобретений он сделал при моей поддержке.
– Так, не надо нам пересказывать «Мастера и Маргариту». Еще немного, и вы бы переехали от мужа к нему в подвал, – поморщился Гуров. – Сысоев же преподавал?
– Да, это было его хобби, если можно так сказать.
– Готов поспорить, он сам так не считал, – обронил Крячко, начиная заводиться. Кажется, Чегеваркина была той еще занозой, и странно, что изобретатель прожил с ней столько лет.
– Я не мешала ему заблуждаться. Но имейте в виду, большая часть изобретений моего мужчины, вы очень правильно назвали его, и спасибо, что не использовали более банальное «любовник», засекречена. Я могу рассказать только о некоторых. Тоша работал на оборонку. Он усовершенствовал конструкцию винтов военных вертолетов так, что это позволило бы снизить риски аварий, которые часто возникают именно из-за отказов винтов. И сделать вертолеты более маневренными.
Гуров и Крячко переглянулись. Чегеваркина говорила очень вдохновенно, но в то же время создавалось впечатление, что она шпарила по написанному. Как если бы перед внутренним взором у нее был текст, с которого женщина читала.
– Чертежи, пока ведется следствие, будут подшиты к делу. После вы можете забрать их. Скажите, а почему вы так уверены, что погибший был гением и что за его чертежи можно получить деньги? Ведь вы хотите именно этого? И где сейчас его жена?
– Дома, наверное. Она всю себя посвящает фитнесу, салонам. Дети растут с нянями, – сказала Чегеваркина.
– Вы же мне сами рассказывали о том, что она домашняя клуша, слишком приземленная и посвящает себя только семье и детям? – напомнил Гуров, намеренно снова выводя Чегеваркину из себя.
– Не нужно провоцировать меня на скандал, – холодно откликнулась Чегеваркина.
Пономарева снова поддакнула. Казалось, что даже воздух в кабинете стал таким густым, что дышать им становилось все тяжелее. Гуров открыл окно и отпустил обеих свидетельниц, поняв, что ничего полезного для расследования от них не добьется.
– Что скажешь?
Крячко пожал плечами:
– Я только что от жены Сысоева. Она убита горем, по ее словам, муж все эти дни должен был быть в командировке. Дети в школе. Муж обожал работу в университете, в самом деле работал на оборонку, но есть несколько интересных расхождений. Жена утверждает, что Антон Сысоев занимался разработкой специальных… я даже записал, – Крячку сунул руку в карман и достал оттуда листок бумаги, – подвижных и облегченных пневмоплатформ для крепления орудий к борту боевых кораблей.