Орлов нервно сглотнул:
– Бабушка-то хоть своей смертью умерла?
– Инфаркт миокарда в крымском санатории. Документы о вскрытии не оставляют сомнений. Есть, правда, и негласные сведения…
– Так-так…
– Местные коллеги утверждают, что сердечный приступ случился под сильным впечатлением от курса массажей, сделанных местным доктором-мачо. К нему там из статусных пенсионерок очередь.
– Еще бы! Понимаю их. – Орлов потер спину и осекся. – Ну, в плане остеопатии. – Настал черед подчиненных сдержать смех. – В доме «Известий» храбрый портняжка живет, говоришь?
– Кутузовский проспект – он такой, да.
– Александру Твардовскому, который там жил, поди, и не снилось, что соседу по дому о старушках грезится.
– Никому не снилось. Особенно в сочетании с экскориационным расстройством.
– Это что за зверь? – недоумевающе спросил Орлов.
– Человек навязчиво ковыряет кожу вплоть до гнойников и шрамов. Чаще всего на лице. Так что дипломатический юноша со своей физиономией не всегда дипломатичен.
– Ладно. Поговорите с ним осторожно. Проверьте алиби. Кто-то еще занятный среди клиентов звездной психологини есть?
– А как же! Денис Павлович Кучеренко. Двадцать два года из проведенных сорока на планете санитар из морга, который воображает себя коллегой из викторианского Лондона, сыном погибшего моряка и нищей прачки…
– Не вижу в этом ничего плохого.
– Его кумир надругался над пятьюдесятью трупами ангелоподобных блондинок во время дежурств в морге при госпитале Святой Виктории. Свои укусы в момент экстаза маскировал, накладывая неуклюжие швы…
– Спасибо за эти подробности! – от души поблагодарил Орлов и позвонил своей преданной секретарше. – Верочка! Обед отменяется. Пропал аппетит… А откуда, – он брезгливо сморщился, глядя на фото Кучеренко, – у такого создания деньги на визиты к Юнг? Она брала за часовую беседу бюджет обеспеченной провинциальной семьи.
– Сразу видно, вы никого не хоронили давно, – упрекнул Крячко.
– Сплюнь! – Начальник постучал по дереву. – А что?
– А то. Что санитары в морге получают солидные деньги от похоронных агентств. Там на самом деле все в доле. От врача «Скорой помощи», сообщившего о новопреставленном, до санитарки, которая обмывает перед выдачей.
– Какой-то новый мир!..
– Загробный, – фыркнул Гуров.
– Ну и шутки у тебя, Гуров! Ладно! Вы все же проверьте, не шантажировал ли Юлию Юнг ваш любитель истории. Может, оказал ей когда-то посильную помощь? Документы о вскрытии подделал или еще что. Ну и проверяйте постепенно ее самых подозрительных клиентов. Весь этот, – он с презрением кивнул на фото, – парад парафилий. Особенно тех, кто был недоволен консультациями, фанател от женщин типажа Юлии или намеренно ее выбрал, потому что маму напомнила. Есть там такие?
– Пациентов с эдиповым комплексом двое, – охотно отозвался Крячко. – Балерун и тренер женской волейбольной команды.
– И оба были женаты на спортивных блондинках с каре, как Юлия, – поддержал Гуров.
Орлов посмотрел на них как на нерадивых детей:
– Ну и контингент! Начните с более агрессивного. – Сыщики кивнули и направились к двери. – И про семейную терапию не забывайте!
– В смысле? – не понял Гуров.
– Кстати, – пробурчал Крячко, – хотелось бы с женой время провести.
– Да при чем тут твоя личная жизнь, Крячко? Я про клиентов Юлии, которые к ней в полном семейном составе ходили. Может, там такие же маньяки, как на этих фото. Или ваши Колосовы, не к ночи будь помянуты. Глава благородного семейства флористов уже в «Черном дельфине» икебаны ваяет.
Гуров хмыкнул.
– Туда ему и дорога. Отдельно, как говорит молодежь, доставляет, что одолели его, – Орлов гордо выпрямился, – мои орлы! Хоть Штолин своими саратовскими птенцами и хвастает.
– С нами работали хорошие молодые следователи, – понимая, куда ведет разговор, спокойно заметил Гуров.
– Да? – Орлов бросил быстрый взгляд на коллег. – Тогда попрошу предоставить им возможность самим доказать свою невиновность. И в расследование гибели Елизаветы Максимовны Колтовой, как Британия в мировую войну, не вмешиваться.
– Если как Британия… – запальчиво начал Крячко.
– Потому что, – повысил голос Орлов, – Брадвин, наш добрый знакомый, большой филантроп и друг всех детей, требует крови жениха Колтовой.
– Да он ему ее всю до пожизненного выпьет! – прорычал Гуров.
– И я, – перешел на крик Орлов, – его понимаю! Во-первых, – он вздохнул, – на него там отдел внутренних расследований давит. Тренд на ловлю волков в погонах никто не отменял, сами знаете.
– А во-вторых? – спросили сыщики хором.
– А во-вторых, алиби у парня нет. А опыт убивать, как у всех нас, – есть. Работа такая.
– Что мы все, – пошел пятнами гнева Крячко, – маньяки теперь?
– Отношения у них с Колтовой, говорят, непростые были…
– Характер у обоих, – признал Гуров, – не сахар.
– Говорят, они даже на месте преступления однажды дрались.
– От ненависти до любви, – отчеканил Гуров. – Лиза и Глеб пикировались, пока не начали плотно работать с нами по убийству Сваловой. Там взаимный абьюз перерос во взаимный интерес. А потом и в любовь.
– Да и какой там абьюз? – махнул рукой Крячко. – Дерганье за косички, не более. Озеркин Папку от всего защищал.
– Папку! – беззлобно передразнил Орлов. – Видите в них подростков, и они лезут в самое пекло. Ей-богу, как дети! Вот как молодая женщина оказалась в этой клоаке без подкрепления, совсем одна?
– Проверяла зацепку по делу из картотеки Штолина двадцатилетней давности. Не думала, что субъект до сих пор активен и выследит ее.
– Или была там с кем-то, кто это дело якобы тоже «расследует»…
– «Якобы»?! – Гуров начинал злиться.
– Не кипятись, а подумай. Убийство совершено с особой жестокостью. Волосы заклеены скотчем. То есть жертва могла быть суррогатом реального объекта ненависти. Значимой фигуры из детства, например. А у парня проблемы с матерью, известной детской писательницей, между прочим.
– Любовь Озеркина была ханжой и садисткой. Измывалась над детьми и собаками. Соседи звали ее Салтычихой. Она довела до самоубийства младшую сестру Глеба…
Орлов посмотрел на Гурова в упор:
– То есть ему было за что ее ненавидеть. О том и речь…
– Он отомстил ей, добившись наказания за доведение до самоубийства через суд. Как и полагается нашему коллеге.
– А еще к Малахову на передачу сходил… – В руках Орлова появилась папка. – Вот его дела за последние годы. Сыновья-боксеры избили мать. Вандалом на могиле бабушки оказался внук…
– А еще убийство пожилого профессора психологии двадцать лет назад. Виктимология уже не та.
– Кто знает, что в голове у парня, который годами одиноко жил в огромном коттедже на областной Рублевке и, судя по этой стопке жалоб на него сотрудниц, – Орлов показал увесистый файл с документами, – разделял теорию, что курица не птица, баба не человек.
– С Папкой было иначе.
– Брадвин считает по-другому. А он парень настойчивый, ты знаешь.
– Направите в командировку в Саратов?
– Ни в коем случае. Это не наше дело. И не нужен провинциалам козырь в виде нашего вмешательства в расследование, подозреваемым в котором является ваш с Крячко ученик.
Форель с брокколи в ресторанчике «Жужелица» таяла во рту, и, даже не будучи гурманом, Гуров нехотя отложил вилку, когда в зал вошла женщина, которую он ждал. Жанна Грекова, тренер по ораторскому мастерству и SMM-менеджер, на мгновение замерла у входа, в нерешительности покусывая кофейные губы, но, увидев сыщика, махнула рукой и направилась к нему, покачивая широкими бедрами. Гуров с восхищением отметил, что ближайшая подруга и SMM-менеджер Юлии Юнг походила на бомбейскую кошку в своем черном платье-лапше, с медными локонами, рассыпанными по узким плечам.
– У меня мало времени, – предупредила она, – дети Юли, мои крестники, живут у меня. Я оставила их в парке приключений в торговом центре.
Жанна указала рукой на застекленное здание, которое виднелось в окне перед их столиком.
– Как они перенесли случившееся?
– Дети? Смерть матери? – Одна из ее закругленных бровей, подчеркивавших черты лица, удивленно выгнулась. – Предсказуемо. Или вы их тоже в чем-то подозреваете?
– У меня пока нет подозреваемых, – солгал Гуров. – Я только проявил участие, – спокойно добавил он. – Кто теперь будет заботиться о них?
– Приедут Юлины родители из Аткарска. Это в Саратовской области. И поселятся наконец в ее квартире. – Жанна сделала глоток воды с лимоном. – Она давно их ждала. Без них ей казалось, что «остров» необитаем. – Она отвернулась к окну, будто это могло скрыть от Гурова болезненную гримасу ревности на ее лице.
Однако сыщик разделял ее чувство. Один из итальянских шеф-поваров, увидевший его жену Марию на театральных подмостках, подарил ей после спектакля ключи от апартаментов в этом элитном жилом комплексе. Маша, разумеется, от такого подарка отказалась наотрез, но мужу, смеясь, рассказала о безумстве поклонника. Гуров лично ездил в ресторан Gusto на Арбате, чтобы посмотреть в глаза наглецу.
Если Юлия Юнг растила двух сыновей-подростков и маленькую дочь на «острове», как говорили его жители, из ее окон была видна река и заповедник Москворецкого природного парка. Круговая панорама глубоких вод превращала дом в сказочную крепость, а круглосуточная охрана, состоявшая из бывших сотрудников правоохранительных органов, делала ее неприступной. Возможно, поэтому убийца напал на Юлию не у квартиры, а в подземном паркинге офисного здания, где она снимала кабинет с дорогой кофемашиной, тяжелыми креслами и классической кушеткой, обтянутой благородной шоколадной кожей, на фоне обоев с переплетенными листьями, символизирующими жизнь на картине «Помни о смерти» Фриды Кало.
Похититель увез женщину в лес, где избил железным прутом, изнасиловал и выстегал найденной веткой. Причиной смерти Юлии стали множественные черепно-мозговые травмы. Поза, в которой убийца оставил жертву, и ветка, введенная в ее тело, говорили о желании унизить психолога. Значит, хищника связывало с ней что-то очень личное.