Памятка убийцы — страница 49 из 65

– А остальные?

– Динка Соколова бы поддержала. Она публиковалась в «ЖЖ» по средам и легче всех пережила наше непоступление в аспирантуру, потому что выскочила замуж за парня с факультета компьютерных наук и информационных технологий через неделю после защиты. Мы все у них на свадьбе гуляли. На подарок скидывались. Она сейчас тоже домохозяйка, судя по фотографиям из Диснейленда в соцсети. С мужем в Штатах живут.

– Она или вы общаетесь с Радомиром Грецевым?

– Субботой? Радик был беззащитным, трепетным. Переживал трагедию каждого подростка, о котором писал, как свою собственную. Таким же был и Ваня Рюмин. Редкий лентяй, кстати, потому и Воскресенье.

– В этот день Бог отдыхал?

– Верно. Хотя Ванька отдыхал всегда.

– Почему вы говорите об этих ребятах только в прошедшем времени?

– Потому что их нет. В пандемию у нас была онлайн-встреча выпускников. Всем хотелось поддержать друг друга. Радик и Ваня не «пришли». Ну, и кто-то с курса сказал, что их нет. Вроде нелепо погибли на рыбалке летом.

Она уперла указательный палец в нижнюю губу, стараясь скрыть напряжение.

– А о смерти Юлии Новиной, которая стала известна как Юлия Юнг, вы не знаете? Ее похитили из съемной квартиры, где она консультировала, и зверски убили. – Гуров поделился экраном, на котором открыл фотографию с места обнаружения тела Чешевой.

– Какой ужас! – Полетучая застыла с ладонями, прижатыми в молитвенном сплетении ко рту. Ей казалось, что Гуров каким-то образом перенес ее в самый ужас российской жизни, от которого, как она считала, ее непробиваемо укрыл немецкий фахверк.

– Это произошло в четверг, – глядя на нее в упор, проговорил полковник.

– Понятно. – Полетучая сникла и почти отрезала: – Вы говорите со мной, потому что подозреваете, что это сделал Максим?

– Он был на такое способен?

– Когда мы дружили? – выпалила Полетучая. – За кого вы нас держите?! Мы в отличие от информантов были студентами, – она отчеканила каждое слово, – Саратовского государственного университета.

Гуров хладнокровно проигнорировал захлестнувшую собеседницу волну гнева:

– А что насчет поста про избиение девушки?

– Чокер?

– Да, ее.

Полетучая опустила глаза и тяжело вздохнула.

– Мы так и не смогли добиться от него, был он там или нет. Макс был сложным человеком. Жил с полоумной бабкой и очень жестким, простым отцом. Его брат был скинхедом. Оба стыдились друг друга. Думаю, брат хотел, чтобы Макс проникся его убеждениями, потому и уговорил друзей быть с нами откровенными. Макс мог просто записать и художественно оформить рассказ из первых и запятнанных кровью рук.

– Ваше исследование принесло какую-то пользу движению?

– Оно приобрело небывалую популярность в регионе. Слава лидеров распространилась по областным центрам. В Саратов начали прибывать сочувствующие из деревень. Именно этого наши информанты изначально хотели.

– Хотите сказать, что для Максима медные трубы не были искушением?

Она мягко улыбнулась:

– Были, конечно. Как и для всех нас. Та же Юлия стала Мисс СГУ. Ее объявили воплощением академического ума и классической красоты. Радика пригласили выступить на пафосном учительском форуме. Ваня получил какую-то премию от мусульманской общины. Хотя Макс в отличие от нас в таком вообще заинтересован не был.

– Он был из обеспеченной семьи?

– Вовсе нет. Но вроде бы жил с какой-то знаменитой детской то ли писательницей, то ли поэтессой. Она издавалась большими тиражами и была готова вложиться в его научную карьеру. Слухов о нем было много всегда. Но поверьте: вопреки всеобщему убеждению Макс Тевс нарциссом не был.

– Почему вы в этом уверены?

– Потому что, – просто сказала она, – так считал Алексей Анатольевич. Однажды я уронила ручку, когда собирала вещи после его лекции, и меня не заметили ни Соляйников, ни декан, который пришел в аудиторию, чтобы обсудить наш блог в «ЖЖ» с ним. Он хотел знать мнение Алексея Анатольевича о Тевсе. – Полетучая смутилась. – Может быть, с моей стороны было некрасиво это все слушать, но, в конце концов, от их разговора зависела и моя судьба тоже. Кроме того, я уже сидела под партой, как будто нарочно спряталась. Что тут сделаешь?

– Так случается. Что Соляйников сказал декану о Тевсе?

– Что Максим – истероид, а не нарцисс. У него огромные проблемы с контролем эмоций. Он отдаст все за то, чтобы его заметили. Но не стремится управлять и манипулировать другими людьми, не ощущает удовольствия от получения власти над ними.

– Вам известно, где он сейчас?

– Макс? – На ее лицо было написано неподдельное изумление. – Он не стал защищать диплом и пропал, как только разразился скандал. Хотя его имя всплывало потом в хороших статьях о посттравматическом синдроме у солдат, прошедших вторую чеченскую войну. Я подумала: он пошел в армию, а там все равно вернулся на родную стезю.

– Кто-то из «Отроков во вселенной» выходил с вами на связь в последнее время?

– Нет, что вы!

– Мы считаем, что Юлия хотела снимать для своего блога проект об одном из вас. Как вы думаете, кто бы это мог быть?

– Понятия не имею. – Полетучая пожала плечами. – Она сама?

* * *

Когда разговор был завершен, Полетучая так долго выражала сыщику свою признательность за неожиданное внимание к ее скромной персоне, что Льву начало казаться: ее лицо, подобно морде Чеширского кота, исчезало с экрана рабочего ноутбука постепенно, под конец оставив лишь широкую напряженную улыбку на мониторе.

Жаль, он не видел, как, завершив разговор, Лидия Кирилловна позвонила другому абоненту. Когда связь была установлена, Полетучая заговорила без малейшего привкуса елея в голосе, властно, отрывисто:

– Новина доигралась. Он нашел ее. Полиция ищет нас. Ни с кем не говори и сиди тихо.

* * *

Глеб Озеркин устало смотрел на цветущий кактус в кабинете Брадвина, в то время как Виктор Павлович буравил его глазами:

– Озеркин, время идет. Мы признаваться будем или нет?

– В том, что я считаю вас плохим человеком?

– В убийстве Елизаветы Дмитриевны Колтовой!

– Нет.

– Озеркин, мы оба знаем. Ты можешь вешать лапшу сидящим в коридоре Береговым. Тоже мне, группа поддержки! Как дети!..

– Они лучшие судебные энтомологи области, вы же знаете…

– Без соплей! – Брадвин налил себе воды из помутневшего фильтра. – Дружба дружбой, а алиби у тебя нет.

– Почему? Я был дома. Готовил ужин. Ждал невесту. Лиза написала, что у нее появилась зацепка по делу психолога Алексея Анатольевича Соляйникова, убийство которого мы расследовали в свободное от работы время. Это одно из нераскрытых дел, как вам, должно быть, известно. Когда она перестала выходить на связь, я пошел на поиски. Проверьте камеры…

– По всему городу?

– По моему маршруту, – предложил в ответ Озеркин.

– А знаешь, юное дарование, – легко согласился Брадвин, – почему нет?

Он сел за рабочий стол и повернул монитор к Глебу.

– Ресторан быстрого питания на улице Волжской «Вкусно – и точка» узнаешь?

– Как и сотни других.

– А ты тогда обошел сотню? В день, когда кто-то изнасиловал, изувечил и задушил Лизу.

Взгляд Глеба стал стеклянным.

– Вы это повторяете намеренно? Думаете, мне приятно слушать, что сделали с моей невестой? Или я не читал заключение о вскрытии?

– Я надеюсь, что у тебя совесть проснется. Или ты ее где-то забыл?

– Она в надежном месте. Я поступил с ней как вы с порядочностью и милосердием. – Глеб посмотрел на него снизу вверх полным тоски взглядом. – Прощание с Лизой начнется через час. Отпустите меня. Хотя бы ради нее.

– И когда жертву радовало, что убийца на свободе?

– Если я здесь, то он точно на свободе. И я должен быть на церемонии в «Нейротрауре» и на кладбище, потому что он тоже туда придет.

– Говорят, гламурное местечко этот «Нейротраур», да? – Брадвин посмотрел на телефон. – Юдин обзвонился. Уволю его к чертовой матери! Хорошие теперь у убийц, – он метнул острый взгляд в Глеба, – друзья.

– Вам не понять.

– Куда мне. Так что я бы вернулся к делам земным. Ты не в курсе, чем в этом «Нейротрауре» будут кормить?

– Поминки, согласно традиции, после кладбища. В ресторане.

– У. Может, все же метнешься во «Вкусно – и точку»? Она в соседнем здании с тем, где терзали… – Брадвин сделал короткую паузу, чтобы считать реакцию, – …Лизу. И ты, – он показал на мониторе запись с камеры, – там в тот вечер был.

– Я заходил за кофе по пути на набережную.

– Что так?

– В том районе находится дом психолога Соляйникова.

– Психологи, я полагаю, актуальная тема в вашей семье? Как в старом анекдоте, а? «Доктор, не жалуюсь. Терплю!»

– Мне терпеть нечего.

– Сказал человек с патологической ненавистью к женщинам. Чей отец ушел, после того как мать убила сестру. Он ведь с тобой больше не общался? – с легкой издевкой уточнил Брадвин.

– Я в отличие от него не переношу вину матери на всю семью, – не повелся на подначку Глеб. – И на всех женщин.

– А на Лизу?

– Тем более. И зачем мне мстить кому-то, если я посадил мать за ее преступления? Вы же знаете.

– Может, тебе этого показалось мало? Или Лиза напомнила Любовь Евгеньевну? Было такое? Обычная история ведь? Мы же выбираем партнера, похожего на родителя. Вот ты и обнаружил однажды, что Колтова похожа на твою мать. Тщеславная, едкая, циничная, властная…

– Лиза не была такой, – раздул ноздри Глеб.

– Была, конечно. Ее в отделе многие терпеть не могли.

– Неправда.

– И друзей у нее толком не было.

– Тогда кто, – Глеб указал глазами на дверь, за которой собрались Юдин, Назаров и Береговы, – сейчас мерит шагами коридор?

Брадвин выразительно посмотрел на часы и ядовито улыбнулся.

– Люди, введенные коварным, но близким к провалу злодеем в заблуждение.

* * *

Ангелина без сожаления переодела Лизу в платье, привезенное накануне Глебом. Вечернее пудровое платье-рыбка с объемными приспущенными плечами и силуэтной юбкой с разрезом по ноге показалось ей идеальным выбором, который бы одобрила Лиза. Оставалось только нанести мерцающий светло-розовый хайлайтер-спрей на ее грудь, скулы и шею. Надеть жемчужные серьги-гвоздики и нитку бус, которые передавались по наследству в семье Колтовых, и копию помолвочного кольца, которое Глеб заказал взамен того, что похитил убийца Лизы.