– А мне, знаешь, все равно не дает покоя этот укравший кольцо и платье курьер.
– Лев, давай не отметать самое простое объяснение.
– Совпадение?
– Ну да. Курьер нечист на руку. Офис пуст. Администратор вышла. А дорогое платье аккуратно сложено рядом с чехлом, как специально для него.
– И кольцо с трупа, не терзаясь, спер?
– А каких моральных терзаний ты ждешь от грабителя похоронного агентства? Может, это вообще рецидивист. Пришел осмотреться, потому что готовил грабеж или уже на него решился.
– Но обошелся малой кровью, потому что разбирался в моде и ювелирном искусстве?
– То, что платье всемирно известного бренда и стоит под миллион, он наверняка не знал. Но для бабы взял. Что, если бы моя жинка надела такие черевики! Классика.
– А кольцо?
– Ну какой опытный вор здоровый турмалин с бриллиантами не приметит?
– Убийца его тоже взял как трофей.
– Для проживания трофейной стадии акта серийного насилия, Лев. Но это другое. Хотя согласен: совпадение уровня «молния ударила дважды в одно место».
– Таких совпадений не бывает.
– Брось. Картину Эдварда Мунка «Крик» похищали дважды, просто потому, что она ценная и плохо лежала. Первые грабители управились за пару минут и даже оставили в норвежском музее записку: «Спасибо за плохую безопасность». А через десять лет их коллеги, размахивая пистолетами, украли разом «Крик» и «Мадонну».
– Просто и те и другие прекрасно знали, какую именно ценность они представляют.
– Сугубо материальную.
– Мотивация преступников может быть другой даже с бесценными шедеврами искусства, – не сдавался Гуров.
– Убеди меня, – хмыкнул Стас, который тоже не собирался так просто отказываться от своей точки зрения.
– Изволь. Тысяча девятьсот одиннадцатый год. Простой стекольщик Винченцо Перуджа похитил «Мону Лизу» самого Леонардо да Винчи, между прочим. На том простом основании, что загадочная улыбка Джоконды напоминала ему выражение лица бывшей подружки.
– Чудак человек! – фыркнул Крячко.
– Шутки шутками, но, пока Перуджа два года любовался прекрасным ликом, пустая стена в Лувре, где висела «Джоконда», стала едва ли не популярнее картины. Сотрудников музея поувольняли. Пресса без конца предлагала публике новых похитителей, включая Пикассо и Аполлинера.
– Волшебная сила искусства.
– Великая сила любви, – покачал головой Гуров. – Думаю, убийца Лизы знал, что полиция отследит всех чужаков на церемонии. Поэтому пришел тешить самолюбие в агентство, где увидел реплику кольца, которая его разозлила.
– Будто Глеб таким образом обнулил его деяние? – подхватил его мысль Стас.
– И символически снова сделал невесту своей, – кивнул Лев Иванович. – Пусть и в мире мертвых.
– Такое любого серийника разозлит, – пожал плечами Крячко, который не раз за свою работу оперативником сталкивался с серийными убийцами.
– Вот почему он выкрал кольцо, намеренно напугав Ангелину.
– В таком случае она могла пострадать сильнее, – запоздало встревожился Крячко.
– Все обошлось. Они с Баниным уже вернулись домой из больницы. Ребенок в порядке.
– Слава богу. А что думаешь насчет цветов, Лев?
– Что они могли быть предлогом.
– Или частью ритуала.
– Или заменой платью, присланному матерью Глеба. Поэтому такой цвет.
– Думаешь, Озеркина знала, что ее подарок в конце концов отвергнут? – предположил Станислав.
– Меня больше интересует, на какое событие он на самом деле был преподнесен – свадьбу или похороны, – задал встречный вопрос Гуров.
– Помня о наклонностях этой дамочки…
– И то, что наш фанат скинхедов Максим Тевс жил с какой-то известной детской писательницей или поэтом…
– Зришь в корень, – согласился Крячко.
– Я не уверен. Но ты прав: пора бы уже увидеться с Любовью Евгеньевной.
– Опять? В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов? – вскинул бровь Стас.
Там будешь горе горевать,
За пяльцами сидеть, за святцами зевать, —
вспомнил подходящую цитату из Грибоедова Гуров.
– Сдается мне: зевать тебе точно не придется, – не согласился Крячко.
– Поживем – увидим.
– Светлая память Лизе. Поживем не все, – подытожил Стас.
Банин включил посудомоечную машину, убрал в холодильник любимый торт Ангелины из кондитерской «Яблонька» «Клубника со сливками» и заварил себе крепкий кофе с пряной смесью из индийского магазина в турке. Такой напиток не позволит уснуть даже после бессонных ночей, которые начались с бесплодных поисков Лизы Колтовой.
Он запомнил ее не такой, как другие. Между ними всегда было легкое соперничество – девушкой-хакером и мальчиком из профессорской семьи, который, помимо классического образования, мог позволить себе престижные курсы по Data Science и другим направлениям IT. Лиза казалась ему дерзкой, резкой и в отличие от таких же эмансипированных и острых на язык сестер Береговых надломленной.
Их союз с Глебом Павел, как психолог, считал закономерным. Только если тайна Глеба была известна всей стране, раны Лизы были подобны внутреннему кровотечению. Она была из бедной семьи, но училась в престижном физико-техническом лицее. Мечтала изучать IT в Высшей школе экономики, но поступила в Институт физики СГУ. Взломала базы данных таких ведомств, что органы правопорядка сами предложили ей сотрудничество. С успехом занималась экономическими преступлениями, но получила награду за разоблачение держателей сайта «Друзья Лолиты» с платными трансляциями снаффов с похищенными цыганами малолетними детьми в даркнете. Собственно, версия мести цыганской мафии и одного из трех баронов, которые правят областью, по-прежнему принадлежала к числу самых перспективных в расследовании. Именно на нее на самом деле толковый следак Брадвин и отрядил исполнительного и бесстрашного Юдина.
И даже после похорон Лиза сумела удивить коллег. После официального объявления МВД о ее смерти на электронную почту отдела пришло письмо с соболезнованиями от американских коллег. Те выражали глубокую скорбь в связи с кончиной российского инженера, поделившегося важными сведениями, благодаря которым была наконец поставлена точка в многолетнем расследовании преступлений бывшего художника и аниматора студий Disney и Pixar Бухалема Бучибы, работавшего над такими проектами, как «Горбун из Нотр-Дама», «Геркулес», «Тарзан», «Лило и Стич», «Суперсемейка» и «Рататуй». С две тысячи двенадцатого по две тысячи двадцать первый год он сотни раз отдавал команды, как похищать, насиловать и мучить филиппинских малышек от двух до десяти лет, наблюдая за эпизодами их терзаний онлайн.
Будущий отец Банин был потрясен тем, как ужасно порой могут быть слиты в мозгу одного человека гений и злодейство, но благодарен Лизе, которая могла таких монстров остановить. А сейчас, когда его любимая уснула после пережитого ужаса, он мысленно обратился к их дорогой подруге, возможно, плывущей сейчас с перевозчиком Хароном по коварным, бурлящим священными клятвами водам Стикс в Аид.
И дело было не в том, что в последнее время Павел слишком много слушал свою начитанную и впечатлительную (особенно теперь) невесту Ангелину. Как психолог, он знал, что опытный серийный убийца, одержимый насильник наверняка вернется за понравившейся ему женщиной. А значит, нужно было убедить Ангелину не появляться на работе, пока он этого «курьера» не найдет.
Вот для чего ему нужна была помощь Лизы. В каком бы из миров она сейчас ни находилась, Банин просил ее найти все, что помнила и знала Сеть об «Отроках во вселенной».
И к утру он написал сообщение Гурову, содержащее все необходимые сведения, в том числе фразу «Радомир Грецев и Иван Рюмин погибли шестнадцатого июля две тысячи пятнадцатого года. Найдены недалеко от пляжа села Пристанного. В четверг». «Принято», – мгновенно пришел ответ.
Гуров не спал, так как всю ночь изучал записи Юлии Юнг, отданные ему Ольгой Валиводзь во время их с Крячко визита в ее подмосковное поместье. Самыми старыми здесь были вложенные в дорогие дневники тетради в клетку, заполненные еще старшекурсницей Новиной во время последних лет работы над дипломом на спецсеминаре профессора Соляйникова и практики, которую она с друзьями проходила на «Алтынке», то есть в Саратовской областной психиатрической больнице Святой Софии, расположенной на выжженной солнцем Алтынной горе.
Пациентками, которых наблюдала Юлия, были диковатая студентка кулинарного техникума с эпилепсией Инна Михайловна Аринушкина, алкоголичка средних лет Николь Григорьевна Турова и любвеобильная дама Степанида Федоровна Кокина с «каменьями в почках и деменцией ввиду преклонных лет».
«Вечер обещает быть томным, – тоскливо подумал Гуров, ознакомившись с введением. – Я на трезвую такое не вывезу. Скорее бы рассвет».
Правда, по истечении двух часов увлекательнейшего и живого чтива сыщик был готов с удивлением отметить, что остроумие рассказчицы скрашивало тягостное впечатление от декораций психбольницы с общими санузлами и палатами на десятки непустующих койко-мест. Хроники своих бесед с сумасшедшими Юлия вела с профессиональной тщательностью прирожденного психолога, раскованностью будущего звездного специалиста и подлинным писательским мастерством.
Гуров несколько раз засмеялся в голос, вместе с Новиной поневоле погружаясь в обсуждение многоликих эмоциональных истоков и порой неутешительного воплощения непристойных любовных предложений, которые, подобно песку из возрастных кавалеров, сыплются как из рога изобилия на сохранивших даже незначительную привлекательность интеллигентных дам в количестве, коррелирующем с деменцией лет.
Ему было больно знать, что где-то в Энгельсе алкоголичка и наркоманка была так увлечена общением с кругом по интересам, что избивала дочь, прикованную к ледяной за неуплату отопления батарее. Так постепенно простуда старшеклассницы Инны Аринушкиной перешла в воспаление легких. Воспаление легких спровоцировало кому. Из комы Инна вышла эпилептичкой. Как и Гуров, Юлия явно жалела ее, несмотря на полные подозрений и ревности укоры: «Вы хотите украсть у меня кусок положенной мне любви!»