Суд постановил — оштрафовать на сто марок каждую и административно выслать обратно через Буг. На другой день их отвезли в Тираспольский концентрационный лагерь, где предстояло ждать примерно сорок дней, пока наберется достаточно большая группа нарушителей. Снаряжать конвой ради двух девчонок администрация не хотела.
Что делать?.. Кто может помочь?
Судьба пришла к ним в образе немолодой медицинской сестры, которой они помогали бинтовать тяжелобольных и раненых. Ее совет был короток: заплатить лагерному писарю и поехать в Одессу, чтобы раздобыть документы о благонадежности.
Писарь, молодой румын с хитроватыми, умными глазами, понял девушек с полуслова. Он не требовал денег вперед, но гарантировал себя на случай обмана.
— Все будет сделано, — сказал он. — Домнишуара[2] поедет в Одессу, Ее родственница останется заложницей. Ее расстреляют, если домнишуара сбежит.
А на следующий день Лена уже бродила по Одессе, с каждым часом впадая во все более глубокое отчаяние. Родственники исчезли бесследно. В их квартирах жили посторонние люди, ничего не знавшие о своих предшественниках. Идти на явку она пока еще не имеет права.
Приближался вечер. Неужели же во всем городе не осталось человека, который может помочь? Вернуться обратно, ничего не сделав, — равносильно смерти. Кто знает, как повернется судьба тех, кто ждет в лагере своей участи?!
И вдруг, сидя на скамейке в пустынном сквере, уже совсем выбившаяся из сил, она вспомнила подругу своей матери по гимназии, жившую на Ризовской улице. Если эта старая женщина в Одессе, она поможет. Как ей не помочь во имя той дружбы, которая многие десятилетия связывала их семьи?!
Счастье надо выстрадать! Кому принадлежит эта сакраментальная фраза, Лена не знала. Но через час она уже пила горячий чай за столом в тесной комнате маминой подруги, а та, присев напротив, охала и вздыхала, слушая рассказ о том, какие несчастья довели до лагеря маленькую девочку, которую еще совсем недавно она носила на руках! История о том, что после вынужденной эвакуации из Мариуполя Лена решила вернуться в Одессу, не вызвала у нее никаких сомнений. Куда же еще деваться бедной девочке?!. Одесса — ее родной город, и желание вернуться домой вполне естественно. Что касается украденных документов, то сейчас столько развелось жуликов, — всего можно ожидать!
Перебрав в памяти всех знакомых, она остановила свой выбор на бывшем бухгалтере, который ныне стал чиновником при губернаторе.
— Он поможет! — сказала тетя Маня. — У него самого сын в Красной Армии, Он это скрывает, но я-то знаю!
Впервые за долгое время Лена по-царски спала на мягком диване, под простынями! А утром, после завтрака, старуха ушла, строго наказав ей никуда из дома не выходить. На улицах часто бывают облавы, и если ее, не дай бог, задержат, то и на отпускной билет из лагеря не посмотрят, тут же посадят в вагон — и поминай как звали. Через неделю окажешься в Германии!..
Прошло томительных два часа, и старуха, оживленная и радостная, буквально влетела в комнату. Лена не выдержала и заплакала.
— Нечего плакать! — сердито крикнула тетя Маня. — Я обо всем договорилась! Нужный документ получишь!.. — Она устало откинулась на стул. — О, какого красноречия, скольких сил мне это стоило! Согрей-ка мне, милая, стакан чая…
А дальше все было, как во сне. В условленное время у памятника Дюку Лену встретил немолодой человек с седыми висками, в крахмальной рубашке и сером котелке.
Губернаторский чиновник торопился на какое-то заседание. Он был подготовлен к тому, что от него требуется. И сразу повел ее к нотариусу.
Через полчаса Лена уже держала в руках бумагу с гербом, подписями и печатями. В документе, написанном круглым, четким, бухгалтерским почерком, подтверждалось, что она — коренная одесситка, а главное — губернаторский чиновник ручался за ее лояльность по отношению к властям.
Но где взять денег, чтобы расплатиться с писарем? Те, что у них с собой были, давно отобраны. Тете Мане самой едва хватает средств, чтобы как-нибудь прожить.
Срок отпуска кончался, и Лена решила не рисковать. Писарь получил в награду две пары ручных часов — единственное их богатство. Он не был формалистом и, поняв, что большего не получить, выписал отпускные документы для обеих.
Тетя Маня снова оказалась на высоте. Она их приютила и энергично взялась за хлопоты. Теперь их надо было прописать. Связи ее казались безграничными. Она познакомила девушек с заместителем начальника районной жандармерии Крицуленко, и они три дня, не разгибая спины, прибирали его неуютную, холостяцкую квартиру, стирали и утюжили.
Видя, как волшебно меняется его логово, к которому давно не притрагивалась женская рука, Крицуленко, тучный, стареющий человек, со склеротическим румянцем на щеках, не остался в долгу. Услужливые девушки, с такой охотой взявшиеся облегчить его жизнь, получили прописку в Одессе.
Это была победа, трудная и выстраданная. Наконец-то можно спокойно пройтись по улице, остановиться у витрины, присесть на скамейку Приморского бульвара и не дрожать, когда мимо проходит полицейский. Прошло еще несколько дней, и они уже стали обладательницами собственной комнаты в тринадцатой квартире дома номер восемь по Градоначальнической улице.
Острый глаз Нади сразу же отметил выгодное расположение комнаты, в которой ей придется действовать. Во-первых, за стеной глухая соседка, а дочка ее еще мала и многого не понимает; во-вторых, во дворе дома находится кожевенная фабрика, обслуживающая эсэсовцев портфелями и ремнями. И гитлеровцы часто ее посещают. Конечно, в такой двор даже румынская полиция заглядывает с опаской.
А вскоре рация уже лежала в корзине под старой железной кроватью. Но на это было потрачено и много сил, и много так им нужных денег…
Глава третьяНЕМЕЦКИЙ СЛОВАРЬ
Удивительны одесские дворы! Они никак не вяжутся с европейской строгостью фасадов. Но, собственно, с дворов и начинается подлинная Одесса. Террасы, увитые диким виноградом, балконы, стоя на которых, громко переговариваются женщины. Здесь обсуждаются все дела, и каждый новый человек сразу вызывает любопытные взгляды.
Лена почувствовала себя счастливой, когда, войдя во двор, увидела, что террасы пусты. Квартиру под номером двадцать шесть разыскала на втором этаже и негромко постучала. В окне рядом с дверью приподнялась занавеска. На старческие, скрюченные пальцы упал луч солнца. В глубине комнаты что-то стукнуло, но никто не появлялся. Лена постучала еще раз.
— Кто там? — послышался глухой голос.
— Я к Вале.
Старуха, открывшая дверь, казалась взволнованной. Торопливо отступила в глубь комнаты и пригласила войти.
В углу коптила керосинка, на ней кипела кастрюля. Голодная кошка мяукала и царапала лапами стол, стараясь дотянуться до старой, обшарпанной клеенки, на которой лежало немного синеватого мяса.
— Вали нет дома, — сказала старуха, торопливо прикрывая дверь. — Она на работе.
— Когда придет?
Старуха отошла к столу, настороженным движением поправила очки.
— А вы кто? — спросила она. — С каким делом?
— Меня зовут Шура!
— Шура? — переспросила старуха и вдруг злым движением отбросила от стола кошку: — Пошла прочь!.. Не знаю у Вали такой знакомой…
— Она по-прежнему работает на железной дороге? — спросила Лена. Это единственное, что она знала о Вале.
— Да, на товарной! — сказала старуха. — Ну и ступайте к ней туда…
Как только Лена вышла, за ее спиной яростно грохнул крюк.
Дома решили: вечером не рисковать, а отправиться к дому Вали утром, до того, как она пойдет на работу, и подождать у ворот. Подойти внезапно…
Без четверти семь Лена уже стояла невдалеке от ворот, стараясь, чтобы ее не было видно из глубины двора.
Больше часа она рассматривала убогую витрину булочной. Ею заинтересовался полицейский, потоптался рядом, но, решив, что бедно одетая девушка, наверно, ожидает начала торговли, завернул за угол.
Время от времени из ворот выходили люди. Несколько раз Лене казалось, что появилась Валя, она догоняла торопливо идущих женщин и, поравнявшись, убеждалась в своей ошибке. Нет, в конце концов из-за этой Вали она попадет в полицию!
Но вот послышалось быстрое цоканье каблуков, и из ворот вышла тщательно одетая, довольно красивая женщина лет двадцати пяти. По тому, как она пристально, с затаенным испугом взглянула на Лену и, словно споткнувшись, на миг остановилась, а затем ускорила шаг, Лена поняла, что это и есть Валя, хотя она и мало походила на ту, что была изображена на фотографии, хранящейся в разведотделе. Та Валя, с короткими прямыми волосами, казалась еще совсем зеленой девчонкой, и Лена тогда подумала, что ее, наверно, придется взять под опеку. Эта же была зрелой и усталой женщиной. Жизнь, видно, не баловала ее, но она научилась скрывать свою бедность; если бы не разношенные, не раз чиненные туфли, ее можно было бы принять за одну из тех румынских дам, которые важно ходят по Привозу.
Когда женщина завернула за угол, Лена быстро дотронулась до ее руки:
— Дина просила, чтобы вы вернули ей немецкий словарь!
Женщина испуганно отшатнулась, и Лена заметила, как дрогнули уголки ее неровно накрашенного рта. Видимо, она не совсем точно помнила отзыв, — в ее темных глазах возникло выражение беспокойной напряженности. Медленно выговаривая слова, точно ученица, которая не уверена в своих знаниях, она ответила:
— Словарь… Словарь… У Жеки… Я сегодня там буду… Захвачу… И завтра…
Лена не дослушала ее.
— Здравствуй, Валя! Нам нужно поговорить.
— Это ты — Шура?
— Да, я Шура.
— Я сразу поняла… Ты очень напугала мою мать. Пришла, говорит, какая-то незнакомая девушка, все кругом оглядывала…
Лена улыбнулась:
— Твоя мама, видно, женщина пуганая…
— Да, она у меня все так тяжело переживает.
Они шли рядом, и, глядя на них со стороны, можно было подумать, — вот встретились две приятельницы.