Складывался орнамент двумя путями. И в раннем, и в позднем палеолите на крупных костях, как на тарелках, резали мясо. После этого на них оставались зарубки, насечки, порой расположенные через одинаковые промежутки. Судя по находкам на мустьерских поселениях в пещерах Ла Ферраси во Франции и Джручула в Грузии, еще неандертальцы сделали шаг к созданию простейшего орнамента — ритмических нарезок, перпендикулярных длинной оси кости. В позднем палеолите его усложнили: черточки на кости начали наносить не только параллельно, но и под углом друг к другу. От этой «елочки» не так уж трудно было перейти к зигзагам и иным узорам из ломаных линий (рис. 23).
Рис. 23. Костяные изделия с орнаментом из палеолитической стоянки Мезин на реке Десне
Несомненно техническим происхождением обусловлены зональность украшений на неолитической керамике или узоры из клеток на полотне. Их подсказывали человеку переплетения нитей при работе на ткацком станке, ленточный способ лепки посуды, когда над кружком дна наращивались стенки из изгибавшегося по спирали глиняного валика.
Второй путь формирования орнамента — упрощение изображений животных, людей и растений. Из запутанной геометрической гравировки на бивне мамонта с Кирилловской стоянки в Киеве выглядывает головка птицы или какого-то фантастического существа (рис. V, а). Сетка из равновеликих ячеек на пластине из бивня мамонта со стоянки Елисеевичи на притоке Десны — Судости передает, должно быть, рыбью чешую. На других пластинах с деснинских стоянок рыбы нарисованы более реалистично. В лесной полосе европейской части СССР на неолитических сосудах иногда встречаются фризы из схематических силуэтов плывущих уток и лебедей. Фигурки птиц постепенно упрощали, пока они не превратились в цепочку значков в виде буквы Z.
Во всех приведенных случаях исходный для орнамента сюжет определяется сравнительно легко. Но, как правило, отгадать его практически невозможно. Французский археолог А. Брейль проследил этапы схематизации изображения косули в позднепалеолитическом искусстве Западной Европы — от силуэта зверя с рожками до некоего подобия цветка. Немецкий этнограф Карл фон Штейнен с удивлением рассказывал, что у индейцев Южной Америки узор, напомнивший ему разводы на шкуре змеи, почему-то ассоциируется со свиньей, а начертания иного рода — с летучей мышью, аллигатором и т. д.{86}
В процессе орнаментализации самых разных прототипов зачастую возникали совершенно аналогичные геометрические фигуры. Один и тот же зигзаг где-то мог изображать змею, где-то — молнию, а где-то — рябь на воде. Меандр, характерный для античной вазописи, древнегреческие гончары переняли у ткачей, а те лишь скопировали рисунок из нитей, получавшийся у них непроизвольно при изготовлении одежды. У палеолитических охотников Восточной Европы, не знакомых с ткачеством, меандр появился скорее всего в результате усложнения зигзагов, нередко выгравированных на их костяных предметах. Заслуживает внимания и остроумное предположение советского палеонтолога В. И. Бибиковой. Однажды она рассматривала топкий срез — шлиф бивня мамонта и неожиданно заметила, что пластинки дентина образуют на ном в поперечном разрезе что-то вроде меандра. То же наблюдение вполне могли сделать и палеолитические люди, изо дня в день обрабатывавшие Мамонтову кость, после чего им захотелось воспроизвести красивый естественный узор на браслете и других своих вещах{87}.
Не зная всех звеньев эволюции того или иного орнамента (а из-за отрывочности и скудости наших источников так чаще всего и бывает), мы рискуем истолковать его абсолютно неверно. Исследователь, руководствующийся только поверхностным сходством узоров с какими-нибудь реальными явлениями, очень быстро может оказаться в положении фон Штейнена, приняв свинью за змею. Наклонный Г-образный меандр, пожалуй, похож на головы лошадей, но вряд ли серьезно говорить на этом основании о коневодстве у населения берегов Оки во II тыс. до н. э., украшавшею такими узорами глиняные горшки. Хотелось бы видеть в точках на керамике земледельцев трипольской культуры — семена, в вертикальных или косых линиях — струи дождя, необходимого для урожая, а в спиралях — движение солнца по небосводу. Но не менее вероятными будут и другие гипотезы, где внешнее сходство и справки о хозяйственной базе не играют никакой роли. Ведь искусство очень редко отражает жизнь прямо и непосредственно. У мореходов-финикийцев не было статуй морских божеств. По картинам импрессионистов, воспевавших радость бытия, не чувствуется, что это — создания голодных, непризнанных художников.
Может быть, тогда вообще расшифровки не нужны? Не лучше ли расценивать первобытный орнамент как простое украшение? Нет, тому противоречат огромный этнографический материал, да и многие археологические факты. В Музее Грузии в Тбилиси хранится костяное палеолитическое орудие из пещеры Гварджилас-клде. На нем вырезаны какие-то линии с овалами на концах. Гравер старался, чтобы с каждой стороны их оказалось по семь штук, но, не рассчитав размеры орнаментального поля, вынужден был на одном его краю расположить их теснее, чем на противолежащем (рис. 24). Это некрасиво, но, очевидно, для человека важны были не правильные интервалы, а количество стрелок. Подсчет элементов орнамента на некоторых палеолитических изделиях показывает, что число их кратно 3, 5, 7, 10{88}. Магия чисел — типичная черта обрядов всех эпох и континентов. О ней немало написано этнографами, историками древнего мира и средних веков (она повлияла, скажем, на построение «Божественной комедии» Данте).
Рис. 24. Костяное палеолитическое орудие с гравировкой из пещеры Гварджилас-клде в Грузии
Иногда у древних вещей пышным узором покрыты спрятанные от глаз зрителя участки — днища сосудов или оборотная сторона блях, нашивавшихся на одежду. С эстетической точки зрения это бессмысленно. Но декоративные качества предметов не всегда волновали тех, кто их изготовлял. Дело в том, что, к примеру, бляха из Мальты с выгравированными на обеих плоскостях змеями, кругами, спиралями была не брошкой, а амулетом, оберегом.
На керамике бронзового века мы находим подчас обособленные элементы орнамента — не пояс ромбов, а один ромб, не несколько треугольников, а один{89}. Такое пятно на стенке горшка трудно расценить как украшение, но для людей, пользовавшихся сосудами, в одном ромбе заключалось не меньшее содержание, чем в 10–12. Как ни сложна расшифровка орнамента, все же отдельные знаки на посуде с достаточным основанием отождествляются с культовыми символами, например солнечными. Это — круг с перекрестием, крест с загнутыми концами.
Даже в наши дни разные народы мира по-разному украшают свои дома, глиняные кувшины и тарелки, обувь и т. д. Для первобытного общества это характерно в еще большей степени. По татуировке на теле и вышивке на одежде индеец или австралиец сразу узнает, к какому племени принадлежит человек, откуда он пришел. Показательны и мотивы орнамента, преобладающие в той или иной местности, и приемы нанесения его. В период неолита и бронзы орнамент на глиняных горшках в одних районах выполнен кистью и краской, в других — всякого рода штампами, преимущественно галькой или костью с зубчиками, в третьих — при помощи шнура, в четвертых — острой палочкой.
Но как наскальные изображения и статуэтки из камня и кости были одновременно объектами культа и произведениями искусства, так и магическая сущность орнамента нисколько не мешала тому, что он придавал красоту орудиям и обиходной утвари. Вот сосуды трипольской культуры. Вылепленные из глины очень высокого качества, отмученной, очищенной ото всех примесей, обожженные в специальных печах при температуре 700–900 °C, они имеют сложный, а иногда даже вычурный профиль. У ваз — вздутая верхняя часть и плавно сужающаяся ко дну нижняя, резко отогнутые наружу венчики и крутые плечи. С этими формами хорошо сочетаются криволинейные трипольские узоры. Весь сосуд оплетают спиральные ленты, вторя своими витками изгибам его стенок. Орнамент на ранней трипольской керамике — прочерченный, на поздней — расписной. Желтая после обжига поверхность глины служила естественным фоном, оттенявшим полосы красновато-коричневого, черного и белого цвета. Красочная гамма уравновешена и гармонична. Она не приходит в противоречие ни с формой предмета, ни с мотивами орнамента. Общий облик трипольской керамики удивительно цельный, эстетически выразительный (рис. 25, 7).
Посмотрим теперь на коллекции, добытые при раскопках курганов другой культуры бронзового века — срубной, распространенной во II тысячелетии до н. э. в степях Поволжья и Северного Причерноморья. Формы посуды здесь значительно примитивней, чем в Триполье. Преобладают два типа — цилиндрические банки и острореберные горшки, как бы составленные из двух конусов. Прямым линиям, очерчивающим профиль этих сосудов, отвечают и угловатые узоры — зигзаги, елочки, ромбы, меандры, треугольники, городки (рис. 25, 4).
То же продуманное соотношение формы и декоративных элементов отмечается повсеместно. Прямоугольные фигуры типичны для росписи анауских чаш с отвесными стенками (рис. 25, 2) из Туркмении, криволинейные — для степной катакомбной и закавказской куро-араксинской керамики с выпуклым туловом. Солнечные знаки или розетки на днищах мы увидим на фатьяновской посуде из Волго-Окского района и на карасукской — с Енисея, ибо и у той, и у другой сферический или шаровидный корпус. Следовательно, первобытный орнамент подчинен не только требованиям культа, но и законам искусства.
Рис. 25, Орнаментированные сосуды разных археологических культур эпохи энеолита и бронзы на территории СССР: 1 — трипольская культура; 2 — культура анау; 3 — ямная культура; 4 — срубная культура; 5 — андроповская культура