Переход к земледельческо-скотоводческому хозяйству решительно все изменил. В Двуречье и Египте были заложены основы цивилизации. Тут еще в IV тыс. до н. э. окончилась эпоха первобытного равенства, выделились племенная верхушка и жреческая каста. Раскопки свидетельствуют об этом не хуже письменных источников: уже в мобильниках додинастического Египта среди сотен бедных погребений обнаружены десятки очень богатых. Жрецы и вожди постарались использовать искусство в целях прославления своей личности. Зародился египетский портрет, началось строительство пирамид. За фараонами тянулась знать, за знатью — рядовые общинники. О пирамидах они мечтать не смели, но и им хотелось сделать гробницы для себя, для предков и родичей как можно более заметными, как можно более величественными. Не всем удавалось возвести даже мастабу, дольмен или курган. Тогда покойников хоронили в старых чужих дольменах и курганах.
Эти сдвиги в сознании человека, поневоле обрисованные очень бегло и схематично, отразились не на одних лишь цивилизациях Востока, но и на связанных с ними культурах Европы. Мегалитические памятники Франции в известной степени зависят от архитектуры Египта. Влияние высокоразвитых районов коснулось и Северного Причерноморья.
Но дело, конечно, не только в воздействии идей классического Востока. Скотоводство и земледелие, медные и бронзовые орудия, обмен, борьба за пастбища и стада преобразили и первобытные общины Европы. Под курганами и в дольменах спят уже не прежние равноправные и похожие друг на друга охотники, а вожди, оборонявшие стада от нападений иноплеменников, мастера-литейщики, люди, совершавшие трудные и далекие путешествия за металлом, за украшениями, за солью. С возникновением производящего хозяйства роль человека в жизни земли неизмеримо возросла. Возросла и его роль в идеологических представлениях. Новое строго определенное место в родовом коллективе занял каждый из его членов. В этих условиях и были созданы неведомые доселе памятники человеку.
Итак, в главе истории искусств, посвященной мегалитам и пирамидам, должно найтись место и для наших степных курганов. Как ни просты пирамиды, они производят огромное впечатление. Просты и мегалиты, но Мопассан признавался, что стоял перед менгирами Бретани «изумленный и очарованный»{115}. Конструкции из земли, дерна, камня и дерева пострадали от времени больше пирамид и менгиров. Тем не менее даже остатки этих конструкций как-то задевают наши чувства. «В двух шагах от нас, на бесконечной и гладкой, как ток, степи, стоит и глядит на меня большой могильный курган… — говорит Бунин в «Жизни Арсеньева». — Это было нечто ни на что не похожее ни по своим столь определенным и вместе с тем столь мягким очертаниям, ни по тому, главное, что таилось в них. Это было нечто совершенно необыкновенное при всей своей простоте, такое древнее, что казалось бесконечно чуждым всему живому, нынешнему, и в то же время было почему-то так знакомо, близко, родственно»{116}.
Курганами отмечены все ямные погребения, но над некоторыми из них возвышались еще каменные надгробия. Чаще всего это были антропоморфные стелы{117}.
Надмогильные статуи — такое же степное явление, как и курганы. На бескрайних просторах нашего юга они так же на месте, так же бросаются в глаза даже на очень большом расстоянии. В лесной зоне этот вид памятников почти не известен. Древесные стволы — самый неподходящий фон для любой статуи.
Каменные бабы Северного Причерноморья разнотипны и разновременны. Среди них есть и энеолитические — ямные — отесанные прямоугольные плиты с выступом головы и проработкой деталей гравировкой или рельефом (рис. 29, 1–4) и несколько более расчлененные — скифские, и уже объемные — половецкие. И все-таки нельзя не признать крайне примитивными все изваяния вплоть до половецких. Но их и не надо разглядывать вблизи. Это не скульптура для музея, а кусок степи, деталь архитектурного сооружения — кургана. Представим себе мысленно стоящий на холме кол пли куб. Ни тот, ни другой не сольется с полушарием насыпи в нечто единое. А вот каменная баба составляет с ним неразрывное целое. Она и создавалась с расчетом на высокий земляной пьедестал, на обзор со всех сторон с самых отдаленных точек.
Рис. 29. Сопоставление антропоморфных изваяний из Северного Причерноморья (вверху) и из Франции (внизу): 1 — Араканцево в Нижнем Подонье; 2 — Казанки в Крыму; 3 — Патальевка на Днепре; 4 — Александровка в Молдавии; 5 — Коллорж (департамент Гар); 6 — Морель (департамент Авейрон); 7 — Куржеонпс (департамент Марны); 8 — Эпон (департамент Сены и. Уазы)
Так же, как пирамид и дольменов, каменных баб не было в палеолите. Эти предельно простые фигуры появились только в тот момент, когда возможной стала сама идея памятника умершему. И хотя рядом с палеолитическими рисунками зверей антропоморфные стелы ямной культуры кажутся совершенно беспомощными, бездарными попытками изобразить человека, значение их очень велико. Энеолитические изваяния — первые на территории СССР образы людей не в искусстве малых форм, а в монументальном искусстве. Полутораметровая диоритовая стела из Казанков в Крыму, каменная баба из Белогрудовки, высотою 2,4 м, принципиально иные произведения, чем глиняные фигурки Триполья того же времени или более древние каменные и костяные статуэтки палеолита.
Присмотримся к стелам повнимательней. Лица на них обозначены то очень схематично, как в Казанках, поперечной чертой — нос, продольной — глаза, то чуть подробнее, как в Тиритаке, Натальевке, Александровке — оба глаза, нос, рот. Обычно показаны руки, а иногда даже ребра. В руках человека на стеле из Араканцева в Нижнем Подонье так называемая пастушеская палка — посох с изогнутым концом. Квадратный в сечении блок песчаника охватывает линия пояса. На оборотной стороне камня как бы отпечатались две ступни (не таков ли был Аполлон из святилища в Амиклах?). Те же стопы мы увидим на спине статуй из Белогрудовки близ Умани и Гаманджии в Румынии. Любопытный памятник найден под Днепропетровском у села Натальевки. На нем вырезаны пояс, лук, булава и какой-то Т-образный предмет, вероятно, скипетр. Идол из Чобручей в Молдавии сжимает в руках топорик, ниже — пояс и контуры стоп. На корпусе крымских каменных баб из Казанков, Верхоречья и Бахчисарайского эфиросовхоза, помимо пояса, находится дополнительный рельеф — два геральдически расположенных человечка. Со всех четырех сторон покрыта гравировками скульптура из Керносовки в Поднепровье. Тут и орнамент — зигзаги, треугольники, меандры и изображения людей, лошадей, собак, топоров. Упомянем, наконец, ожерелье на Александровской стеле.
Очень многое здесь перекликается с мегалитическими изваяниями Франции, Италии, Болгарии. Это трактовка носа и глаз в виде двух перпендикулярных друг другу черт, пояса и ожерелья, Т-образные скипетры и пастушьи палки, маленькие фигурки людей-близнецов (рис. 29){118}. Совпадений столько, что случайными они быть не могут. Перед нами бесспорное свидетельство тесных связей искусства юга европейской части СССР и Средиземноморья в эпоху энеолита. Есть и другие доказательства этих связей. На Херсонщине встречаются камни с изображениями одних только пастушеских палок. Аналогичные рисунки на скалах описаны и на Западе. Совершенно одинаково показаны запряжки быков на гравировках Каменной могилы в Приазовье и в горах Лигурии{119}. Картографировав находки архаичных каменных баб, мы заметим, что, подобно дольменам, они жмутся к побережью Черного моря и другому водному пути — Днепру.
В Поволжье антропоморфных стел не было ни в ямное время, ни позже до самого рубежа железного века. К этому периоду относится могильник со стелами недалеко от устья Камы. На овальных плитах нет и намека на лица или руки, но посредине, близ воображаемого пояса, очень тщательно вырезаны контуры топоров и кинжалов{120}. Эти виды оружия наиболее типичны и для мегалитических памятников. Поскольку волжские стелы значительно моложе, а мегалитические немного древнее украинских, можно считать, что обычай устанавливать над погребениями каменные фигуры был заимствован обитателями наших степей из Средиземноморья, а не наоборот. В области распространения мегалитических сооружений при раскопках попадаются египетские бусы и амулеты{121}. Все это подводит нас к важному выводу. Образ человека вошел в монументальное искусство энеолита Франции и Южной России не без влияния древнейших цивилизаций Востока.
Каменные бабы ямной культуры простояли на курганах четыре с лишним тысячи лет. Над чьей могилой поставлены и кого изображают эти изваяния вскоре было забыто, но очень долго степные народы смотрели на них с тем смешанным чувством страха и уважения, с каким кавказские племена смотрели на «дома карликов» — дольмены. В 1722 г. Д. Г. Мессершмидт, посланный Петром I для изучения Сибири, наблюдал поклонение хакасов у древних истуканов в Минусинской степи. Каждый его спутник трижды объехал на коне наиболее почитаемую каменную бабу, а потом положил перед ней жертвенную пищу. Судя по зарисовкам Мессершмидта, хакасы возносили свои молитвы очень архаичной статуе, хранящейся ныне в Минусинском музее. О дате ее спорят, но даже по минимальным подсчетам ей не меньше трех тысяч лет{122}.
Поклонялись древним надгробиям и в Причерноморье. Уже в XIX в. украинские крестьяне клали дары у ног половецкой статуи на Чертомлыцком кургане и просили ее о помощи{123}. Можно не сомневаться, что сперва жертвоприношения совершали близкие родственники, затем все более отдаленные потомки, а иногда и чуждые по происхождению пришедшие издалека народы. Умышленно или невольно эти люди использовали в своем творчестве некоторые черты старинных памятников. Так, уже в железном веке на Кавказе строили склепы, наподобие дольменов, а в степях создавали реплики энеолитических стел.