ь тундра. А возьмите наши зеленые редкости — эндемики и реликты. Сколько в их списке доледниковых патриархов, дошедших до нас сквозь все земные бури. Встречаются среди них и такие, собратья которых ныне обитают в Арктике и в азиатских субтропиках.
Как не сложить оду нашим водам! Голубому озерному ожерелью, где на сотню с небольшим километров тысячи, озер, больших и малых. Будто зеркало упало на Уральские горы и брызнуло осколками в предгорные леса. Есть в нашем крае и озера-родники, иначе и не скажешь, так чиста и сладка в них вода. А есть и такие, что в рот не возьмешь — солена и горька, но целебна. А наши реки, а ключи!
А как не спеть хвалебный гимн горам. Многообразен южноуральский ландшафт, но главное его украшение именно они — Уральские горы. На то и есть он седой Урал — Каменный Пояс. Из конца в конец тянется через наш край Уралтау. А окрест его сплетаются в горные узлы и разбегаются, теряясь в болотах и степях, раскатистые хребты Уреньга и Нургуш, Зигальга и Нары, Ирендык и Крыктау. Бесконечные сине-зеленые валы застывшего океана. Островами над ними подпирают небеса скалистые вершины.
В западном же углу области горы вроде уже и совсем не Уральские: короткие, рубленые, островерхие, как дальневосточные сопки. Потому и зовутся по-местному «шишками». А азиатское Предуралье не зря считается пенепленом-полуравниной. Здесь горы почти не горы, а скорее увалы среднерусских равнин. И все же горы, потому что из камня. Голы их скальные крутобочья, а вершины украшены каменными нерукотворными скульптурами.
Нигде, как у нас, так не даровита природа-ваятель, природа-зодчий. Сколько скульптур порасставляла она по долинам рек и горам. Сколько подземных чертогов сотворила. Ну а о том, сколько кладовых подземных богатств в нашем крае, и говорить не приходится. Славно украшена и богато убрана уральская земля!
Радость любования, радость открытия все новых и новых красот края, уникальных его достопримечательностей не покидала нас во все время долгого пути. До 200 объектов, достойных сохранения в первозданном своем виде, отметили мы. Около половины из них уже объявлены памятниками природы. Но в бочку меда нашей радости любования и открытий ложкой дегтя вливалась горечь при виде, в каком виде наши леса и воды. Да что там ложка, целые ведра!
Мы окончательно убедились: нет в Челябинской области такого уголка, где не то что не ступала нога человека, к которому не притронулась бы его рука. И увы, зачастую эти прикосновения губят природу сегодня и обрекают на гибель завтра.
«Все меньше окружающей природы, все больше окружающей среды»,— сказал поэт. Увы, сегодня у нас осталась лишь «окружающая среда» — антропоген, как говорят специалисты. Присутствие человека чувствовалось всюду, в какую бы глушь мы ни забирались.
На повороте с автотрассы Челябинск — Уфа в Бакал стоит очень символичный указатель в город горняков. Человек низвергает гору. Уперся ногами в грудь матери-сырой земле, подобно Антею набрался от нее силы, напружинился — и вот она, горная громада, от его напора рушится на куски. Была гора — и нет ее. Миллионы лет стояла, да помешала, встала на свою беду на пути человеку. К светлому будущему? Ой ли! Вот уж поистине бледнеют сказки перед нашей яркой былью. Такая она порой яркая, что хоть глаза не открывай. Ослепнешь от того, что делается в нашем общем доме, судьбою дарованном нам, так прекрасно обустроенном природой.
Нигде у нас, пожалуй, не обезображена так природа, как в Сатке и Карабаше. Здесь наиболее тревожна экологическая ситуация из-за загрязнения воздуха комбинатом «Магнезит» и медеплавильным заводом. Ненамного лучше в лесах, окружающих Катав-Ивановский цементный завод. Газы, выделяемые при выплавке меди, губят деревья и кусты окрест завода. Гора над ним не случайно называется Лысой, на ней растет лишь трава. Магнезитовая и цементная пыль покрывает хвою и листья непроницаемой пленкой, они не дышат. И если лиственные деревья выживают еще за счет обновления зелени каждой весной, хвойные гибнут от удушья. В последние годы здесь многое сделано по улавливанию пыли и вредных газов из заводских труб, но, к сожалению, выброс их продолжается.
Огромнейшие площади занимают промышленные отвалы и в Сатке, и в Карабаше, впрочем, как и во всех городах, где развито металлургическое производство или энергетика,— Златоусте, Аше, Челябинске, Троицке и Магнитогорске.
В Сатке картина усугубляется наличием отвалов горных разработок. Гнетущее настроение создается при виде разодранной, вывернутой наизнанку утробы земли. Отвалы тянутся на многие десятки километров — саткинские магнезитовые, бакальские железорудные карьеры. В центре Сатки отвал пустой породы «девятым валом» нависает над пятиэтажными жилыми зданиями.
Можно ли ликвидировать эти украшения пригородного ландшафта? Бесспорно. Шлак перерабатывается на удобрения, идет в стройиндустрию, стекольную промышленность. А отвалы горных разработок — почти готовый щебень — для строителей и дорожников. В то время как саткинские дорожники и строители, например, разрабатывают свои щебеночные карьеры.
Мы не заметили, чтобы в горнозаводской зоне отвалы где-либо рекультивировались. Этим занимаются и успешно копейские и коркинские угольщики. Мы любовались молодой рощицей на отвалах Коркинского разреза, полянами, лугами и озерами на месте горных разработок.
Непоправимый вред степным рекам и озерам наносит распашка их берегов. Земля смывается в водоемы, загрязняя их. Реки заиливаются и мелеют. Кроме того, с пахоты в них попадают ядовитые вещества и удобрения, уничтожая водную фауну и флору. Такую картину мы наблюдали даже на берегах рек, охраняемых как источники водоснабжения: Миасса, Увельки, Коелги, Уя,— озер-памятников природы. Налицо нарушение законодательства о земле и водопользовании. К этому привел слабый контроль за его исполнением Чесменским, Увельским, Аргаяшским, Чебаркульским, Красноармейским и Еткульским райисполкомами.
Колхоз «Заря» и совхоз «Победа» не выполняют решение Челябинского облисполкома о создании буферной двухкилометровой зоны вокруг Троицкого лесостепного заказника. При обработке полей химикаты попадают в заказник, нанося ему вред. Та же картина наблюдается у границ Ильменского заповедника в Аргаяшском районе.
Совхозный и колхозный скот пасется в Троицком заказнике, на берегах озер-памятников природы, источников водоснабжения Увильды и Аргази, в долинах Миасса, Уя и Увельки. Пастьба пагубно сказывается на обновлении степных боров. Скот уничтожает естественный прирост, поедает и вытаптывает траву. Обратимся только к одному, Джабык-Карагайскому бору, чье состояние наиболее плачевно из всех степных сосновых лесов.
В особо засушливое лето 1975 года здесь случилось несколько пожаров. Выгорело 17 тысяч, а повреждено было 30 тысяч гектаров. Ежегодно в бору высаживается 1100 гектаров молодых сосенок, но почти все они гибнут. За десять лет прижились посадки лишь не более чем на пятистах гектарах. Посадки гибнут от безводья — здесь пересохли все ручьи и родники, от того, что выгорел плодородный слой земли,— бор растет на скалистом массиве. И конечно, огромный урон наносят бору пастьба и сенокошение. Здесь пасется до 30 тысяч голов скота. При таком положении бор-памятник не восстановится никогда.
В горнозаводской зоне, сплошь занятой лесами, мы были в местах, где заготовка леса ведется ограниченно. И тем не менее она велась. Выборочно, но и при этом вред лесу наносится значительный. В водоохранной зоне озера Зюраткуль был устроен нижний склад колхозных лесозаготовителей в окрестностях туристского приюта турбазы «Синегорье». На большой площади лес превратился в месиво грязи, сучьев и сломанных деревьев. Лес пилили и в окрестностях самой турбазы. Трактора и здесь уничтожали прирост, рвали гусеницами дерн.
В последние годы велись интенсивные заготовки леса в районе зюраткульских болот, у хребтов Нургуш и Уреньга, а также в районе Ицыла. В итоге почти сведены на нет уникальные реликтовые ельники. На сегодня они сохранились лишь в самых труднодоступных местах, куда не пройти трелевочным тракторам: на крутых склонах, среди курумов и в водоохранных зонах.
К сожалению, до сих пор производятся массовые вырубки на водосборах горных речек, что приводит к их обмелению. А ведь почти все они являются источниками водоснабжения.
На лесосеках Златоустовского и Миасского комплексных леспромхозов мы наглядно убедились, насколько разрушительна для леса практика широких лесосек с оставлением узких лесных полос. Разреженный лес не выдерживает напора ветра, деревья вырываются с корнем. Во многих местах такие участки леса, предназначенные для естественного лесовосстановления, превратились в бурелом.
Почти все леса на территории области уже вторичные, выросшие на месте старых вырубок. Сегодня сводятся последние коренные массивы. Объединение лесхозов и леспромхозов на практике пока не только не устрожило ведение лесозаготовок, но и интенсифицировало их. Потому что именно они, а не лесовосстановление в объединенных лесных хозяйствах пока на первом плане.
У нас создалось впечатление, что в соседней Башкирии отношение к лесу куда более рачительное, чем в нашей области. Как правило, в лесной зоне граница между нами прослеживается четко. На водосборах, на берегах рек на башкирской стороне лес стоит стеной, нетронутый. На нашей — прореженный, а то и совсем сведен лесозаготовками на нет.
На всех водохранилищах, прудах и озерах, где поднимался уровень воды за счет плотин, мы наблюдали подтопление деревьев. В свое время ушло под воду более 10 тысяч кубометров древесины на Зюраткуле. А сколько деревьев подтоплено здесь на низких берегах. Все они погибли. В том числе и реликтовые ельники. Налицо варварское уничтожение леса и ухудшение качества озерной воды. Тем более возмутительно это наблюдать на водоемах, которые являются питьевыми источниками. Торчат из воды мертвые деревья на озере-пруду Аргази, на Тесьминском, Айском, Киалимском водохранилищах. Сейчас идет заполнение питьевого водоема на Малой Сатке. И снова та же картина. Деревья и кусты в ее долине уходят под воду.