Хотя Альфан и вошел в историю с прозвищем «Салернский», всей своей деятельностью он связан с другим южноиталийским культурным центром — Монтекассино. Монтекассинский монастырь, основанный в VI в. Бенедиктом Нурсийским и глубоко почитаемый как «матерь» всех бенедиктинских монастырей, переживал в XI в. пору второго расцвета. Дело в том, что южная Италия, дотоле поделенная между лангобардами и греками, во второй половине XI в. была быстро завоевана норманнами: в 1030—1047 гг. они захватили Беневент и северную Апулию, а потом перешли в наступление против греков на юге и арабов в Сицилии. Папский престол, почувствовав, что на месте разрозненных и буйных лангобардских княжеств к югу от Рима утверждается крепкая и прочная норманнская власть, стал склонять ее к союзу. Монтекассинский монастырь, оказавшийся в самом центре новых норманнских владений, стал как бы аванпостом Рима в этой борьбе за патронат над норманнами. Чтобы поразить воображение северных пришельцев величием и блеском, папа Григорий VII помог заново отстроить Монтекассино; для новой базилики мрамор был привезен из Рима, бронзовые двери — из Византии, над мозаиками работали греческие мастера. Освящение базилики произошло в 1071 г.; руководителем работ был энергичный монтекассинский аббаг Дезидерий (1058—1087); стихотворный панегирик во славу аббатства, базилики и новой постройки написал лучший друг Дезидерия, Альфан Салернский.
Альфан родился в Салерно, был родственником лангобардских правителей Салерно, участвовал смолоду в политических интригах, был замешан в заговоре против салернского князя Ваймара. Он получил отличное образование, особенно по части церковного пения и медицины, изучением которой славилось Салерно; впоследствии он даже перевел с греческого одно медицинское сочинение. В 1055 г. он познакомился с беневентским монахом Дезидерием, приехавшим в Салерно лечиться; они подружились, и Дезидерий уговорил своего друга пойти в монахи. Альфан был рад вырваться из Салерно, где у него было много врагов, но это было трудно; Дезидерий вывел его из города ночью, в монашеской одежде, и отвез в Беневент. Чтобы получить прощение для себя и своих родственников-заговорщиков, Альфан в сопровождении Дезидерия отправился к римскому папе с подношением набора лучших салернских лекарств; папа принял Альфана благосклонно, дал ему прощение, а потом, объезжая южную Италию, добился от салернского князя Гизульфа разрешения для Альфана вернуться в Салерно. Альфан вернулся и стал настоятелем салернского монастыря, а в 1058 г. — архиепископом Салерно; в том же году его друг Дезидерий стал настоятелем Монтекассино.
Ренан назвал творчество Альфана «последним дуновением античности»: более прозаично настроенный немецкий историк назвал Альфана «Фортунатом Южной Италии XI в.» Действительно, Альфану на его беспокойном месте приходилось одинаково печься и о духовных и о мирских делах, одинаково усердно сочинять и гимны во славу небесных заступников, и панегирики во славу римских покровителей и норманнских соседей. Герои его гимнов — преимущественно местные италийские святые, в том числе св. Христина (житие которой он составил) и св. Матфей, мощи которого перенес в Салерно норманнский герцог Роберт Гискард. Герои его од и панегирических посланий — папы римские, в том числе Григорий VII, которого он прославил, еще когда тот был архидиаконом Гильдебрандом (это стихотворение переведено ниже), лангобардские герцоги, вроде Гизульфа салернского, сменившие их норманнские правители во главе с Робертом Гискардом. Наряду с этими славословиями он писал и поучительные, медитативные стихотворения, откликаясь на общий духовный толчок, данный Европе Ансельмом; одно из лучших, «Исповедь стихотворная», с ее замечательной выразительной силой, переведена в отрывках ниже. «Дуновение античности» и вправду чувствуется в стихах Альфана — прежде всего, в их стихотворной форме. Альфан — лучший в Европе своего времени мастер метрических стариных размеров пруденциевского и боэтиевского репертуара; он без нарушений выдерживает сложные метрические схемы и с отличным вкусом соблюдает выдержанный и строгий стиль этой поэзии. В некоторых из его стихотворений можно слышать последние отголоски забытой традиции горациевских од.
В борьбе между Генрихом IV и Григорием VII Альфан, разумеется, всеми доступными ему духовными средствами поддерживал папу. В 1085 г., когда Генрих IV взял и разгромил Рим и Григорий был вынужден бежать, Альфан дал ему приют в своем салернском архиепископстве. Григорий здесь и умер; Альфан похоронил его в церкви св. Матфея и в том же году скончался сам. Дезидерий Монтекассинский пережил его лишь на два года.
ГИМН СВЯТОЙ ХРИСТИНЕ
Дева, звездный престол в высях обретшая,
О Христина, пребудь с нами, склоненными,
Да возможем воспеть кроткими душами
О тебе славословие.
Ты, от блеска отцов славой блиставшая,
Чистой верой себя паче прославила,
В чистоте избежав мира сквернящего,
Устремляясь ко Господу,
Чьи веленья в тебе стали деяньями,
Чей завет пред лицом ты исповедовать
Смела злобных князей, сердцем бестрепетным
Казнь презревши ужасную.
О, какие тебе муки готовились!
Сквозь мечи, сквозь бичи, колесования,
Сквозь оковы, огни, дроты разящие
Ты прошла победительно.
Света горних высот ныне достигшая,
Путь открой и для нас к оным обителям
И в молитве твоей вспомни о помнящих,
Нами здесь поминаема.
Да поможет и нам царственность божия
Разногласную речь складною мерою
Оковать, чтоб и мы в мире незыблемом
При тебе пребывали бы.
ИСПОВЕДЬ СТИХОТВОРНАЯ
Древние мира грехи омывший священною кровью,
О Иисусе, услышь это моленье мое.
Ты единый мне можешь внушить слова убежденья,
Ибо единый ты нам всякое благо даришь.
Добрый плод от дурных корней родиться не может —
Лишь от твоей доброты сам он становится добр.
Ежели мой язык хорошее вымолвит слово —
Знаю и верю: сошло слово ко мне от тебя.
Я отверзаю уста, изливаю Давидовы речи —
10 Будь же в этих речах слышимо слово твое.
Ты — источник живой, светлейший светлейшего солнца;
Тот, кто испил от тебя — жажды не знает вовек.
Ты — сиянье зари, никакой не мрачимое ночью:
Вышедший в путь на заре благополучен в пути.
Ты напои меня, ты озари меня, будь мне залогом,
Что обрету я в тебе все, чего ищет душа.
Должен ли я, многогрешный, тебе исповедовать душу,
Душу, на коей лежит бремя толиких грехов?
Должен, о вышний мой царь, искупителем, жертвою, плотью
20 Ставший, чтоб павшей душе жизнь и свободу вернуть.
Смерть твоя — жизнь, и жизнь твоя — жизнь для всех человеков:
Все, что в мире ни есть, славит твое бытие.
Не по заслугам ты нашим пришел — по своей благодати:
Как же твою благодать не исповедовать нам?
Нет, покуда я жив, тебя исповедовать буду —
Кто исповедует, тот пышет любовью к тебе.
Пышет любовью рыбак, и мытарь пышет любовью,
Этот — оставив челнок, этот — презревши лихву.
Малой доли лишась, обрели высочайшую долю;
30 Этот — Господень закон, этот — ключи к небесам.
Пышет любовью к тебе припавший к тебе с упованьем
Гостеприимец и гость, пышет любовью к тебе.
Пышет любовью к тебе не обретший в Израиле веры —
Веру в тебе обретя, пышет любовью к тебе.
Пышет любовью к тебе жена, исшедшая горем, —
Сына здоровым узрев, пышет любовью к тебе.
Пышет любовью к тебе твоей окраием ризы
Крови сдержавший поток, пышет любовью к тебе.
Пышет любовью к тебе омывшая ноги Господни
40 Ливнем слез и волос, пышет любовью к тебе.
Но и они лишь по воле твоей воспылали любовью —
Будь же воля твоя — стану достоин и я.
Верой назвать, надеждой назвать, любовью назвать ли
То, что возвысило их, — все это есть благодать...
...К милости ныне твоей взываю, подобно Давиду, —
Правый для правых судья, равным ты внемлешь равно.
О Иисусе благой, безумно, я знаю, безумно
90 И в упованье себя равным Давиду почесть.
Но не могу я воззвать, не могу воззвать я к иному,
Чтобы очистить себя от нечестивых грехов.
Дни за днями грешу, по обманчивым тропам блуждаю,
Рвусь от греха ко греху — пес на блевоту свою.
Всем рожденным дано уповать и в смертном пороке
На утешительный дух — мне утешения нет.
Что мне делать, как быть, куда обратиться мне, отче?
В дрожь повергает меня близость последнего дня.
Что мне делать, как быть, от кого мне искать вспоможенья?
100 Пред высочайшим судьей грешнику грех не сокрыть.
Что мне делать, как быть в тот день Господнего гнева,
Гнева, который всех злых в вечные ввергнет огни?
Ты укажи мне, как быть, ты будь мне податель совета,
Ты, в котором для нас — весь милосердия путь.
Ты укажи мне, как быть, зиждитель всемирного зданья,
Властный вспять обратить время, творенье и жизнь.
Ты укажи мне, как быть, владыка земли и созвездий —
Воды потоков твоих наши омоют грехи!
— Праздный раб, вотще потерял ты многие годы,
110 С детских лет до поздних седин гонясь за соблазном
И безнаказанно льстясь на лживую сладость порока.
Было то время, когда зараза еще не глубоко
В душу внедрилась твою и была исторжима лекарством
Без применения сил — а ныне и силы потребны.
Язва снедает себя, никаким умащениям мягким
Не поддающаяся, от нее ты и чахнешь и сохнешь.
Губку к ране прижав, ты только поможешь болезни.
Ныне настала пора — взгляни на свое злополучье
И обуздай сладострастье свое. Ко греху устремляла
120 Резвая плоть доселе тебя; следи же, блюди же,
Чтобы она не могла понудить тебя к послабленью.
Будь неусыпен в ночи, неустанен в труде повседневном —
Всякий грех избудешь трудом. Дай жаждущим влаги,
Дай нагому покров, удели голодному пищи.
Слезы пролей, омойся в слезах, от пороков очисти
Свой тоскующий дух, да внидет в него добродетель.
Дух приучай ко смиренью постом и чтением многим,
Неукоснительным пеньем псалмов, прилежной молитвой;
Не помышляй свое бремя смягчить мечтой о награде,
130 Труд — надеждой на плату, боренье недолгое — видом
Вечных торжеств. Любые труды умаляются, если
Их вменять в заслугу себе. Какая заслуга
В том, что трудный твой пот оросит крутые уступы,
Коими ввысь ты бредешь, восходя к высочайшим вершинам?
В небе ли цель у тебя? Отрада твоя и награда —
Праведность жизни твоей; стремись лишь к тому, что по праву
Предназначалось тебе...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
270 ...Ужели смущается дух твой
Видом обманчивых благ, какими владеют иные —
Те, что живут как во сне, всю жизнь сновиденьями тешась
Праздными, те, кого мир серебром украшает и златом
И слоновою костью? Ты мнишь, что это — счастливцы;
Глубже, однако, взгляни, проникни в то, что сокрыто
От незорких очей, и увидишь: срама и смрада
Жалкие души полны под этим блестящим обличьем.
Благополучие их кратковременно, призрачно, зыбко,
Хрупко, словно стекло. Величаясь присущим уделом,
280 Лишь до поры сияют они, пока не нагрянет
Срок, повергающий в прах и внезапно являющий миру,
Что за презренная грязь таилась под блеском заемным.
Добрым дается добро, чтоб они к добру устремлялись.
Вот потому-то и ты не верь сиянию ликов
Тех обладателей благ: их блага им не на благо.
Благополучия знак — не завидовать благу чужому,
Благополучие — в том, чтоб с улыбкой смотреть на имущих.
Ну, а можешь ли ты завидовать тем, у которых
Полные души коварств мятутся пагубным страхом,
290 Смертной разимы тоской из колчана сурового гнева?
Злого нрава рука, лук смерти, оружье несчастья —
Вот обличье, в каком приходит к ним горькая мука.
Рады они ненавидеть обидевших; подозревая
Вред, понуждают вредить; грозой нависают над слабым;
Но лишь подумай о том, как часто счастливцы лежали,
В ноги упав перед теми, кого в надменной гордыне
Сами от ног отревали своих? как часто счастливцев
Казнь поражала, меж тем, как, нетронуты ей, миновались
Те, кто завидовал им? как часто отвергший просящих
300 Сам о пощаде просил? По праву зовется счастливым
Тот, которого в зависти мучит счастливейший; будь им!
Пусть иные и счастливы, пусть; но где они ныне —
Те, кто с высоких престолов уставы гласили народам?
Хрупки они, как стекло, разбиты, вытекла влага,
Встал из воды и лопнул пузырь, рассеялись тени,
Дым отлетел, облака испарились. Вот общая участь
Тех, кто страшен тебе: не хочешь бороться — спасайся
Бегством; боишься в чужой стороне скитаться убогим?
Столько не будешь убог, сколь убог на свет ты родишься!
310 Вырвись, вырвись из здешних услад, из здешнего мира —
Каждый шаг твой прочь от мира ко мне приближает.
Отче Христе, дарователь святой и истинной жизни.
Отче Христе, творец блага, добра, красоты,
Отче Христе, в деснице твоей небытность и бытность,
Миру, которого нет, повелеваешь ты стать,
Отче Христе, не знающий зла, творящий творенья,
Чтобы не к худшему зло, а к наилучшему шло,
Отче Христе, сокрушение зла, прибежище блага,
Всем, кто истинно добр, добрый вещающий суд,
320 Отче Христе, в котором и тот, кто чужд совершенства,
Станет, избывши порок, добр и прекрасен и чист,
Отче Христе, которого всяк, наделенный любовью,
Любит, зная о том или не зная о том,
Отче Христе милосердый, тобой все чистые сердцем
Рады стремиться к добру, рады добро обретать.
Отче Христе, чрез тебя вся истина истиной стала,
Все, что ведомо нам, ведомо нам чрез тебя.
Отче Христе милосердый, предел жития и вершина,
Все, что в мире живет, только тобою живет,
330 Отче Христе, держава твоя — мирозданья громада,
Ты, незримый очам, в зримой вселенной царишь,
Отче Христе, из державы твоей в земные державы
Сходит царящий закон и правосудная власть,
Отче Христе, без тебя я ничто, а с тобой я возвышен;
О милосердый отец, я воззываю к тебе.
Отче Христе милосердый, в тебе пребыванье — спасенье,
Жизнь — обретенье тебя, гибель — лишенье тебя.
Отче Христе, покидает тебя лишь тот, кто обманут,
И обретает тебя тот, кто внимает тебе.
340 Отче Христе милосердый, лишь чистому сердцу открытый
Тех, кто скверну избыл, — боже, взываю к тебе.
Отче Христе милосердый, кто верит, кто ищет, кто любит,
Кто созерцает тебя, тот обладает тобой.
Отче Христе, нас вера зовет, возвышает надежда,
Соединяет любовь во одоление зла.
Отче Христе милосердый, ты милостью вышней Господней
Нас возвышаешь к себе — жизнь ты, и путь, и врата,
Боже Христе, снизошедший до нас из славы небесной,
С грешными нами делясь горним наследьем своим,
350 Свет мой, обет мой, предел мой, удел мой, хвала, упованье,
Благословляю тебя, чту, прославляю, люблю.
Жажду тебя, объемлю тебя, ищу тебя, чаю, —
Ты лишь отрада моя, ты лишь веселье мое.
Если бы в хор языков превратились огнистые звезды,
Или песчинки в морях, или в земле семена,
Или дождинки в дожде, или волны в прибрежном прибое, —
Все, чего счетом не счесть и не исчислить числом, —
Все же они не могли бы тебя, Иисусе, прославить,
От недостойных гремя к небу достойной хвалой.
360 Через Христа благочестье во мне благочестно глаголет —
Будь же этот глагол верным путем ко Христу.
Пусть не могу я увидеть тебя, но слова твои вижу —
И прозревать я могу божие Слово в словах.
В этих таится словах аромат небесного меда —
Тем, кто вкусил этих слов, сладостно все бытие.
В этих таится словах небесной дыхание жизни —
Жизни, которая в нем к мертвым нисходит телам.
Но без тебя никому не вкусить медвяной услады,
И без тебя никому этим дыханьем не жить.
370 Ты — медовый поток, духовным устам излиянный,
Ты — дыханье небес, сердце живящее нам.
Горечь из глубей души исторгает вкушение меда,
Дух зловонный людской тает в дыханье небес.
Се добродетель твоя пороки от нас отженила —
Да не вернутся они, Господи, с нами пребудь.
В храме твоем обитай, охраною будь и оградой
Нам и внутри и вовне: дом сей — обитель твоя.
Мне, кратковечному гостю земли, яви свою милость —
Дай причаститься тебе в жизни грядущей моей.
380 Ты — начало всего, благочестье тобою любимо,
И милосердье твое род осеняет людской —
Будь же им осенен и Григорий в высоком сиянье,
Правящий вслед за Петром первоапостольный Рим.
Меж соименников он — седьмой, так пусть семикратно
Будет он одарен бдящих дарами жрецов.
Пусть охраняет он мир меж верных царей и народов,
Пусть опекает покой, радостный церкви твоей.
Вспомни, боже, молю, и о кроткой Агнесе царице —
Той, что царю царей вверила царство и дух.
390 Отче, тобою в отцы нам дан Дезидерий желанный —
Будь благосклонен и впредь, отче, к желаньям его.
Рвеньем его возжены в Кассине несчетные светы —
Ты их, боже, узри светами звездных очей.
Сень Бенедикта узри, красоты средоточие многой,
Коей по воле его славится имя твое.
Сень Бенедикта узри, твоею хранимую властью,
Стройные сонмы узри чтущих святыню твою.
Благословенье даруй, излей на них влагу святую,
В коей и отчий и твой жив благодетельный Дух.
400 Ты иереев узри и диаконов с клиром и причтом,
Всех, кто в церкви твоей службу по чину несет,
Всех, кто соборно гласит твою высочайшую славу
В час дневной и ночной, сердце горе вознося.
Ты — их руки, ты — их очи, Господи правый,
Господи, ты — их уста, ты — их глубины души.
Меру мерой отмерь, заслугам воздай по заслугам,
Благодаренью же в нас нет и не будет конца.
Если процвел вертоград, насажденный тобой и любимый, —
Лучшие гроздия с лоз ты, Иисусе, сбери.
410 Горечи в них да не будет, чужой да не будет породы,
Чтобы чужая рука твой не похитила плод.
Господи боже, блюстителем будь и хранителем сада,
Будь отрадой ему вера, надежда, любовь.
Как херувимы твои — обетного стражи Эдема,
Так пусть пламенный меч нашу обитель хранит.
К МОНАХУ ВИЛЬГЕЛЬМУ, ГРАММАТИКУ
1. Дорогой Вильгельм, не смешно ли вспомнить,
Как передо мной, закусивши сытно,
Поносил ты то, что теперь ты хвалишь, —
Долю монаха?
4. Ты мне говорил: «Богачам — блаженство,
Ибо только им без труда и пота
Достается все, что на пользу людям
Создано в мире.
5. Ты и сам ведь был из числа богатых,
И пока твой дух изощрялся в знаньях,
Приносил тебе и казну и титул
Город Аверса.
6. Ради твоего и ума и нрава,
Ради всех друзей, что к тебе теснились,
Молви, отчего ты принять решился
Инока званье?
7. Ведь меня б ни честь, ни большие деньги
От мирской толпы не прогнали в келью,
Если бы не мысль, что в одном лишь в этом
Есть безопасность.
8. В сети ловит мир тех, кто предан миру,
Обольщает призраком лучшей доли
А потом, разя, отнимает разом
Все, что имеешь.
9. Это я читал и в старинных баснях;
Если склонишь слух к моему рассказу —
Согласишься сам, что в подобной притче
Истина скрыта.
10. Хитрая лиса, всех волков хитрее,
Убедила льва снарядить трирему,
Чтобы стать царем над морскою тварью,
Как над земною.
11. Вся толпа зверей, что при льве служила,
За своим царем поспешает следом
И, заполнив палубу, ждет, что скажет
Царственный кормчий.
12. Веет свежий ветр, надувая парус,
И плывет корабль по простору понта;
Но внезапно лев, окруженный зыбью,
Чувствует голод.
13. Первой жертвой льва пал медведь огромный,
За медведем вслед остальные звери,
День за днем собой утоляя муки
Львиной утробы.
14. Наконец, осталась одна лисица —
Биться ей со львом не под силу было,
И она уже о своем терзалась
Замысле горьком,
15. Как пришел на ум ей обман коварный,
И она кричит, что на ближнем бреге,
Ускользнув из свиты царя, пасется
Стадо оленей.
16. Лев, рассвирепев, приказал ей спрыгнуть
В море, плыть к земле и пригнать добычу
Прямо к кораблю; и спешит лисица,
Рада спасенью.
17. Выбравшись из волн на утес надводный,
«Нет, — кричит лиса, — не пойду я в море
С кормчим, для которого свой же спутник —
Лучшая пища!»
18. Грешный мир, как лев, погубляет присных;
Все его дары для людей опасны;
Кто вчера блистал в багрянице царской —
Ныне он нищий.
19. Я же налегке, не страшась разбоя,
С песней на устах прохожу по чащам;
Черный поворот колеса судьбины
Мне не опасен.
20. Ни к чему кошель, серебром набитый,
Ни к чему почет при застольях царских, —
Лучше скромный дар запивать Цереры
Соком Калена.
К АРХИДИАКОНУ ГИЛЬДЕБРАНДУ
1. Сколь великою славою
Государства блюстители
Облекались заслуженно,
От тебя, многознающий
Гильдебранд, не укрылось,
2. Я уверен. О том твердит
И дорога Священная,
И утес Капитолия —
Самовластия тронного
И оплот и опора.
3. Но и подвигу трудному
Есть завистники злобные,
Во злонравье бесстыдные —
Даже самый достойный муж
Против них без защиты.
4. Яд язвительной зависти
Заразив злополучного
Безотрадною немощью,
Нас ввергает в несчастия
И к погибели близит.
5. Только ты не завидуешь
Ни единому смертному —
Нет, пусть люди завидуют
Твоему благоведенью,
Всякой меры безмерней!
6. Сколь полны справедливости
Приговоры высокие,
Без которых немыслимо
Нам добиться желанного
И достигнуть награды!
7. Сила духа могучая
И стремление к высшему,
Что нам в жизни даровано, —
Вот залог благотворности
Помышленья и дела.
8. Оттого-то по праву Рим
Над державами властвует,
Осеняя весь круг земной,
И свирепое варварство
В знатных землях трепещет.
9. Ты, что меч принял пламенный
От Петра первозванного,
Преломи их могущество
И надменность упорную
Вновь повергни под иго!
10. О, всесилье проклятия!
То, что некогда Марию
И державному Юлию
Доставалось оружием, —
Днесь покорствует слову!
11. Сципионы старинные
И квириты-воители
Неужели заслуженней
Перед римским могуществом,
Чем твоя непреклонность?
12. Многой славой покрытые
За служенье отечеству,
Эти мужи достойные
В светлом царстве вечного
Не обрящут покоя,
13. Гильдебранду сужденного
Там, где славой нетленною
Облечешься заслуженно,
Ибо равен апостолам
Ты для верного Рима.