Памятное. Книга вторая — страница 52 из 124

— Скоро вы услышите и увидите нечто необычное.

Это «нечто необычное» состояло в том, что, когда проходишь через огромную террасу дворца, ее пол в силу каких-то конструктивных хитростей «поет». Он издает звуки, представляющие собой

нечто среднее между басовыми аккордами рояля и скрипом несмазанных колес телеги.

— Удивительно хитроумно создавали этот дворец древние японские строители, — сказал я. — Добротно работали и, как у нас говорят, с песней.

В том же парке мы осмотрели и воспроизведенные в миниатюре некоторые реки Японии, мосты через них и прочие сооружения. Все сделано с соблюдением соответствующих пропорций и выполнено мастерски. Если абстрагироваться от того, что ты находишься в парке и перед тобой просто миниатюры, то невольно создается впечатление, будто наблюдаешь реальные объекты. Это иллюстрация того, что может сделать человек, обладающий чувством красоты и воображением.

Японский феномен

Мало найдется людей, кого не интересовала бы Япония. В современном мире она в известном смысле феномен. После второй мировой войны эта страна совершила в экономике и технике настоящий прыжок. Разные тому имеются толкования и объяснения. Причем люди иногда так увлекаются, что в их рассуждениях на этот счет остается мало чего объективного.

Говорят, например, что успехи Японии объясняются тем, что японцы — люди особого склада характера, что они подходят ко всему скрупулезно, склонны к тонкой, кропотливой работе. Отсюда, мол, у них тяга к электронике и другим отраслям производства, требующим особой точности.

Однако если взглянуть на этот феномен, обращаясь к историческим фактам и к жизни, то вырисовывается такая картина. В период, последовавший за поражением в войне, в которую Японию вовлекла милитаристская клика, эта страна свела к минимуму военные расходы. Почти все, что она производила, было мирной продукцией. И вовсе не праздным вытекает из этого факта вопрос:

— Намного ли отставали бы от Японии другие государства, которые в послевоенный период по разным причинам огромную долю своих материальных ресурсов направляли на военное производство, если бы они этого не делали и развивали бы тоже только мирные отрасли экономики?

Вполне возможно, я беру на себя смелость утверждать, что ничуть не отставали бы. А если и отставали бы, то ненамного.

Казалось бы, из этого можно сделать очевидный вывод прежде всего для самой Японии. Он состоит в том, что страна, если она желает успешно развиваться и впредь, не должна становиться на дорогу милитаризации — ни в одиночку, ни в компании с другими государствами.

Увы! Этот вывод так далек от политического мышления тех, кто сегодня направляет японскую политику, в том числе внешнюю, как далека Земля от Солнца. Не любят современные политические деятели Японии делать подобный вывод, а тем более популяризировать его в народе. Судя по всему, это не отвечает их умонастроениям.

Теперешнее японское руководство взяло курс на наращивание военного потенциала страны, подключает ее к глобальной стратегии конфронтации, которая в течение многих лет навязывалась извне. Не хотелось бы употреблять более категоричных выражений, но такое подключение делается демонстративно, и это весьма настораживает.

События, однако, показывают, что глубинные интересы японского народа основательно отличаются от мнения милитаристски настроенных кругов страны.

Следя за изгибами мысли

С премьер-министром Ясухиро Накасонэ мне, вспоминаю, довелось встретиться в январе 1976 года во время официального визита в Японию. Тогда он не занимал государственных постов, но являлся вторым человеком в либерально-демократической партии — ее генеральным секретарем.

Встреча состоялась по инициативе Накасонэ. Среди политических деятелей Японии, с которыми мне довелось беседовать в ходе визита, он выделялся, пожалуй, тем, что наиболее активно заверял в своей приверженности установлению «настоящей дружбы» между народами Советского Союза и Японии. Свои высказывания Накасонэ формулировал таким образом, чтобы произвести на собеседника положительное впечатление.

Следя за изгибами мысли Накасонэ, я задал сам себе вопросы:

— Не слишком ли хорошо звучат его слова, чтобы быть правдой? Разве можно не учитывать, кто находится передо мной? Разве этот политический деятель не из той страны, которая неоднократно совершала нападения на нашу Родину?

В годы второй мировой войны Япония выступила сообщником фашистской Германии. И Накасонэ принадлежал к числу тех своих сограждан, кто был в военное время уже вполне зрелым.

В 1941 году его призвали на военную службу из министерства внутренних дел Японии, где он работал после окончания юридического факультета Токийского университета. Войну Накасонэ закончил в звании капитана третьего ранга. Так что мой собеседник относился к поколению, воспитанному в традиционном духе японской военщины.

В правящей либерально-демократической партии Накасонэ заслужил репутацию деятеля консервативного толка. И эту визитную карточку он прочно держал в руках. Активно выступал за укрепление военного потенциала Японии. «Больше, еще больше оружия» — вот девиз, который всегда отвечал его душе. Накасонэ принадлежат слова:

— Необходимо превратить Японию в непотопляемый авианосец. Японские журналисты за его умение без особых угрызений совести менять союзников в политической борьбе за руководящие посты в партии и правительстве окрестили Накасонэ «политическим флюгером». Так, в 1972 году во время острого столкновения между двумя виднейшими деятелями либерально-демократической партии Фукудой и Танакой, каждый из которых хотел завоевать пост премьер-министра Японии, в последний момент Накасонэ перешел на сторону Танаки, чем и обеспечил ему заветное кресло. Конечно, жизнь иногда заставляет политиков кое-что переосмыслить, заново взглянуть на историю своей страны, учитывать уроки прошлого. А если человек честен, заботится о благе своего народа, то он, признав заблуждения, должен способствовать развитию страны по пути мира. Хотелось бы верить, что разум и реализм должны наконец пробудиться у японских политических деятелей после трагедии, постигшей Японию во второй мировой войне. Ко времени моего визита в Японию в 1976 году международная обстановка складывалась в целом благополучно, и существовали объективные возможности для улучшения советско-японских отношений. Исходя из этого, я по поручению советского руководства заявил Накасонэ:

— Достаточно взглянуть на географическую карту, чтобы прийти к выводу о необходимости для Советского Союза и Японии жить в мире и добрососедстве. Что касается СССР, то мы стремимся именно к таким отношениям. Это не дань моде и конъюнктуре, а принципиальная линия.

Накасонэ в довольно определенной форме ответил:

— Мы — за развитие советско-японских отношений, обогащение их содержания. Особо хочу подчеркнуть значение этих отношений для поддержания мира и безопасности на Дальнем Востоке.

Затем он добавил:

— Я разделяю точку зрения тех японских деятелей, которые считают, что попытки играть на разногласиях между СССР и Китаем бесперспективны и в конечном итоге могут повредить интересам самой Японии.

В заключение Накасонэ заявил:

— Если стану премьер-министром, то серьезно возьмусь за улучшение советско-японских отношений.

Могло показаться, что Накасонэ — политический деятель, который думает реалистически, понимает коренные интересы Японии и важность поддержания добрососедских отношений с Советским Союзом.

Случилось так, что премьер-министром он действительно стал — в 1982 году. Но в его речах удивительно совмещались, с одной стороны, высказывания в пользу развития сотрудничества, а с другой — заявления, содержащие необоснованные претензии к нашей стране.

14 марта 1985 года М. С. Горбачев принял Накасонэ в Кремле и имел с ним краткий обмен мнениями по ключевым вопросам советско-японских отношений и о положении дел в мире. В той беседе участвовал и я.

М. С. Горбачев заявил:

— Советский Союз готов развивать с Японией взаимовыгодные связи и придать отношениям между обеими странами добрососедский характер.

В ответ Накасонэ по существу подтверждал свою позицию, хотя и избегал прямолинейности, которой он неизменно дает простор, когда выступает в Японии.

Какие характерные особенности внешнего облика Накасонэ, манеры его поведения на встречах и переговорах больше всего обращали на себя внимание?

Заняв определенную позу в начале разговора, Накасонэ, как правило, так и не менял ее в течение беседы. По лицу Накасонэ ничего нельзя прочесть. Самообладание и контроль над эмоциями — поразительные. Таким Накасонэ запомнился мне после моей первой с ним встречи, таким, он выглядел и на беседе в Кремле в марте 1985 года.

Об этой манере держаться, присущей Накасонэ, я говорю не потому, что не одобряю ее. Она, может быть, даже заслуживает Внимания. В конце концов, каждый человек, имея перед собой Собеседника, волен держаться так, как он считает нужным, лишь бы это не выходило за рамки корректности и принятых норм. Но упомянуть об этом я решил просто потому, что само по себе подобное поведение можно увидеть не так уж часто.

М. С. Горбачев сказал:

— В советско-японских отношениях намечаются признаки поворота к лучшему. Было бы хорошо, если бы этот поворот произошел.

Во Владивостоке была показана позиция Советского Союза по всем основным направлениям политики нашей страны в азиатско-тихоокеанском регионе. Это — широкая платформа для сотрудничества в интересах мира, и ни одно государство не должно иметь по отношению к ней ничего против, поскольку она отвечает не узким интересам какой-то одной страны, а всеобъемлющим интересам мира и безопасности.

В обстоятельной беседе с министром иностранных дел Японии Абэ, которая состоялась в сентябре 1984 года в Нью-Йорке во время работы XXXIX сессии Генеральной Ассамблеи, я в откровенном тоне обратил его внимание на следующий факт: