Но случилась встреча неожиданная и поразительная. Месяца через три после возвращения на родину А.И. позвонил по телефону и пригласил нас с Роднянской к себе домой на Тверскую. Принял любезно и даже ласково, сказал чудесные, волшебные слова в духе Дэнлопа. Что из всех думающих сегодня людей в России мы ему ближе всего, «кое-что все-таки доходило и до Вермонта». А.И. поделился планами затеять общественный журнал и спросил, как мы отнеслись бы к сотрудничеству в нем. Мы, конечно, с радостью откликнулись на эту мысль, ведь нет ни одного органа в стране близкого направления. А.И. сказал, что он будет в ближайшее время это детально обдумывать. Тут вошла супруга, Наталья Дмитриевна, и воскликнула: «Что ты делаешь, Саня! У тебя и так не хватает сил, ты так устал и нуждаешься в отдыхе». И эта идея, такая насущная и манящая, повисла в воздухе, а потом и растворилась в нем.
27 декабря
Вечеринка-фуршет в «Новым мире», откуда шуточно я вынесла утешение на все времена. Ира Сурат подошла ко мне с провокационным сообщением: «Одна моя знакомая сказала мне: Посмотри, с какой умопомрачительной красавицей монголоидного типа беседует твой Сережа (Бочаров)?!». Несмотря на всю фантастичность этого впечатления, не более справедливого, чем монголоидность моего лица, во дни уныния и тягостных раздумий по поводу себя я тешила себя этим ирреализмом.
29 декабря
Премиальная С. Алексиевич из-за кордона, где ее издают и переиздают, выступила по радиостанции «Свобода» с таким самоопределением: «Для меня как для художника, художника III тысячелетия…»
4 февраля
Сейчас за постным столом смотрела-слушала по ТВ передачу «Плоды просвещения», посвященную Андрею Платонову с участием А. Битова и других.
Сколько, на мой взгляд, велеречивого толкования этого писателя, пусть сильного пером и народным чувством, но нарочито косноязычного, большими порциями для чтения утомительного, возводимого чуть ли не ранг Пушкина. И притом нет ни намека на его неразбериху в добре и зле, в неестественности сочетания ласковости с какой-то потаенной кровожадностью. И неэтично, и не эстетично.
21 февраля, суббота
Умер Сережа, в Ирин день рождения, когда мы трапезничали, ничего не предчувствуя. Между тем, много месяцев во время его тяжелой болезни постоянно молились о его выздоровлении. Ира с тех пор стала переносить свой праздник на День своего Ангела. В эти последние февральские дни его уход ощущался мною как-то отвлеченно, именно потому, что я была целиком занята им, писала о нем (некрологи в газеты), начала составлять сборник «In memoriam». Эти занятия мне были очень трудны, потому что слишком ответственны, но они же этим заслоняли чувство утраты. Но сейчас оно соединяясь с переживаниями о кончине Феликса (Гальцева), человека и художника особенного, чрезвычайно одаренного, который неотступно присутствует в моей памяти и укорах моей совести.
14 марта
Ира – мой единственный метафизический собеседник. Был Сережа, он подхватывал мысль, но часто вел ее в свою, очень перспективную сторону. Без Иры я была бы одиноким странником по философским чащам. Но вот Бог послал!
Из воспоминаний недавнего: когда я решила издать сборник памяти Аверинцева (In memoriam), дирекция ИНИОНа, у которой план выпуска расписан по часам, благородно откликнулась на это. (Вот она какая у нас!) 19 мая в РГГУ была на вечере памяти Аверинцева, организованном Мандельштамовским обществом (т.е. П. Нерлером). Г. Померанц затеял не совсем уместный разбор несогласий с покойным по поводу недооценки им Востока. Ведь и сам «средиземноморский почвенник» Аверинцев признавался, что все, что за Уральским хребтом его не очень волнует. Слушать, кроме, как запомнилось, Ярхо, фактически было нечего, а, может быть, и по акустическим причинам, из-за плохой слышимости. А вот показанный короткий фильм, где Сережа читает стихи Мандельштама, без слез был непереносим. Воскрес такой знакомый, родной образ.
При редактировании сборника о Сереже я хотела скорректировать с Ниной Владимировной Брагинской первую фразу статьи. Она сказала мне: «Да, не ломайте Вы голову! Ничего страшного, и так все хорошо». Я инстинктивно, вдруг осознав правду высказанного, печально ответила: «Я всегда занимаюсь этим. Это моя профессия». А ведь и вправду: языков я не знаю, всех остальных предметов тоже – ни истории, ни литературы, не говоря о естественно-научных сферах (хотя в школьные годы увлекалась астрономией, вела наблюдения за метеорами в обсерватории на границе с Турцией и пр.). Но одно занятие у меня всегда было – ломать себе голову…
25 сентября
Н.В. Котрелев, известный филолог, в разговоре о готовившейся мною для энциклопедии «Русские писатели. 1800–1917» статье «Владимир Соловьев» сказал, что у него, Котрелева, по отношению к В.С. «3 500 позиций». «Куда мне с Вами тягаться! У меня только одна позиция, что в философии, и не только, “отец наш” – Владимир Соловьёв».
2 ноября
Уезжает Саша (Столяров) иконописец, мой ближний и далекий друг, в свою и мою Германию, чтобы воскрешать забытых немцами их древних святых. Всегда приезжает с ворохом всяческой изысканной еды и сосудами рейнского вина. А главное, с такими лестными для меня отзывами о моих писаниях. Вспоминал давний (но в общем типичный) скандал в редакции «Ф.Э.» вокруг статьи о Вл. Соловьёве (Саша был свидетелем по телефону), битву между мной и зав. философской редакцией за честь нашего национального мыслителя, в которой своими рецензиями помогал нам Коля Розин из КЛЭ. Зав. редакции обвинял нас с Колей в иезуитстве, обмане, игнорировании его замечаний и т.п. при подготовке и сдаче статьи в набор (что в общем не расходилось с действительностью).
22 февраля
Годовщина, вечер, посвященный Аверинцеву в МГУ, показали фильм: Аверинцев о славянофильстве и евразийстве, повидались с его незабвенным образом. После фильма (который, к сожалению, прервался на полуслове) я спросила у Наташи, теперь вдовы, которой передала сборники «In memoriаm», как ей понравилось это наше издание. «Все в порядке», сказала она, и мы расцеловались. Наташа вместе с ее наперсницей Ольгой Смыка заверяли нас с Ирой, что «мы были самыми близкими Сереже людьми». Слушать это было невыразимо приятно, правда, в последнее заграничные его годы я в этом не была уверена. Однако свой дочерний по крещению долг я как-то выполняла. (И не отказываюсь от него дальше.)
3 марта
Вчера мы были в Консерватории на концерте Курентзиса. Впечатление от новой музыки: она так нелогична и неувлекательна.
Умер Папа, светлый человек, но я всегда желала ему большей твердости в противостоянии духу времени. Но каков же кадровый журналистский состав, если из «Независимой газеты» мне звонят с просьбой написать об Иоанне-Павле II? Или я уже заделалась спецом по некрологам (после поминальных откликов на кончины Аверинцева, Бибихина, Ляликова)?
Может быть, смерть Папы послужит ослаблению воинственного духа нашей церкви по отношению к католикам… Патриарх: новый понтифик может обновить взаимоотношения с нами, установить новые связи в духе и истине (но прежде – не на себя ль оборотиться?). Хороша по этому поводу телеграмма Путина, явно выразившая его настроения на сближения Церквей. Дух Владимира Соловьёва все-таки жив в верхах!
Однако несчастье нашей Церкви – ее упрямая позиция схизматизма, отторгающая ее, а вместе и всю Россию от европейской цивилизации, выросшей на общих с нами христианских основаниях.
16-го апреля
Избран Йозеф Ратцингер (как скала в бушующем море), принявший имя Бенедикта XVI. Итак, немец в Риме, немец в Патриархии РПЦ, «Немец в Кремле» (название статьи в нашей газете). В общем, наступление Тевтонского ордена!
27 августа
В храме арх. Михаила постоянная прихожанка Александра в инвалидной коляске (ДЦП) находилась обычно около выхода близ солеи. Подошел к ней подвизающийся в храме инок, высокий, видный такой, и с укором говорит ей: «Вы целые дни здесь!». Она отвечает ему лучистой улыбкой и пытается отъехать от двери. Я преграждаю ему дорогу и спрашиваю: «Вы что, упрекаете Александру за то, что она много находится в храме!?». Он, глядя в сторону: «Нет, что она тут впереди, мешает…» – «Как вы смеете это говорить больному человеку?!» Он: «Она еще здоровее нас с вами!» – и ретировался. Последним я была не менее поражена, чем началом. Когда я наклонилась к Александре, чтобы узнать его имя и пойти к настоятелю, Александра, подумав, говорит: «Я его люблю, он хороший, он собранный». Я: «Он собранный, чтобы гнать людей». Она: «Чтобы спасать друзей». И потом несколько раз спрашивала: «Здесь он?». Я: «Вы его побаиваетесь или наоборот?» Она: «Наоборот». Я могла только гадать, в каком смысле… За время пребывания Александры в церкви она из бездвижного существа, еле-еле произносящего слова, превратилось в поразительно осмысленного, с затруднениями, но рассуждающего человека, а. может быть, даже, что и – в святую… Все наши беседы оставляли во мне удивление ее духовной глубиной, зрелостью и кротостью. Помню, как я, находясь при ней, спросила, не будет ли ей одиноко, если я пойду, так как меня ожидают на улице друзья, она, утешая меня, проникновенно ответила: «Я не одинока, я с Богом».
17 сентября
В музее опять попали на вставку Энди Уорхола в ЦДХ. Соня, младшая школьница, сразу определила его: «Это же “Новое платье короля” Андерсена. Это же обманщик, он же раскрашивает фотографии, а не рисует картины» (устами младенца…). Увидев его автопортрет со всклокоченными волосами, воскликнула: «Противный неряха!». Дальше – больше. Мы устроили целый перформанс перед «композициями» из носков, чулок, дамских лифчиков и т.п. Соня: «Это нужно поместить в витрину дамского белья!». Я ей рассказала, что Уорхол начал с рекламы обуви. «Вот тут он, наверное, большой талант», – заметила она. Вообще мы снова действовали издевательски, громогласно обсуждая, какие из выставленных в качестве артефактов предметы годны для утилитарного потребления. Я узнала у администрации выставки, что организатором ее был «Отдел современных течений» (которые, боюсь, превратятся в бурный поток).