[44]. Б. Орлов. Апрель, 1986 года.
Вовлеченные в стихию информационной работы по отражению (в обоих смыслах) социополитических новинок из-за бугра и ощущая себя перед лицом контролеров из Академии общественных наук «над пропастью в РЖ»[45], мы нуждались в развлечениях (отвлечениях) и выделывали разные антраша. Вот одна из выдумок. Как-то, в начале 70-х мы с Ирой Роднянской задумали составить библиографическую карточку на якобы только что вышедший труд «Unisex society», автора коего нарекли именем Вольфрам Рюкзак, чтобы затем составить реферат для журнала. И даже нафантазировали содержание труда. Очень веселились. Однако все так и застыло на стадии сомнительно «благих порывов», согласно некрасовскому определению. А ведь осуществи мы эту задумку, так бы и пошло, никто не стал бы проверять, есть ли такой труд. Поразительно, но вскоре на Западе этот термин, «unisex», родился и прижился.
Анекдотов случалось множество. Вот как я впервые попала за кардон: шел 1988-й год. Меня пригласили в г. Бергамо, Италия, на конференцию, посвященную П.А. Флоренскому. Предстояло пройти еще действующий санпропускник, партбюро. Но обязанности оно выполняло теперь механически, без души. «Вы были раньше за границей, где-нибудь… в странах народной демократии?» – «Нет, не была нигде, но… я готова проехать через Бухарест или Будапешт». Удовлетворенные моей покладистостью, экзаменаторы дали мне отмашку.
Еще не вышел указ о запрете пользоваться электрочайниками на производстве, и у нас вовсю отмечались личные и общественные юбилеи. Помню один день рождения, празднуемый на Якиманке с большим размахом и охвативший целый этаж. Кто-то в угаре праздничного веселья задал несообразный вопрос виновнице торжества: «Алла, скажи, а сколько тебе лет?» – «Сколько, сколько!? Сколько всем, столько и мне!». С тех пор я тоже руководствуюсь этим заветом.
И все-таки, что бы ни казалось взыскательному взгляду, заметки мои – юбилейные.
Что же дальше?
Несмотря на нечто памятное и существенное в нашем прошлом, интересно рассмотреть, куда ушло от него настоящее и заметить на фоне прежнего основные экзистенциальные и социальные тренды. Интересно, как из ростков и побегов радикальных перемен в жизненном мире они разрослись на просторе в густые заросли. И это ожидаемо. Ведь при отсутствии системной реакции, без настойчивого противодействия неблагоприятному наличному «статус кво» отрицательные тенденции только накапливаются и развиваются.
Так, что касается внутренней ситуации России, то становится все очевиднее, что она находится в состоянии политического раскола за счет растущих реставрационных настроений. В последние десятилетия беззастенчивой, ожесточенной пропагандой коммунистических идеологов, укрепившихся в средствах массовой информации, а также в вузах и номенклатуре, в сознание народа все более внедряется ностальгия по советскому прошлому. Дело перешло все границы: идет процесс реабилитации всемирно-исторического садиста, организатора геноцида русского и других народов России. А народ в свой жажде «сильной руки», которая навела бы порядок в стране, и, может быть, не меньше – в тоске по былому величию, все больше поддается ядовитому облучению и теряет нравственную восприимчивость к чудовищным злодеяниям коммунистического режима.
Но есть и новые «нюансы». По сравнению со вчерашним днем, в самое последнее время, несколько подустав от навязчивого прославления «вождя народов», господствующая пропаганда принялась за реанимацию его подзабытого прародителя, «вождя мирового пролетариата», В.И. Ленина (следуя афоризму А. Барбюса: «Сталин – это Ленин сегодня». Значит, Ленин – это Сталин вчера.). Однако в толковании этих фигур их нынешними критиками фигурирует поразительное идеологическое смешение: обе они в демократическом лагере иногда равно именуются «бандитами» или вообще уравниваются между собой в своей деятельности. Ан, нет! Здесь разные жанры в едином проекте. Один – кровожадный восточный властитель, разоритель России, время от времени сотрясающий воздух апелляциями к марксизму, который он ловко соединил с инородным ему патриотизмом; другой – пожираемый идеей мирового пожара, переворота всех основ человеческого бытия, начиная с России, и именуемый в народе – гласе Божьем – анчуткой! (И ведь никто не обещал, что антихрист явится в одном экземпляре.) Превозносятся «уникальные достижения» принудительно-истребительного режима, которые Россия бескровно и с триумфом достигла бы на своем эволюционном пути.
Так, под иерихонские хрипы громголасных ведущих из популярных «ток-шоу», предоставляющих зеленую улицу по-большевистски напористым бойцам, эти программы выливаются подчас в некое куликовское побоище, где на инакомыслящего (приглашенного в качестве «чучела врага», – Л. Радзиховский) набрасывается свора защитников Октября и врагов «преображенского» (по слову Солженицына) августа 91-го.
Народ, пропитанный господствующей на популярных массмедиа атмосферой, где ему внушается, что строить на костях, – есть норма, дело обычное, становится бесчувственным и бесчеловечным; моральное сознание погружается во тьму. Это тот самый народ, о котором доктор Ф.П. Гааз писал: «Удивительная добродетель у русского народа – милосердие». И думаешь, для кого написан «Архипелаг Гулаг»…
Естественно, что параллельно это действо сопровождается все возрастающей ненавистью и клеветой в адрес освободивших Россию событий двадцатипятилетней давности, на которых и списываются все неудачи заторможенной сегодняшней социально-экономической и политической системы. (Все это напоминает анекдот советских времен, когда гражданина, возмущавшегося пустотой магазинных полок, забрали в милицию за то, что он «занимается антисоветской пропагандой», поносит нынешнюю власть, тот воскликнул: «Да что вы! Я ругал Дом Романовых, который за триста лет правления не сумел обеспечить свой народ».)
Однако энергичным политическим агитаторам, по сути, самодеятельным оккупантам значительной части массмедиа, никто не ставит препятствий и не доводит до сведения, что воспеваемый и реанимируемый ими тоталитарный режим – пал именно на почве банкротства и законно сменился полярным ему демократически строем, что закреплено в Конституции РФ. Более того, – что произошла смена формаций. А потому, с правовой точки зрения, реставрационная пропаганда, нацеленная, по сути, на смену существующей системы, есть подрывная, антигосударственная деятельность.
Но одерживающие пропагандистскую победу на общественной сцене ожесточенные политики и публицисты выставляют в качестве подрывников государственного строя ту демократическую оппозицию, которая, каковой бы она нынче ни была, формально как раз и есть законная наследница новой российской республики. Хитрый закон о запрете на пропаганду идеологического экстремизма, по замыслу нацеленный на укрощение либеральной оппозиции, уместен как раз в отношении противоположного коммунноидного лагеря.
Благодаря пропаганде реставраторов, надеемся, не выражающих курса власти, понятие «либерализм», отождествленное с коварным «западничеством», уже утвердилось в обществе в качестве вреднейшего образа мысли, и тем самым борцы с либеральным мировоззрением выставляют себя врагами личной свободы и свободы как таковой. Судите сами, какой общественный строй вытекает отсюда.
Беда тому обществу, которое вычеркнуло понятие «либерализм» из своего позитивного лексикона и, больше того, сделало его главной идейной мишенью, ассоциированной с антизападничеством и разжигаемым антиамериканизмом, т.е. отказом от своего места в тысячелетней христианской цивилизации.
Однако «красная» идеология почувствовала нужду в помощи со стороны.
Как некогда, в страшные годы, на переломе войны Сталин ухватился за гонимую доселе церковь как за последнюю духовную опору, так и нынче обрыдлая уже марксистская идеология, потерявшая веру в себя, не говоря о безразличии к ней народа, стала нуждаться в «духовной скрепе» и нашла ее в непререкаемой силе патриотизма, в симбиозе с которым коммунизм образовал железобетонный фундамент для дальнейшей воинственной пропаганды. (В том самом патриотизме, ненавидимом и гонимом «вождем мирового пролетариата». Кто еще так ненавидел Россию, как он?! Разве что зарубежные «основоположники учения»?) Ведь лишь в безвыходных, военно-критических ситуациях вожди вспоминали о «национальной гордости великороссов» и, в конце концов, оседлали ее. Так в обстоятельствах истощенной социалистической экономики основоположник новаторской системы был вынужден ввести на время капиталистический НЭП.
Трудно не заметить, что этот русский гигант мысли, Ильич, стал постепенно реанимироваться, оттесняя царившего до сих пор в общественной атмосфере и в зубах навязшего «верного ленинца», властолюбивого изверга Джугашвили, воплощавшего эту ненависть в реальность. Возможно, в ближайшее время на сцене в качестве главной фигуры, но уже виновной в неудачах коммунистической системы, появится Троцкий…
В этом же русле апологетики прошлого в течение последних пятнадцати лет чуть ли не на законодательном уровне прописывается исповедание «единого и неделимого потока» российской истории; оно вкачивается в сознание масс как единственно патриотический взгляд на историческое прошлое. Подобный взгляд апеллирует к ложному тезису, что уважение к нашей истории состоит будто бы в признании ее единства и единой памяти о ней. Да, помнить надо все, но разной памятью! А, воздавая каждому по заслугам, не выстраивать все этапы и вождей с царями в одну шеренгу как равно достойных и при этом не перевирать их деяния. Надо помнить серийных человекоубийц, как помнят их музеи Освенцима и концлагерь Соловецкого монастыря. Канцлерин ФРГ Ангела Меркель, именно дорожащая своей историей, не ставит памятников Рудольфу Гессе, а развеивает его прах над неким озером во избежание повода для нацистских сборищ»