Памятное — страница 9 из 29

В следующий раз Сережа был весь погружен в деловые, печатные связи, и как человек, знающий правила обхождения и не ограничивающий себя тематическими рамками, потратил на это часы.


27 сентября

Приехал Пьер Сулаж, знаменитейший французский художник-абстракционист (я бы сказала, «классик чернухи» в своем деле), одержимый черным цветом (вероятно, на почве чернозема, на котором он провел половину жизни в качестве сельскохозяйственного чернорабочего).


Он объяснял нам, что черным цветом увлекались «и другие великие художники, например Малевич». А представляющий его искусствовед из программы «Культура» поделился радостью по поводу того, что к старости Сулаж «вступил в эпоху энергетического расцвета и делает все больше картин все большего размера»». «Я боюсь, что они не горят», – вырвалось у меня, оттого что пришел на память дикий сартровский возглас, попавший в заголовок одной из наших газет: «Я бы сжег Мону Лизу». Вот бы где пригодился его призыв. Но сжигать жаждут лучшее, а культурным мусором как экологическим хламом занимать освободившееся место в качестве невиданных достижений и открытий. Аверинцев заметил по этому поводу: «Мир сошел с ума».


2 октября

А в газете нашего Юго-Западного округа фраза: «Руки прочь от нашего доллара! Террористы покусились на святое».

Какие перья!


4 октября

Сережа желает для меня наиважнейшего: облегчения моих рабочих обстоятельств, выхода текстов, застрявших в коридорах власти, на свет Божий.


6 ноября

10 лет назад, в 1991 г., Б.Н. Ельцин отменил КПСС. Борьба с компартией была делом его жизни. Издал указ о запрете и ее идеологии. Через год Конституционный Суд отменил его, получилось, что Зюганов прав: «компартия – это идея». А с идеями можно справиться только другими идеями. Но идея Ельцина о возрождении исторической России оказалась чужда прогрессивной интеллигенции.

2002

2 марта

Путин в беседе о национальной идее сказал: «Без великой идеи не может быть великого государства». Замечательно. Но поскольку государство наше бесспорно великое, значит, в его основании должна быть заложена некая идея (а он тогда не разъяснил, какая).

Май. На альбоме православного фестиваля значились слова Путина: «Мы возвращаемся не только к духовным и нравственным ценностям христианства, но и к вековым народным традициям». Золотые слова, но, где их следы в нашей жизни?


12 мая

На исходе Светлой недели решили встретиться у меня en trois: о. Алексей (Гостев), Ира и я. Отец Алексей заставил нас переживать, звонил неоднократно с дороги, застрял: «Начинайте без меня». Убежденная, что он на машине и навеселе, я уже не чаяла, что он доедет. Но явился. Забубенный, но такой очаровательный. Тот, кому идет небольшое подпитие, – редчайший тип избранников. Был, оказывается, на Николиной горе в компании Никиты Михалкова, которого он окормляет, арх. Тихона Шевкунова и ТВ-деятеля Добродеева: «Ну, вы их воспитывали?», – спрашиваю я. «Не получилось, Н.С. все время читал стихи и неплохо… Пушкина, да и каких-то мне неизвестных эмигрантских поэтов. Но как хорошо, что я с вами, девочки!». И о. Алексей впал в радостное ликование по поводу того, что он – в «атмосфере Владимира Соловьёва» и ничего лучшего он не мог бы придумать. Он вообще говорил так, что в очередной раз я восхитилась его пониманием сегодняшнего положения вещей, всеми смысловыми акцентами и интеллектуальной рафинированностью этого «клерикала», выпускника филологического факультета МГУ. Обсуждали насущное в Церкви: с одной стороны, традиционное засилье обрядоверчества, с другой, – проникающий туда модный, «православный плюрализм»: пример – о. Свиридов (как-то дала ему прозвище: «Иоанн Новый Богослов»), от которого в «Русской мысли» защищал мою позицию как раз о. Алексей. В ответ на мою характеристику о. Иоанна Свиридова (кстати, принявшего деятельное участие в подрыве русско-итальянского журнала «Новая Европа») как «православного плюралиста» тот разразился «разоблачительной» статьей. Вот тут о. Алексей сразу и выступил в «Русской мысли» в мою поддержку со всесторонней отповедью (статья «Между Сциллой и Харибдой»), отметив неубедительность и путаность мысли автора, при этом изрекавшего свои неудовольствия «через губу»… И снова вспомнилась служба о. Алексея в его церкви на Николиной горе на праздник Преображения, когда он, воздев руки, в белых одеяниях явился, будто с рафаэлевского полотна «Transfiguration» в Ватиканском живописном собрании. Тут позвонил В. Непомнящий: «Христос Воскресе!» – и предложил мне напечатать в издаваемом им сборнике доклад о Пушкине. А дело в том, что незадолго до этого (о чем вроде бы уже упомянуто) я вступила с ним в перебранку по поводу различения понятий покаяния и раскаяния с акцентом на последнем, чем он был раздражен. И вот предложение, широкий Валя человек и незлопамятный.


17 июля

Прибыл Аверинцев, рассказал, что ему нездоровится, сразу поинтересовался последними событиями. Узнав, что я отправляюсь в Углич, любезно сказал, что будет ждать моего возвращения, поговорим о накопившемся. Мне было очень приятно это. Но что-то в моей душе потускнело после той конференции о С. Булгакове, когда Сережа громко заявил о своем несогласии с моей критикой современной российской демократии и забвения заповедей «Вех»… Потом согласно решили мы, что современная культура – это симптом и факт личной биографии, а не искусства. Однако в результате человек создает вокруг себя необитаемую среду.

Сегодня же услышала по ТВ «Новостям» от пожарного ведомства: «Погашены затраты на погашение пожаров». А позже – уже от В. Матвиенко, третьего лица в стране, по ТВ в передаче С. Пашкова о положении инвалидов в обществе: «Мы подготовили в этом году более (такого-то числа) глухонемых».

Август. Аверинцев по телефону о демократии: он повторил, что она идет к концу, если уже не пришла. И снова: демократия возможна только малыми порциями, т.е. на малых площадях, типа швейцарских кантонов. В больших демократиях общество за собой ведут «либеральные умники», превращая ее, при сегодняшним техническом прогрессе, в шоу, в показуху…

Об эволюции интеллигенции. Мы с Ирой рассуждали о разнице между прежней интеллигенцией, чертой которой было «мысль разрешить», и сегодняшним «орденом», отошедшем от этого занятия и ушедшим в сотрясение основ не только общественных, но и морально-эстетических.


4 октября

Звонил Аверинцев и как всегда в этот день – с воодушевляющими пожеланиями; сегодня была такая формулировка: «душевных и физических сил для одоления врагов». На следующий день рассказал мне по телефону, что выступал в Страсбурге (но не в ПАСЕ) на столь близкую мне тему «Неолиберальный проект по переделке человека». Я порадовалась близостью наших интересов, но и злопамятно напомнила ему, что именно за борьбу с этой идеологической утопией формирования нового, релятивистского человека и общества, противостоящей позиции «Вех», он меня порицал на конференции в ИНРИ, посвященной наследию С. Булгакова. «Нет, – возразил Сережа, выдвигая еще одну версию несогласия со мной перед лицом присутствующих в зале возмущенных тех самых неолибералов, – я недоумевал только по поводу того, что это не совсем совпадало с темой конференции о Булгакове». Как же, – говорю я, – ведь Булгаков-веховец, и что может быть актуальнее, чем противопоставить его наследие претендующей ныне на господство психологии нового «ордена интеллигенции». В итоге, мы пришли к согласию.

Встретилось сообщение о появлении в Волгограде «космических коммунистов». Кто-то из заграничных знакомых, узнав о такой группе, отреагировал: «Ну, братцы, у вас самая крутая шиза во всем СНГ».


9 октября

Разбирая бумаги, наткнулась на критику в мой адрес со стороны А Сопровского (Вестник РСХД, № 136, с. 72–73), который, познакомившись с моими статьями в «БСЭ – III» и решив, что я – лицо советского официоза, возмутился: как это я смею тоном Фомы Аквинского упрекать Льва Шестова за недостаточную содержательность его веры и за разрыв с Логосом?!

Любителям нестесненной свободы, пусть и присягающим ветхозаветной библейской вере, импонирует крайне апофатичная позиция мыслителя (Л. Шестова), но, вдумывавшись в нее, нельзя отрицать не изжитый им волюнтаризм. Кроме того, в критике поэта А. Сопровского чувствуется диссидентский подход, который никогда не отличает философские соображения от политических позиций. Если кто-то служит в официальном учреждении, значит он представитель официоза. Но поэту не хватает воображения представить, что «советский редактор», а в данном случае и автор, участвует не в открытой борьбе с режимом, а в противостоянии ему, имея собственную «тенденциозность». И неизвестно, чья борьба драматичнее… Что могут быть не только «советские», но и «подсоветские» редакторы и авторы и вообще люди, служащие тогда.


26 октября

С 10-ти утра на конференции в Парламентском Центре с участием МГИМО, МГУ, иностранных профессоров и т.д. Организатор – В. Игрунов из «Яблока». «Круглый стол» во весь огромный прямоугольный зал. Председательствующий проф. Вагнер, тема – Новые черты в постмодернизме и новом либерализме (но не в моем смысле) и в чем-то еще. Но что такое постмодернизм по сути? Выходит, согласно выступающим, это – несколько разных признаков, составляющих клишированные блоки. Ира мне шепчет на ухо: «Черты второй половины ХХ века – ядерное оружие, сексуальная революция, падение тоталитаризма». Я: «Плюс исламский терроризм». Многих из выступающих я обозначила «жертвами либерального режима». Ира просила выражение записать.

Доклад Аверинцева, ради которого он прибыл в Москву, а Игрунов оплатил проезд с женой в оба конца, длился всего семь минут (протокол превыше всего!). Проф. Вагнер его, Аверинцева, дважды останавливал начальственным тоном. И после второго одергивания. Аверинцев прервал свою увлекательную речь на половине фразы. Торжество политкорректного эгалитаризма, который не интересуется смыслом (мыслью); для него все равны… Ира, успевшая просмотреть текст доклада Сережи, заметила приятное совпадение его мысли с той, что выражена в моей статье «Тяжба о России», которую он, кстати, хвалил, и сказала ему об этом, Сережа согласно кивнул.