Я посадил слепушонку в проволочный садок, положил туда личинок хрущей. Пленник стал метаться по садку в поисках выхода, но хрущей между делом слопал всех. Дождевой червь ему не понравился.
Жаль слепушонку. Решил его выпустить на свободу, но прежде сфотографировать. Из открытого садочка зверек немедленно высунул забавную толстую зубастую голову и скрылся обратно. Испугался меня. И так несколько раз: выскочит и тотчас же спрячется.
В траве, куда я его выпустил, он немедленно стал рыть норку, щелкая зубами и перегрызая корешки. Его зубы — главное орудие — работали отлично. Ноги же служили только для отбрасывания назад нарытой почвы.
Слепушонка стал быстро зарываться. Но когда я прикоснулся к нему палочкой, он мгновенно повернулся, выглянул и будто спросил: «Кто меня здесь трогает?»…
Через десять минут зверек уже весь скрылся в норке. Еще через десять минут в траве на месте его погружения чернел аккуратный холмик земли. Отверстия норки уже не было. Отправился в подземное путешествие!
Забавный и необычный зверек слепушонка. Он очень многочислен в пустыне, и где только не увидишь оставленные им кучки земли. Но один раз я встретил совсем необычные следы его работы. Вспоминаю эту встречу: дорога петляет по пойме реки Или мимо рощиц тамариска, зарослей солянок и луговых трав, иногда приближается к прибрежной полоске тугаев или же отходит от них в сторону. Я медленно веду машину, слежу за дорогой и поглядываю по сторонам в поисках чего-нибудь интересного. В одном месте у небольшой рощицы лоха на ровном и голом солончаке вижу множество холмиков выброшенной наружу земли и останавливаюсь. Что бы это могло значить? Холмики одинаковые, аккуратные, похоже, как будто их соорудили муравьи-бегунки, занятые строительством своих жилищ. Есть такой обычай у этого муравья, на лето он переезжает на голые солончаки и строит здесь временные летние жилища. Вроде как выезжает на дачу.
Как будто нашел объяснение загадке, успокоился и поехал дальше. Но, как нередко бывает, потом, когда вспомнил увиденное, все предстало передо мною совсем в другом свете.
Почему только на этом солончаке площадью в два-три гектара оказались кучки земли, выброшенные наверх? Не может быть так много муравейников на столь маленькой территории. Что-то тут не так! И я удивляюсь тому, как иногда знание приводит в заблуждение. Да и кучки земли похожи на другое…
Весной следующего года я вновь на тех же местах, но о загадке забыл и вспомнил, когда увидел тот же солончак. Он казался необычным. Над ним воздух гудел от великого множества пчелиных крыльев, и вся земля его была изрешечена норками. Солончак облюбовали пчелы-мегахиллы. Все они сейчас очень заняты. Самки роют норки, строят под землей кубышки, заполняют их пыльцой и нектаром. В кубышках развиваются их детки. Самцы без устали носятся в воздухе, разыскивают самок, соревнуясь друг с другом. Еще по солончаку снуют озабоченные бескрылые осы-немки. Жизнь кипит на солончаке, жаркое солнце ускоряет ее и без того быстрый темп.
Кучки земли, виденные прошлой осенью, все те же, только время сгладило слегка их форму. Кучек много, весь солончак покрыт ими. Теперь я вижу, что хотя они и тянутся в разных направлениях, но четкими линиями следуют друг за другом. Я ошибся — муравьи-бегунки тут ни при чем. Это типичнейшая работа подземного труженика слепушонки! Подобно кроту, он всю жизнь проводит под землей.
В руководствах по зоологии про слепушонка написано, что он, роясь под землей, питается корешками и луковицами растений и, прокладывая длинные ходы, выбрасывает кучками наружу землю.
Иногда в пустыне слепушонка очень многочислен, и вся земля пестрит от оставленных им кучек земли. Его роющая деятельность играет важную роль в жизни пустыни. Не будет преувеличением сказать, что здесь он едва ли не главный рыхлитель почвы, и там, где он постоянно обитает, за десять-двадцать лет слепушонок перелопачивает всю поверхность пустыни. Рыхлые и легко смачиваемые дождями выбросы земли очень быстро зарастают травами.
От него зависит состояние почвы, жизнь растений и, как я убедился, жизнь насекомых — обитателей почвы. Только никто как следует еще не обратил на слепушонку внимания. Роется зверек под землей, что-то там делает, никому не заметен, никому не интересен. Помню, очень давно, когда одному из ученых, написавшему кандидатскую диссертацию об этом зверьке и старавшемуся обвинить его во всевозможных грехах, я задал вопрос о том, подумал ли он о полезной деятельности своего подопечного как рыхлителя почвы, соискатель ученой степени пришел в замешательство. Оказывается, не подумал! Между тем животные-рыхлители — друзья пастбищ пустыни, особенно когда она несет большую нагрузку от домашних животных, сильно уплотняющих почву копытами. Не случайно наблюдательные скотоводы говорят, что овца съедает пустыню не столько зубами, сколько копытами.
Слепушонка обитает не только в пустыне. Он очень пластичен и живет также в степях и в Семиречье, добирается высоко в горы до альпийских лугов под самыми льдами и снежниками.
Увидеть слепушонку трудно. Лишь иногда он высовывает из норки свою забавную мордочку, а однажды один из них, незадачливый путешественник, поздно вечером пожаловал ко мне прямо в палатку, очевидно, привлеченный ярким светом ацетиленового фонаря, тем самым доказав свою способность к путешествиям не только под землей, но и по ее поверхности.
Но что ему понадобилось делать здесь, на этой голой земле солончака? А он, судя по всему, явился сюда не под землей, а поверху, так как далеко вокруг нигде не видно следов его деятельности.
Я задумываюсь над загадкой, к действительности меня возвращает гул пчелиных крыльев. Плохо мы еще знаем образ жизни зверюшек, окружающих нас подчас в значительном количестве. Теперь все понятно! Слепушонка опытный охотник. Он прикочевал сюда на солончак ради зарытых в нем пчелиных ячеек, заполненных пыльцой, медом и личинками. Подтвердить догадку нетрудно, да иного ответа и не может быть. Я раскапываю старые охотничьи галереи подземного жителя и всюду вижу следы разоренных и опустошенных ячеек самоотверженных тружениц пустыни — пчел-мегахилл.
Так вот он какой, оказывается, слепушонка! Не только растения, но и многочисленные насекомые, обитающие в почве, наверное, обыденнейшая и повседневная его еда. Их живет немало в земле пустыни: личинок жуков-корнеедов доркадов, хрущей, чернотелок, гусениц-совок, да мало ли еще кого!
Прежде чем продолжить путь, я замечаю на поверхности солончака еще несколько свежих, кем-то выкопанных ямок, и приглядываюсь к ним. Это уже типичные копанки барсука. Здесь же и отпечатки его характерных когтистых лап. Любитель разнообразной диеты, видимо, не стал разорять колонию, а сделал только пробные раскопки. Сейчас пчелы только начали строить ячейки.
И еще одно наблюдение над слепушонкой.
Золотое время пустыни. Вокруг зеленые травы, расцвеченные похожими на незабудки голубыми ляпулями и лиловыми крестоцветными, среди них кое-где пламенеют красные маки. Стрекочут обеспокоенные нашим появлением суслики, в небе поют жаворонки. Сквозь густую весеннюю зелень всюду проглядывают светлые, кажущиеся почти белыми холмики возле сусличьих нор, да выбросы кучек земли неутомимого подземного труженика слепушонки.
Едва я вышел из машины, как сразу увидел над одним светлым холмиком земли крошечного молоденького ядовитого паучка каракурта в его едва заметном логове похожем на малюсенькую шапочку, висящую на паутинных нитях. А потом оказалось: всюду, везде над голыми участками земли висят такие же логовища каракуртиков. И ни одного нет среди травы. Паучку обязательно нужна хотя бы маленькая голая площадка, над которой он и налаживает свои тенета. Она — непременное условие его жизни, без нее он погибнет в первую же неделю своей самостоятельной жизни.
Когда-то я подробно изучал жизнь каракурта и хорошо с ним познакомился. Первая добыча паучка — большей частью муравей. Едва только он задевает за одну из паутинных нитей, прикрепленных к земле, как паучок стремглав выскакивает из-под своей шапочки, бросается к добыче и выстреливает на нее крохотную капельку липкой жидкости. Теперь муравей слегка привязан к ловушке, и, пока он пытается освободиться от неожиданного плена, паучок поспешно прикрепляет к нему паутинные нити и постепенно поднимает его над землей. Как только муравей повис в воздухе и потерял опору, он становится совершенно беспомощным и попусту размахивает ногами. Теперь его участь решена: вокруг ни травинки, ни стебелька, за которые можно было бы зацепиться.
Среди зарослей трав проделать эту ответственную операцию паучку бы не удалось. А она решает и его участь — ведь тот, кто потерпел в первой битве поражение, теряет силы, истощается и гибнет.
Когда в пустыне наступает жара, травы сохнут и выгорают, а все живое прячется в тень, каракурты, повзрослев к тому времени, поспешно переселяются во входы в норы грызунов. Здесь они находят убежище от солнца и надежное укрытие от пасущихся животных.
Летом пустыня живет ночами, а днем, когда царит страшный зной, все живое прячется в тень, многие ночные насекомые заползают в норы и попадаются в логовища черного разбойника. В годы же продолжительных засух, когда пустыня становится безжизненной, выживают только те каракурты, которые поселились в тени.
Вот почему здесь на лессовых холмах я вижу сейчас так много висящих над землей логовищ крошечных паучков каракуртов. Не будь здесь слепушонки и желтого суслика, не жить и ядовитому пауку. Над холмиками слепушонки он строит свои жилища в юности, а в норах суслика спасается в зрелом возрасте…
И не только каракурту помогает слепушонка своими холмиками. В урочище Карай, близ Кербулака, в тяжелый для растений и животных засушливый период ветер перевевал чистый песок, в одном месте наносил высокие округлые холмы, в другом — выдувал глубокие, как чаша, впадины. Потом климат пустыни изменился, стали перепадать дожди, песками постепенно завладели растения, и теперь они, как море с застывшими волнами, покрыты зеленым ковром, а поверхность почвы густо пронизана тонкими крепкими корешками. О том, что под тонким слоем слегка потемневшей почвы находится слежавшийся песок, можно догадаться только по овражкам да по автомобильной дороге.