А на Волоколамском направлении в ноябре и декабре и особенно с началом контрнаступления наших войск с наступающими частями генерала Рокоссовского взаимодействовали группы первого и второго батальонов нашего полка, которыми командовали капитаны-пограничники П. И. Полушкин и И. Колесник. Хотя я и был тогда уже бойцом первого батальона, но в тонкости боевых приказов, исходящих от комдива Рокоссовского, посвящен не был. И с именем его был знаком только по сводкам Совинформбюро. Не было тогда у нас времени, чтобы гордиться и своими успехами, и связью с именами уже овеянных тогда боевой славой полководцев. Наивно было бы мне рассчитывать, что оба маршала на Параде Победы могли вспомнить о нашем Истребительном мотострелковом. Сколько разных полков перемолола Великая война! И все же мне было достаточно тех памятных эпизодов, не вошедших в написанную историю войны, чтобы знать, помнить и гордиться, что когда-то и мне с товарищами моими пришлось быть рядом с самыми главными полководцами Победы.
Вспомнил я тогда, стоя у «Гранд-Отеля» под победным московским дождем, и о том, как маршал Жуков строго взыскивал за медленное продвижение нашей дивизии во время боев на Кубани в 1943 году, которой командовал генерал-майор Пияшев. Судьба, однако, свела и нашего генерала, и нас, немногих уцелевших в этой жестокой битве солдат, с маршалами, проскакавшими мимо нас торжественным галопом в один из самых светлых дней лета 1945 года.
Объехав весь строй, маршалы вернулись на Красную площадь. Г. К. Жуков поднялся на Мавзолей В. И. Ленина и произнес свою речь с поздравлениями всему советскому народу, всей Советской Армии и всему человечеству, одержавшим победу в жестокой войне с фашизмом. После речи из-за кремлевской стены прозвучали залпы артиллерийского салюта под аккомпанемент гимна Советского Союза и раскатывающихся по площади волн солдатского «Ура!»
А потом на Красной площади раздалась главная команда маршала К. К. Рокоссовского: «К торжественному маршу! Побатальонно! Первый батальон прямо, остальные направо! Дистанция на одного линейного! Равнение направо! Шагом марш!»
Несколько минут на площади шел перепев этих команд. Командиры сводных полков дублировали разными голосами команды. А потом ударили в барабаны мальчики из Школы военных музыкантов. Они пошли вслед за командующим парадом и Знаменем Победы. Барабанщики задали ритм движения, и через некоторое время грянула музыка тысячеголосного (точнее – тысячадвестиголосного) сводного оркестра Советской Армии, которым дирижировал генерал-майор Чернецкий. По площади двинулись фронтовые сводные полки. А мы в это время перестраивались на подходе к Кремлевскому проезду. Задача наша была непростая. Нам надо было вовремя занять исходную позицию и суметь войти в общий ритм движения под специально предназначенный для нас «Колонный марш». Дело в том, что для каждой части, участвующей в параде, был определен специально предназначенный для нее марш.
За последним фронтовым полком по площади двинулся батальон со знаменами поверженной фашистской Германии. Нам довелось со своего исходного рубежа видеть, как падали, падали и падали украшенные зловещими свастиками знамена и штандарты. Их несли под дробь барабанов и визг флейт… Перед Мавзолеем ряды знаменщиков, поворачивали направо и меняли направление движения в сторону трибуны. Ряд за рядом, приближаясь к подножию Мавзолея, бросали знаменщики наземь черные символы фашизма, как отслуживший в трагическом спектакле войны бутафорский хлам. А падающие на землю древки стучали друг о друга, как сбрасываемые с воза дрова.
Знаменщики сделали свое праведное дело, и вслед за ними, ударив левой ногой под барабан главного оркестра, пошла наша дважды орденоносная дивизия имени Ф. Э. Дзержинского. Жива эта дивизия и поныне. Только не называется она теперь ОМСДОН, а просто – ДОН. Вел дивизию сам генерал-майор Иван Иванович Пияшев. Сзади него вышагивали: начальник политотдела полковник Бабин, начальник штаба полковник Кабаков и заместитель командира дивизии по боевой подготовке, полковник, фамилию которого я теперь уже не помню. Прошествовав до правого края Мавзолея, наш генерал вышел из парадного строя и занял место под трибуной в ряду таких же, как и он, командиров парадных расчетов. Правофланговым направляющим первой шеренги 1-го мотострелкового полка нашей дивизии шел старшина Сусанин – красивый и рослый рыжий парень, родом из города Иванова. Ему командир первого батальона доверил одну из главных задач: на установленных отметках движения давать голосом сигнал внимания на ружейный прием «на руку!» и на «равнение направо!». Комбат властно восклицал: «Сусанин, счет!» И Сусанин звучным и пронзительным голосом откликался под левую ногу: «И-иии!» А весь батальон под очередную левую в двести глоток выдыхал: «Ррраз!» По первому счету с плеч падали винтовки, издавая приятный уху нашего генерала щелчок. На тренировках он требовал от нас не жалеть не только наших ладоней, но и деревянного ложа винтовок. Любил шутить наш генерал, обещая тому, кто разобьет ложе на этом приеме, предоставить отпуск на 10 дней.
За первым восклицанием: «Сусанин, счет!» повторялось второе: «И-иии ррраз!» И головы солдатских шеренг резко под левую ногу поворачивались направо. Этим движением мы равнялись на Мавзолей В. И. Ленина и приветствовали всех, кто стоял на его трибуне во главе с Верховным Главнокомандующим Вооруженных Сил СССР товарищем Сталиным. Как только заканчивалось прохождение мимо Мавзолея, шеренги произвольно отворачивали свои головы в направлении движения. За трибунами стояли военные атташе посольств дружественных и недружественных стран, которых нам приветствовать не полагалось. А вот старшина Сусанин и все шедшие ему в затылок правофланговые всех последующих шеренг вообще головы на равнение не поворачивали. Все они смотрели только вперед. Их задача состояла только в том, чтобы батальоны строго двигались по прямой линии и держали дистанцию. Правофланговым не суждено было видеть не только членов Политбюро ЦКВКП(б), не только маршалов и генералов, но и Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами СССР, генералиссимуса товарища Сталина. Задача, выпавшая им, была важнее простого человеческого любопытства.
Парадный расчет нашего 2-го мотострелкового полка вел наш Батя – полковник Шевцов. А командиром нашего второго батальона был капитан Д. Наймушин.
Когда моя шеренга проходила мимо трибуны, я все-таки сумел что-то увидеть на ней. Всех лиц разглядеть не успел. Но Сталина, Жукова и Молотова для памяти, скосив до боли вправо глаза, сумел выхватить из общей картины. Вот и все. Мгновением мелькнули отведенные нам три торжественные минуты марша. Дальше уже без напряжения мы дошли до Спасских ворот, вскинули оружие на плечо и, развернувшись правым плечом, пошли по улице Куйбышева.
Вот и весь мой рассказ о Параде Победы 24 июня 1945 года. Свидетельством того, что я успел увидеть в тот день и запомнить на всю жизнь является благодарность Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами СССР товарища Сталина, которая была объявлена каждому участнику и выдана на руки с соответствующими подписями и заверениями в подлинности. Я еще пять лет, оставаясь сержантом срочной службы, носил в кармане своей гимнастерки этот благодарственный документ. После демобилизации вместе с другими свидетельствами о наградах я положил его в мамин комод на сбережение. Дороги мне эти документы были всегда. Но более двадцати лет они из комода не вынимались. Перестали мы носить свои награды, и в мыслях у нас не было, что они вдруг востребуются как исторические реликвии в музеях. Приближалась, однако, сороковая годовщина Победы. Я к тому времени уже почти десять лет был директором Государственного Исторического музея. На Красной площади шла подготовка к празднику. Обмолвился я однажды, что есть у меня благодарность Верховного Главнокомандующего за участие в Параде Победы. А дотошные сотрудники музея, собиратели исторических реликвий, выпросили у меня этот документ. Сейчас он хранится в Отделе письменных источников ГИМ. Другого такого документа в коллекции этого отдела нет.
С Красной площади мы шли по улице Куйбышева, перестроившись в ротные колонны. А справа и слева от нас сплошной стеной стояли ряды москвичей. Все еще шел дождь, из-за которого была отменена праздничная демонстрация. Но люди все равно вышли на улицы и не уходили с них. Четыре года они ждали этого дня, и дождь не мешал им ликовать. Мы шли, шлепая своими коваными подковами-подметками по мостовой почти вольным нестроевым шагом. А люди с тротуаров приветствовали нас возгласами, добрыми взглядами, взмахами рук. К нам под ноги полетели цветы. И тогда сержант Максименко, первый, кто понял состояние людей, крикнул: «Братцы! Прижмем левой!» И мы без команды, ударив левой ногой, перешли на строевой парадный шаг и зачеканили подкованными сапогами до самых Покровских ворот под ту же песню:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Мы шли, а за нами двигался приветственный шум и аплодисменты москвичей и москвичек.
Всех участников парада в тот день после обеда командир полка отпустил в городской отпуск на целые сутки. Праздничный фейерверк салюта я смотрел, гуляя по набережной Москвы-реки около Кремля со своей случайно встреченной в тот день одноклассницей Ириной Рогачевой. Я праздновал окончание войны, а моя одноклассница успела за это время побывать замужем. Крепко мы, солдаты войны, отстали от своих сверстниц. Многие из них заканчивали ВУЗы, повыходили замуж и уже имели детей. Нам свою личную жизнь предстояло еще начинать. Запас времени у нас, оставшихся в живых, слава Богу, еще был. В 1945 году мне исполнилось всего двадцать лет. Пришла пора думать о будущем, намечать планы и принимать решения. Однако оказалось, что наша служба еще нужна Родине. И год за годом она протянулась еще на четыре года. Опять были эшелоны, опять приходилось стрелять, нагибаться под пулями бандитов и хоронить друзей. Словом, приключений еще предстояло пережить не на одну страницу воспоминаний.