— Вот именно, — усмехнулся детектив. — Именно для того, чтобы отвести от себя подозрения.
На этот раз я я пожал плечами.
— В таком случае, по вашему мнению, чем человек выглядит более невинно, тем более подозрителен. Нет, мсье. Не убеждает меня ваша гипотеза. Меня мучает другой вопрос.
— Какой? — поинтересовался Пижу.
— Фантомас послал куратору в Амбуаз письмо с требованием выкупа и пригрозил кражей картины Мемлинга. Потребовал, впрочем очень высокую цену. Ни на минуту не сомневаясь, что куратор не выплатит ему выкуп. Так для чего было это письмо? Кроме того, он сделал второй бессмысленный ход. Указал картину, которую он собирался украсть. Одним словом, предостерег от кражи конкретного полотна, что могло бы ему значительно затруднить работу, потому что такую картину должны были охранять с особой тщательностью. А поэтому вор действовал против самого себя. И так же было в Замке Шести Дам. Отправив барону письмо с требованием выкупа за картину Сезанна, он ни на минуту не сомневался, что барон не заплатит выкуп. Ведь вор, наверное, не только хорошо знал систему сигнализации в замке, но и финансовое состояние барона. Он не мог получить выкуп, потому что у барона нет денег. Зачем тогда эти письма, как вы думаете?
— Я размышлял над этим вопросом. И я пришел к двум выводам. Во-первых, вор — джентльмен и дает владельцу определенный шанс…
— Я не верю в существование воров-джентльменов. Джентльмены не крадут.
— …во-вторых, письма не имеют никакого значения.
— Как это понимать?
— Вор сам себе пишет письма, — ответил Пижу.
— Опять вы настаиваете, что похититель барон, — сказал я. — И в Амбуаз действовал тоже барон? Или воровкой является куратор?
— Я не изучал дела в Амбуаз, — ответил Пижу. — Сходство между этими кражами может быть иллюзорным. Впрочем, Амбуаз — это дело другого страхового агентства. Я должен ограничиться только Замком Шести Дам. Я уже говорил вам и еще раз напоминаю, что я не полицейский. Я прибыл сюда, чтобы исследовать обстоятельства дела и вынести решение: выплатить или не выплатить компенсацию. Кстати, о полиции, дорогой мсье. Когда вслед за бароном я вернулся в замок, меня здесь ждал комиссар полиции Тура.
— И что?
Пижу пренебрежительно махнул рукой.
— Полиция бессильна. Привыкли действовать с помощью мощной машины расследования. Когда не могут взять отпечатки пальцев, сделать вывод о нарушении системы охранной сигнализации и так далее, они чувствуют себя как рыба, вынутая из воды. Установили имена владельцев всех голубых вертолетов, и это, кажется, все, что они могут сделать. Сказали, что следствие по делу о краже картины Сезанна продолжается, а если речь идет о картине Ренуара, то сначала должна быть экспертиза оценщиков, подтверждающая факт замены оригинала на копию. И уехали.
Мы услышали звук гонга призывающий на ужин. Через некоторое время в холле появилась Ивонна, и почти одновременно с ней спустился сверху, барон де Сен-Гатьен. Высокий, стройный, с седеющими висками и обаятельной улыбкой, он выглядел как олицетворение честности. Невероятными казались, подозрения Пижу, что, возможно, этот аристократ и джентльмен во всех отношениях, бывший морской офицер, крадет картины из собственной галереи.
Ивонна же в этот вечер была похожа на аиста. Она была одета в черную юбку, белую блузку, волосы завязаны красным бантом. Три цвета аиста: черный, белый и красный. И эти ее длинные ноги, которые напоминали сухие веточки или ножки аиста.
— Как, господа, себя чувствуют? — вежливо спросил нас барон.
Мы не успели ответить. Резко открылась дверь и в зал вошла мадам Эвелина в новой и столь же огромной, как и раньше шляпе. На этот раз она напоминал не цветник, а целый огород. Мне казалось, что я вижу на шляпе зелень петрушки и веточку сельдерея.
За мадам Эвелиной вошел в зал высокий, очень худой человек в кремовой панаме на голове. В левом уголке его рта была сигара, а взгляд бал полон тоски, как будто он только что вернулся с собственных похорон. Вместо галстука у него под подбородком болталась траурная черная лента. Костюм тоже был темный. Он выглядел так, будто хотел дать понять, что он на собственных похоронах, но случилось это довольно давно и в какой-то степени успел с этим фактом свыкнуться.
Мадам Эвелина драматическим жестом указала нам на этого скорбного человека.
— Это мсье Робину, частный детектив из Парижа, нанятый мною. Он будет ловить Фантомаса. Caramba, porca miseria, мне пришлось прибегнуть к помощи детектива из Парижа, если вы, господа, — тут рука тети Эвелина указала на Пижу и меня — вы, господа, беспомощны.
Мне было очень любопытно, что мадам Эвелина узнала в Париже о господине по имени Франсуа Берджес. Но, конечно, этот разговор следовало отложить до того момента, когда мы сможем встретиться наедине.
Барон Рауль де Сен-Гатьен на представление следователя не выказал ни радости, ни отвращения или удивления. С его лица не исчезла обворожительная улыбка.
Кивнул господину Робину.
— Мне очень приятно с вами познакомиться, мсье. И обратился к Ивонн:
— Пусть Филипп поставит на стол еще один прибор.
Детектив из Парижа, был словно немой. Не обмолвился ни словом, только вытащил из своего похоронного костюма несколько визитных билетов. Вручил их нам по очереди, начиная с барона. На билете официального вида было написано:
Робину-старший и Робину-младший. Детективное Агентство. Дешево и незаметно. Париж, Бульвар Клошардов 10.
Наверное, вручение билета должно было по его убеждению означать согласие с представлением.
Пижу сказал:
— Милостивый господин является Робину старшим или младшим?
— Я Робину-младший, — ответил детектив едва слышным шепотом.
Пижу бесцеремонно пожал плечами.
— Я никогда не слышал ни о каких Робину…
— Мне очень жаль, — прошептал детектив из Парижа и стал еще печальнее.
Мадам Эвелина радостно потерла руки.
— Что ж три головы лучше, чем одна. Caramba, porca miseria. Теперь у нас тут детективный мозговой штурм.
Мы прошли в столовую и сели за стол. Когда только начали ужин, в холле зазвонил телефон. Трубку поднял Филипп, и попросил барона. Через некоторое время барон вернулся и спокойно, как и подобает аристократу, заявил:
— Звонил мсье Арманд Дюрант. Он сегодня не вернется из Парижа, потому что сломался карданный вал. Пришлось задержаться в Париже, чтобы отдать машину в ремонт.
И добавил после минутного колебания, как будто опасаясь, что то, что он скажет, может причинить огорчение его гостям:
— Эксперты установили, что картина Ренуара-это подделка. А, значит, оригинал был украден.
— Caramba, porca miseria! — воскликнула мадам Эвелина и обратила взгляд на детектива из Парижа. — Итак, к делу, молодой человек. — Вперед!
С этого момента разговор в столовой, конечно, вращался вокруг Фантомаса. Господин Робину задавал барону вопросы своим трудно различимым шепотом, барон объяснял ситуацию обтекаемыми фразами. Вопросы Робину были каверзные, не вызывало сомнений, что он профессионал в своем деле. Это, наверное, сломало в господе Пижу ту неприязнь, которую вначале испытывал к детективу из Парижа. Он включился в разговор и поставил перед Робину вопрос, который мы обсуждали в холле, ожидая ужин.
— Не могли бы вы мне объяснить, — обратился он к Робину — какую цель, по вашему мнению, преследовал Фантомас, когда писал к барону письма с требованием выкупа? Ведь он знал, что барон выкуп не заплатит, потому что денег нет. А во-вторых: с какой целью вору понадобилось предупреждать, что украдет ту, а не иную картину, что само собой затрудняло планируемую кражу, заставляя обратить более пристальное внимание куратора на указанную картину.
Робину вздохнул и прошептал:
— Я не ясновидящий, простите. Но я склонен думать, что вор писал письма уже после кражи, а не перед ней.
— Что это значит, мсье? — воскликнули мы хором. Голос господа Робину журчал, как невидимый ручей:
— Я полагаю, что Фантомас писал письма с требованием выкупа уже после похищения картины Сезанна и Ренуара.
— Если он украл, то зачем требовал выкуп? — удивился барон.
Робину ответил:
— Оба эти изображения очень трудно продать. И в любом случае продажа их связана с серьезным риском. Может быть, Фантомас, после кражи, надеялся, что барон захочет выкупить у него украденные картины, и именно это имел в виду, требуя выкуп.
Пижу громко рассмеялся.
— Это чепуха, сударь. Почти все здесь присутствующие, кроме меня, были свидетелями, как вор замаскировавшись под меня, забрал из галереи картину Ренуара. А письмо по поводу этой картины, он написал на месяц раньше. Так что здесь ваша гипотеза не выдерживает критики, мсье Робину. Сегодня же утром пришло письмо на счет картины Ван Гога.
Детектив ответил шепотом:
— А вы уверены, что Фантомас вчера украл картину Ренуара? А может вчера он украл не Ренуара, потому что он сделал это на месяц раньше, а именно картину Ван Гога?
Господин Пижу, замер с открытым ртом, так его поразило это предположение. И мы также испытали чувство, как будто небо рухнуло нам на голову. Да, ради бога, да! Это было вероятно. Почему никому из нас подобная мысль не пришла в голову!
— Caramba, porca miseria! — воскликнула мадам Эвелина. — Этот Робину имеет голову на плечах. Ведь никто из нас не видел, что он украл вчера Фантомас. Может Ван Гога, а не Ренуара? Пошли в галерею. Необходимо сразу проверить подозрения мсье Робину.
Но барон остановил ее, осторожно подняв руку:
— Ужин еще не окончен, Эвелина. Мы уже ничего не изменим в данный момент в галерее. А жаркое может остыть.
Да, это был джентльмен в полном значении этого слова. Никогда не терял хладнокровия. И, кроме того, он был прав: мы были не в состоянии сделать вывод, что картина Ван Гога, висевший на стене, это оригинал, или подделка.
— Когда вернется мсье Дюран, на этот раз он отвезет в Лувр картину Ван Гога, — добавил барон. — Конечно, после обеда я зайду в галерею. Ради любопытства.