Нога Ивонны толкнула меня под столом.
— Вот так история! — прошептала мене девушка, глядя с искренним восхищением на господина Робину.
Признаюсь, что и меня впечатлил ум этого оригинального человека. Когда вместе с мадам Эвелиной он вошел в замок, то показался мне смешным. Забавна была и его визитная карточка: Детективное Агентство. Дешево и незаметно. И, тем не менее Робину имел голову на плечах. Ну, никогда в жизни я не имел дела с частным детективом.
— А вы? — неожиданно обратился ко мне барон. — Вы завтра тоже собираетесь отправиться в путешествие?
— Да, — ответил я искренне, потому что в конце концов мне не удалось бы скрыть этого факта. — Вместе с Ивонной и Робертом собираемся посетить замок в Анже. Я решил, осмотреть все места, где действовал таинственный Фантомас.
— Ах, так? — барон не проявил особого интереса. — Ну, наверное, надо сделать все, чтобы обнаружить вора. Может это окажется полезным для нашего дела, и, кстати, вы познакомитесь с долиной Луары.
Несмотря на спокойствие, с которым вел себя барон, мы торопливо закончили ужин, и все вместе отправились на второй этаж, в галерею замка.
Картина Ван Гога висела в конце зала, довольно далеко от окна. Барон приказал охраннику зажечь все огни в галерее, картина была прекрасно освещена, и мы могли хорошо ее рассмотреть. Наш осмотр какое-то время сопровождался молчанием, никто как-то не решался первым сказать, что висит перед нами оригинал, или подделка.
Молчание прервала мадам Эвелина:
— Caramba, porca miseria, я никогда не увлекалась живописью. И никогда не смотрела картины в галерее… Может это та, что здесь висела?
Пижу крякнул и заявил со всей серьезностью:
— Я не буду ничего утверждать. Это дело экспертов.
— Правильно, — кивнул Робину.
Ивонна сказала:
— Рама, пожалуй, те же, что и раньше…
— Ах, рама! — усмехнулся господин Робину.
Барон молчал, глядя на меня вопросительно. Он знал, что я изучал историю искусств, и я по профессии искусствовед.
Я смущенно сказал:
— Это изображение похоже на оригинал Ван Гога. Я интересовался когда-то этим художником и видел довольно много его картин.
— Ну, да, — кивнул барон, — это обнадеживает. Но вы не эксперт, не так ли?
— К сожалению, нет.
— Так что, если возникло сомнение в подлинности этого полотна, мне придется отдать его в руки экспертов. Только на их свидетельство мы можем рассчитывать, — сказал барон.
Так закончилась дискуссия о картине Ван Гога. Пижу, Робину и барон начали проверять сигнализацию на окнах. Ивонна покинула галерею, чтобы вместе с Робертом запустить аппаратуру для шоу "Звук и свет", потому что уже приближался девятый час. Мадам Эвелина тоже покинула галерею. У картины Ван Гога остался я один, под наблюдением охранника, который делал вид, что смотрит в окно на реку, а на самом деле не спускал с меня глаз. Он хорошо помнил дело с ложным Пижу. Теперь, наверное, каждый гость барона, казался ему подозрительным.
Не обращая внимания на это, я смотрел на "Портрет доктора" кисти Ван Гога, и пытался вспомнить все, что мне было известно об этом замечательном художнике.
Он был одним из тех выдающихся художников, которые вскоре ушли от господствующего тогда импрессионизма. Ибо ни одна индивидуальность не может поместиться полностью в рамках какого-то одного действующего художественного направления. Ренуар также через некоторое время начал ощущать, что импрессионизм — это для него тупик, он перестает его удовлетворять и ему этого уже недостаточно. Он говорил своим друзьям, что импрессионизм, отмечая на холсте мимолетные впечатления и размышления, не позволяет точно разработать композицию.
Другим великим художником, который довольно быстро отошел от импрессионизма, был Сезанн. Не отказываясь от основных достижений этого направления, основанных на понимании огромного значения цвета, пытался ввести в изображение порядок, совершенствуя композицию. В природе, — писал Сезанн, — вы должны попытаться найти формы шара, конуса и цилиндра. В картинах Сезанна, в первую очередь, а в его натюрмортах, видно стремление к реализации данных принципов искусства. Как пластичны и объемны написанные им яблоки! Эту пластичность достигается не только формой, но и тонкими цветовыми решениями.
Или его знаменитые пейзажи Прованса. Какие замечательные оттенки зеленого, синего, желтого! А какая глубина изображения достигаемая именно за счет разнообразия цветов. Сезанн говорил, что для любого расстояния, для любых ста метров пространства, старается найти другой оттенок зеленого цвета.
Сезанн среди всех художников, близких к импрессионизму был именно тем, который из-за своей самобытности и нерасположенности к уже признанному искусству вызывал негодование у современников. Он ни разу не продал ни одной из своих картин, считался, бездарностью, человеком с плохим вкусом. Только будущее принесло ему огромное признание. То, что он рисовал и как рисовал, его поиски в природе макетов стереометрии создали, между прочим, основу последующего направления, называемого кубизмом.
Ренуар, Сезанн, Ван Гог… Таинственный вор имел изысканный вкус. Из богатой коллекции барона де Сен-Гатьен выбрал картины этих трех замечательных художников.
"А Гоген?" — спросил я себя, невольно оглядывая галерею в поисках полотна этого художника, который, как и они, рано порвал с импрессионизмом, хотя тоже не отказался от достижений этого художественного направления.
"Может быть, после Ван Гога Фантомас попытается украсть картину Гогена?" — подумал я.
В галерее барона висело полотно Гогена: "Три обнаженные девушки с Таити на песчаном пляже".
Гоген был не только интересным художником, но и необыкновенным человеком. Для своего искусства до сих пор искал все новые и новые темы, но не в салонах, в городах или в пригородах, а в творчестве народном, и даже экзотическом. Из парижских кафе он бежал сначала в бретонские деревни, потом на остров Мартинику, и, наконец, на Таити, где, живя в скудости, создавал замечательные произведения живописи, пытаясь проникнуть в мир магии, древних религиозных культов и экзотических мифов. Его картины этого периода пронизаны ярким солнцем тропиков и великолепными цветами, которые наполняли пышную субтропическую растительность. Знатоки считают, что у Гогена нужно искать не только истину, которая сама напрашивается через сюжет, изображенный на холсте, но и определенную символику — как будто художник хотел представить нам не только самих людей, но и более глубокий смысл своих переживаний и представлений.
Вернемся, однако к Ван Гогу.
Он так же, как и Сезанн был самоучкой. Написал мало, потому что всего за десять лет. Но его жизнь была окружена романтической легендой. У него была огромная страсть к живописи, в искусстве он хотел выразить всего себя, стремясь к недостижимому художественному идеалу. Он жил отравленный вечной лихорадкой поисков. Он трагически ушел из жизни, одиноким, непонятым, невостребованным. И точно так же, как драматична была его жизнь, такими же драматичными, являются его картины. В них полное напряжение, борьба света и цвета, все в предельно выразительной форме. Его картины отличаются насыщенным колоритом, на них видно почти каждое прикосновение кисти. Рисовал он короткими, нервными "запятыми".
Картина, которая висела передо мной, изображала лицо человека, композиция и цветовая гамма завораживали: человек, изображенный Ван Гогом, казалось, вел с собой внутреннюю борьбу. Его лицо было полно напряжения. Да, Ван Гога не интересовало, будет ли человек на его картине некрасивый или симпатичный. Он хотел выразить правду о его духовной жизни.
Интересно, картину, которая висела передо мной, рисовал Ван Гог, или фальсификатор, отлично умеющий подделывать мастера?
"Нет, — говорил я себе. — Это оригинал". Так ясно, так точно было видно каждое движение кисти, каждое пятнышко. Фальсификатор не смог бы так точно имитировать мастера, невозможно все скопировать полностью. В фальшивке контуры не были бы столь выраженным, а мазки менее уверенными. И подпись. Это ведь подпись Ван Гога, подлинная, такую, я видел на многих его холстах.
Но разве я неоднократно уже не сталкивался с гениальными подделками картин? И снова меня объяли сомнения, опять я смотрел на висевший на стене "Портрет врача".
Вдруг кто-то толкнул меня в плечо и ввел из задумчивости.
Это была мадам Эвелина. Она нашла меня в галерее, чтобы поговорить о своей поездке в Париж.
— Я встретила Винсента и вместе с ним я несколько парижских торговцев картинами — начала она. — Везде спрашивала об этом Берджесе и везде получала ответ, что никто такого человека не знает, никто о нем не слышал. Странно, не правда ли?
— Да. Он ведь хотел купить у барона картины Ренуара и Сезанна. Если он является коллекционером и увлекается живописью, не могло быть так, чтобы он никогда не связывался с продавцами картин. Тем более, его бы знали, если бы сам был торговцем картинами.
— Caramba, porca miseria! — воскликнула мадам Эвелина. — Из этого следует, что он назвал вымышленное имя.
— Да, мадам.
— Другими словами, вы были на верном пути, и только что след оборвался.
— Не будем терять надежды, мадам, — сказал я, хотя был очень разочарован.
Франсуа Берджес был, на данный момент, единственной ниточкой для дальнейшего расследования. А в данный момент я потерял даже ее.
Мы спустились в вестибюль. Я поклонился мадам Эвелине, поблагодарив ее за выполнение задания.
Я вышел из замка, чтобы посмотреть шоу "Звук и свет".
Наступила ночь. На террасе сидели в плетеных креслах, туристы. По стенам Замка Шести Дам двигались прожектора, выхватывая его контуры, башенки, вспыхивая в оконных стеклах, освещая своды старого моста. Сопровождала их музыка из динамиков. Я услышал звук рога — это, наверное, в старом Le Château de Six Dames кто-то из королей собирался выехать на охоту.
Мне стало интересно, как выглядит устройство для реализации представления "Звук и свет". Оставив гостей, сидящих на террасе, я направился к донжону, где я ожидал увидеть Ивонну и Роберта.