— Хорошо ему, caramba, porca miseria — буркнула тетя Эвелина.
Господин Робину опечалился еще больше, а детектив Пижу щелкнул языком и заявил:
— Я слышал, что они питались очень неправильно. Ели в основном дичь, и очень мало овощей…
Куратор махнул пренебрежительно рукой на это внимание и затрещал дальше:
— Родом графов Анжуйских, в основном, правили запредельная жадность и честолюбие. Фульк Решен бросил четырех жен, чтобы потом самому испытать великую горечь, когда французский король похитил его пятую жену, красивую и молодую Бертраду де Монфор. Кстати, Филипп I, который женился на Бертраде, позже был изгнан. А еще Фульк женил своего сына, Джеффри на Матильде, дочери короля Англии, вдове немецкого императора Генриха V. Жениху тогда было четырнадцать лет, а его жене двадцать девять.
— Грандиозно! — поразилась мадам Эвелина и так была захвачена этой новостью, что даже забыла выразиться по-испански и по-итальянски.
— Тот Джеффри, — продолжал куратор — был известен своей привычкой, которая дала имя великой династии. Любил украшать свой шлем веточкой можжевельника, называемую по-латыни "planta genista". Когда английский король умер без наследника, на трон взошли потомки Джеффри. Правили в Англии более трех веков как Плантагенеты.
— А картина Караваджо? — прервала куратора мадам Эвелина.
— Ах, это очень печальная история — забеспокоился куратор. — Но позвольте старику рассказать вам о великолепии Анже. Вы должны знать, что Анже — это не курятник, особняк, дом для одной семьи, но мощный оплот графов, а потом герцогов Анжуйских. Да, дамы и господа, первый принц был Карл Анжуйский, персонаж по многим причинам вызывающий многочисленные споры. Он завоевал, по просьбе папы, Неаполь и Сицилию. Создал Неаполитанское королевство и распространил свое влияние на весь полуостров. Последним принцем Анжуйским был знаменитый Рене, называется Добрым Герцогом Рене. Изучал латынь и греческий, говорил на итальянском и каталанском, знал даже еврейский. Он был композитором, рисовал, сочинял стихи. Освоил математику, геологию, закон, одним словом — великолепная ренессансная фигура. Женившись в возрасте двенадцати лет на Изабелле Лотарингской, оставался ей верным супругом в течение тридцати лет, а после ее смерти, когда в возрасте сорока семи лет, он женился на Жанне де Лаваль, и он был с ней так счастлив. Ему Анже обязан больше всего. Он расширил и укрепил замок, украсил его великолепными произведениями искусства.
— Вот именно: произведения искусства. И что с картиной Караваджо? — тетя переступила с ноги на ногу. Хотела ведь еще сегодня успеть в Шамбор. А куратор говорил и говорил…
Меня, однако, интересовало то, что говорил. И крепость в Анже тоже показалась мне чудесной.
Окружали нас высокие, мрачные темные стены, на которые только муха или паук может подняться. Огромные, круглые башни взирали на нас своими редко расположенными узкими окнами. А внизу простирались прекрасно ухоженные газоны и клумбы с цветами. Их белые, красные, желтые и розовые тона добавляли жизни этому мрачному, грозному замку.
Мы прошли в отреставрированную часовню, построенную Иолантой Арагонской в XV веке.
— Вот здесь, рядом с алтарем, висела картина Караваджо — показал нам куратор пустое место на стене часовни. — Это было изображение святого Матфея.
— Святого Матфея? — удивился я. — Насколько я знаю, существовали две версии этого изображения. Караваджо написал цикл картин для капеллы кардинала Контарелли в церкви Сан-Луиджи дей Франчези, в Риме, в 1598–1602 годах. Первая картина, изображающая святого Матфея, была отвергнута духовенством как не вполне "достойная" и "серьезная". Тогда Караваджо нарисовал вторую, которая была принята и висит там по сей день. Первая версия изображения святого Матфея оказалась в берлинском музее исгорела во время последней войны.
— Да, вы правы. Но историки искусства забывают еще о третьей версии, а на самом деле эскизе, для первой версии изображения святого Матфея. Это был крупный заказ от церкви. И Караваджо, очень серьезно к нему отнесся. Именно у нас в часовне висел этот, как бы предварительный вариант первой версии.
— Как выглядела эта картина? — спросил я.
— Она была очень красивая. Как обычно у Караваджо, фон темный. Святого Матфея и ангела, который помогает ему писать Евангелие, художник представил очень реалистично. Святой Матфей, простой, старый рыбак, с лицом обожженным ветрами и морскими бурями, очень кропотливо записывает все, чему он был свидетелем общаясь с Христом. Подобно этому изображению была первая версия, которую вы знаете, наверное, по репродукциям, поскольку она, как вы справедливо заметили, сгорела во время минувшей войны. Священникам, однако, святой Матфей показался на картине недостаточно духовным, недостаточно "святым", недостаточно красивым и почтенным. Поэтому Караваджо в другой версии изменил образ святого Матфея, который с виду теперь больше напоминает великого римского оратора или философа, чем простого рыбака, кем он и был по сути.
— А как была похищена эта картина? — вмешался Пижуь, которому, вероятно, наскучили рассуждения о содержании изображения.
Куратор беспомощно развел руками.
— Понятия не имею. Полиция тоже не знает. Это какая-то очень странная история. Как будто вор проник через стены, как будто он был духом, привидением, фантомом…
— Фантом. Фантомас… — прошептал за спиной господин Робину.
— Часовня открыта только в течение нескольких часов, когда замок посещают туристы, — пояснил куратор. — Но тогда охранник не спускает с нее глаз. Вы можете его увидеть.
Действительно, в часовне на стульчике сидел охранник, вооруженный пистолетом, который висел у него на поясе, как у ковбоя из вестерна…
— Когда проходит время посещения, опускается железная решетка. Через окна попасть в часовню невозможно, они слишком высоко расположены. И даже если бы вор хотел войти через окно, у нас там и фотоэлементы, которые работают без нареканий и вызывают тревогу по всему замку.
— Получили ли вы письмо с требованием выкупа? — спросил я.
— Да. Какой-то Фантомас угрожал, что если не получит выкуп в размере тридцати тысяч франков, до истечения месяца, то украдет картину, а на ее место повесит копию. Конечно, я вызвал местную полицию, но она решила, что письмо написано сумасшедшим, потому что украсть картину невозможно. И представьте себе, прошел месяц и какой-то большой знаток творчества Караваджо, посещая однажды часовню, спросил меня, висит ли здесь копия, или оригинал. "Оригинал" ответил я с негодованием. Но он с сомнением покачал головой и сообщил мне, что недавно слышал, что в Аргентине какой-то богач купил тайно оригинал Святого Матфея кисти Караваджо. Разумеется, я немедленно поднял тревогу. Мы передали картину в Лувр и представьте себе мой ужас, мое отчаяние и боль, — картина, которая висела у нас, оказалась блестяще выполненной подделкой. Оригинал исчез. Думаю, не нужно добавлять, что полиции не удалось поймать вора, а след, который вел в Аргентину, ничего не дал.
Так, значит, и здесь все произошло так же, как и в Амбуаз и Замке Шести Дам.
В задумчивости мы покинули часовню замка.
Вдруг я встал как вкопанный. Изумление также появилось на лицах Ивонны и Роберта.
Через двор крепости со стороны главных ворот к нам ехал человек на инвалидной коляске, толкаемой двумя мужчинами. Одним из них был известный уже нам головорез из Орлиного Гнезда, в кожаной кепке на голове, красным шарфиком на шее, с тростью в руке.
Мадам Эвелина воскликнула громко:
— Caramba, porca miseria, пусть меня переедет велосипед Ивонны, если это не вы, Пьер Маршан!
И пошла на встречу господину в инвалидной коляске.
Это был красивый еще мужчина, лет около сорока, с правильными чертами гладко выбритого лица, светлыми, прилизанными волосами и острым, проницательным взглядом. Он был одет в костюм из превосходной шерсти, белую рубашку и галстук с зажимом украшенным великолепной жемчужиной.
Его инвалидную коляску, кроме головореза в кепке толкал ужасный толстяк с лысым черепом и спортивного телосложения. Жир, которым обросло его тело, заставлял спортсмена потеть и задыхаться.
Пьер Маршан — владелец Орлиного Гнезда — поцеловал руку мадам Эвелине.
— Амбуаз я посещаю очень часто, мадам, — сказал Маршан тете Эвелине. — Как вы знаете, я купил Орлиное Гнездо, ибо я люблю старые, мрачные, крепкие здания. Замок Амбуаз еще более мрачный и солидно построен. Жаль, что я не могу его купить. В последнее время моим хобби стала история здешних замков. Что еще остается инвалиду, который удалился от дел? Пустоту в моей жизни заполняет погружение в прошлое. Разве не захватывающей фигурой был, например, тот Фульк Нерра, который когда-то владел этим замком?
— Этот грабитель? Насильник? Тот, который погиб под плетями? — сказала тетя Эвелина. — Что касается меня, то я предпочитаю Доброго Герцога Рене.
— Рене? Нет, мадам, это был великий ум, но страшный зануда. А я терпеть не могу слабаков. За Изабеллой Лотарингской получил в приданое Лотаригию, но когда он хотел захватить герцогство во владение, был избит герцогом Бургундским и взят в плен. Потерпел также поражение в попытке завоевать Королевство Обеих Сицилий. Под конец своей жизни с философским спокойствием наблюдал, как Людовик XI занимает Анжу. А так как он был также графом Прованса, в конце концов, удалился из Анже в Экс-ан-Прованс. Разве так поступает настоящий мужчина? Нет, мадам. Я был всегда сильным человеком, и, хотя сегодня инвалидность приковала меня к коляске, я люблю сильных людей. И мне нравятся сильные, прочные сооружения.
Мадам Эвелина представил нам господина Маршана, который каждому по очереди, вежливо кивнул.
— С господином Маршаном я познакомилась годом раньше на автомобильных гонках. Он является бывшим торговцем вин, — пояснила она. — Так же, как и у меня, его увлечение — быстрые автомобили.
— Да, подтвердил Маршан. Я заработал очень много, поставив сущую мелочь, на этих гонках. Но самому мне не везет с быстрыми автомобилями. Именно слишком быстрое и