— Пан! — воскликнул он. — Дорогой пан. Покажите мне, что это у вас под капотом… Я никогда не видел ничего подобного. Какая скорость! Какая скорость! Какая замечательная машина — он почти стонал от восторга, потому что он очень любил машины.
Я повернулся к машине и поднял крышку капота. И инженер Зегадло опустился на колени и с религиозным экстазом пересчитал цилиндры двигателя, с величайшей нежностью он коснулся карбюраторов, кабелей для подачи электричества на свечи, погладил генератор, клиновые ремни и радиатор.
В это время Вальдемар Батура сбросил свою маску безразличия. С закуренной сигаретой во рту он вышел из красного мустанга, сделал несколько шагов в мою сторону и сказал:
— Я знал, Томаш, что у вас отличная машина. Но я не предполагал, что она такая быстрая. Это действительно отличная машина. Я никогда не рискну соревноваться с вами, и не буду пытаться бежать.
— Где старик? — прорычал я. — Вы похитили старика Домбровского. Что вы с ним сделали?
Вальдемар Батура скривил губы, выражая свое недовольство.
— Старик? Похищение? Томаш, вы в состоянии алкогольного опьянения? Где вы видели здесь старика?
"Мир — это иллюзия", подумал я, вспомнив слова Калиостро.
И Батура продолжил:
— Похищение? Фу, Томас. Вы забыли, что я, как и вы, ненавижу грубую силу, а ценю ловкость и разум. У меня нет привычки похищать кого-либо или принуждать кого-то делать то, чего он не хочет.
— Где старик? — Я угрожающе повысил голос.
Вальдемар Батура снисходительно улыбнулся.
— Я знаю, насколько ты честен, дорогой Томаш. Вот почему я скажу вам правду. Я не похищал старика. Просто в награду, за то что он сообщил мне место, где было Дьявольское Дерево, я предложил ему двухнедельный отдых на одном из польских курортов. Я дал ему денег для этой цели, и купил билет.
Батура посмотрел на часы и сказал:
— Прямо в этот момент из порта Фромборка отправляется теплоход на Криницу Морска. Но я не говорю, что старик на этом корабле. Около десяти минут назад от железнодорожного вокзала в Фромборке отошел поезд в Гданьск, откуда можно добраться до Закопане, в Нижнюю Силезию, в Мендзыздрое и Колобжег. Но я не говорю, что старик отправился в этом направлении. Через пять минут от Фромборк отправится поезд в Ольштын, где легко взять билет до Белостока, а затем на автобусе вы можете добраться до многих красивых мест на Сувалских озерах. И Бескиды? Как я мог забыть о теперешней моде на Бескиды? Клянусь вам, Томаш, что вы найдете старика на курорте. Но если вы решите, что поиск бессмыслен, будьте терпеливы и ждите. Я обещаю, что через две недели старик, здоровым и отдохнувшим, появится в Фромборке и, вероятно, будет рад сообщить вам, где находилось дерево называемое Toyfelsbaum. К сожалению, я больше ничего не могу сделать для вас.
Я проиграл. Во второй раз я проиграл в битве с Вальдемаром Батурой. Он оказался более искусным, чем я, он перехитрил меня, и теперь он стоял передо мной на дороге и издевался над моим поражением.
— Простите, дорогой Томаш, — сказал Батура, — что я заставил вас отправиться в это место. Но я думаю, вы признаете, что это не я вас пригласил. Однако, поймите мою позицию: вы ставите посты вокруг дома старика. Как он мог попасть незамеченным на борт корабля или пойти на вокзал? Замаскированный под похищенного старика, я лег под одеяло на заднем сидении автомобиля. Я мог бы отправить вас в Эльблонг или Мальборк. Я мог перемещаться и изменять маршрут. Но я знаю, что вы живете на свою скромную зарплату, а директор Марчак не вернет вам деньги за израсходованный бензин. Принимая во внимание состояние ваших финансов, мы отправились всего лишь к границе. И теперь, в мире и согласии, мы вернемся в Фромборк. Да, Томаш?
Сказав это, Вальдемар Батура поклонился Але, Зосе Вальс, мне и мальчику. Он залез в красный мустанг, который развернулся и поехал к Фромборку.
— Вы были правы, — прошептал Баська, — Батура — гениальный преступник.
Как горек вкус поражения. Я повесил голову, и даже восхищение Зегадло двигателем моей машины меня не вдохновляло. Моя победа над Зегадло была ничто по сравнению с победой, которую одержал Батура.
Баська и Зося попытались приободрить меня.
— Не отчаивайтесь, пан Томаш. Разве старый Домбровский — единственный старик в Фортборке? Может быть, кто-то еще знает место, где был дом семьи Кенигов.
Пани Ала коснулась моего плеча и сказала теплым голосом:
— Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, приходите в ущелье на Горе Дьявола, а затем идите по тропинке вдоль леса. Она приведет вас к длинному сараю, окруженному сетчатым забором. Вы найдете меня там. А теперь я очень прошу вас объяснить мне, что это за история, которую я видела. Кто этот Батура? Зачем он притворился, что похищает старика? Как это — вы и ищете сокровища полковника Кенига, и одновременно не ищете их?
Я все объяснил девушке. Инженер Зегадло все еще был занят, изучая мой автомобиль, поэтому я успел рассказать Але историю о драгоценных монетах и моих подозрениях насчет Батуры.
Я не думал, что помощь, которую она мне предложила, понадобится, но на этот раз я ошибся.
ПОСЛЕ ПОРАЖЕНИЯ • ТРИНАДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА • БЛУДНЫЙ ПЛЕМЯННИК • КАК МАЗУРСКИЙ НАРОД СТАЛ ЕВАНГЕЛИСТАМИ • КЛЯТВА • УМЕЮ ЛИ Я СЧИТАТЬ ДО ДВАДЦАТИ • МИР — ЭТО ИЛЛЮЗИЯ • ДЕРЕВО ПЛОХИХ НОВОСТЕЙ • КТО ТОНУЛ ПОД КРАНОМ
Пани Ала и Кшиштоф Зегадло отправились в Страну Ужасного АСа. Баська и Зося Вальс вернулись в свои харцерские лагеря, а я ел ужин в гостинице ПТС. Я даже не заглядывал в свою комнату, потому что боялся, что, увидев Калиостро, я скажу ему в лицо "Иуда". В конце концов, именно он подслушал наш разговор и передал его Вальдемару Батуре, который немедленно организовал отъезд старика.
Меня мучила горечь поражения, я хотел подумать о причинах моей неудачи, и поэтому, вместо того, чтобы идти в свою комнату, я отправился на прогулку по Фромборку.
Был вечер. На берегах Вислинского залива громко и отчаянно кричали чайки. Белый пассажирский теплоход подошел от Толькмицко и некоторое время пристань кипела людьми. Позже к берегу стали приставать парусники и яхты местного клуба Польской парусной ассоциации, и громкие разговоры моряков разносились по воде.
Тьма просачивалась на улицы города, разливалась по площадям, где когда-то стояли дома, а теперь были газоны и клумбы, разбитые харцерами, на которых росли красивые цветы.
Вернувшись из порта Фромборка к соборному холму, я потихоньку поддался очарованию вечера. И хотя я старался не забывать о втором тайнике Кенига, моя мысль скользнула к совершенно другим, далеким делам.
Возможно, причиной тому мощь пера Генрика Сенкевича и монументальность его "Крестоносцев", но в сознании большинства людей год 1410 связан с падением Тевтонского ордена и торжеством польского начала в Пруссии. Нет, я не хочу умалять важность битвы при Грюнвальде, потому что тогда, действительно, был сломлен костяк Ордена. Но также историческая правда в том, что победа при Грюнвальде не принесла пользы Ягайло — Орден все еще был могущественным.
Тринадцать лет пришлось сражаться королю Казимиру Ягеллончику с Тевтонским орденом, чтобы, наконец, разрушить их могущество и заключить мир в Торуни в 1466 году, когда тевтонские рыцари должны были вернуть Польше Гданьское Поморье, земли Хелминьскую и Михаловскую, Мальборк, Эльблонг и княжествоо Вармию. Но остальная часть Пруссии осталась за ними, включая Мазурию.
Когда победа состоялась, включение а Польшу территорий, полученных от Тевтонского ордена, было воспринято в нашей стране с серьезным сопротивлением.
Почему? Мы боялись, что они встретят нас там враждебно?
Нет, нет. Польских рыцарей там ждали с величайшей надеждой, они молились об их приходе, отправляли гонцов с просьбой принять их в Польшу. Еще до битвы при Грюнвальде в Пруссии действовала знаменитый "Союз ящерицы" — союз рыцарей, выступающих за присоединение орденских земель к Польше. А потом был прусский союз знати и горожан, которые стремились освободиться от власти тевтонских рыцарей и вступить в Польшу.
В феврале, 1454 года, в Пруссии вспыхнуло восстание против тевтонских рыцарей, и к Казимиру Ягеллончику прибыла делегация дворян и прусских горожан с просьбой присоединить их земли к Польше. Затем царь Казимир Ягеллончик решил начать войну с тевтонскими рыцарями, эту тринадцатилетнюю войну он начал вопреки мощной оппозиции в своем коронном совете, представленной кардиналом Збигневом Оленицким. И когда он победил, и после тринадцати лет и заключил мир в Торуни, Папа объявил анафему. Формально она падала на прусский союз, но в то время считалось, что она охватывает все Польское королевство и даже самого польского короля. Через некоторое время Папа вынужден был отозвать ее, потому что король пригрозил отменить прибыльные налоги, который папа получал из Польши.
Тевтонский орден умирал. Несколько десятков тевтонских рыцарей, которые правили в ордене, использовали только наемную армию, но им не хватало денег, чтобы ее поддерживать. Новые рыцари не появлялись, потому что идея борьбы с язычеством умерла естественной смертью, так как не было язычников, которые должны были быть обращены мечом. Растет недовольство населения, подчиненного тевтонским рыцарям. И в этой ситуации рыцари решили выбрать своего Великого Магистра — принца Альбрехта Гогенцоллерна. Он был сыном Софии Ягеллонки, сестры короля Сигизмунда I Старого, который правил в Польше, и был мужем королевы Бони. Принц Альбрехт принадлежал к фаворитам короля, потому что обладал интеллектом, знаниями, культурой и элегантными манерами. И в нем была как польская так и немецкая кровь.
Принц Альбрехт стал Великим Магистром, и после Торуньского мира, стал вассалом Польши, Альбрехт был обязан принести вассальную клятву польскому королю. Любимый племянник уклонялся настолько, насколько мог, так как речь шла о деньгах которые ленник был обязан заплатить синьору. Поначалу его дядя, довольно снисходительно относился к племяннику, однако через год он разозлился и твердо потребовал принести клятву. Тогда принц Альбрехт выступил со своей армией против Польши и вошел в Вармию. Так случилось, что администратором варминского капитула тогда был Николай Коперник, который в это время находился в Ольштыне. Коперник призвал к обороне Ольштынского замка и, как оказалось, великий астроном был также и хорошим стратегом, потому что крестоносцам после бесплодной попытки штурмовать, пришлось прекратить осаду Олштынского замка.