Но я не мог стоять здесь бесконечно. Директор Марчак ждал пять серебряных чаш, которые он вместе другими сокровищами решил отправить в Варшаву.
Я снова взглянул на лазурное небо. Затем, собрав все свое мужество, я ступил на лесную тропу. Я пытался идти тихо, как индеец, я прятался за стволами деревьев при каждом шорохе, и, прежде чем продолжить свой путь, я проверял, не был ли шум вызван гусеницами АСа.
И тропинка вилась, как уж Петруш. Она вошла в лес, а затем снова пошла мимо поля. И нигде ни одной живой души. Только дважды я столкнулся с красными знаками с предупреждающей надписью "Внимание опасность". На каждом знаке был нарисован череп со скрещенными костями.
Несмотря на эти предупреждения, я продолжал идти по тропинке, но моя душа ушла в пятки. О какой опасности меня предупреждали надписи? Я столкнусь с минами? Или через минуту из кустов выскочит другое существо, столь же грозное, как многоглазый АС?
Я чувствовал, что чем дальше я захожу в лес, тем более он становится густым, темным и мрачным. Мне казалось также, что даже птицы улетели отсюда, потому что не слышал больше их щебетания. "Может, повернуть назад?" — промелькнуло у меня в голове. Но я представил себе лицо директора Марчака, когда я скажу ему, что у меня нет серебряных чаш. Перед глазами появилась торжествующая, злобно искривленная ухмылка магистра Пьетрушека. И это придало мне смелости.
Я сделал еще несколько шагов по пути, и вдруг передо мной открылась огромная лесная поляна. В середине поляны я увидел длинный металлический барак, огражденный колючей проволокой и сеткой. Над бараком возвышалась мощная мачта антенны.
В заборе виднелись железные ворота и к ним вела тропинка. Надпись над воротами возвещала: "Центр Испытаний Кафедры Автоматики Политехнического института в Г. Посторонним вход строго воспрещен".
Ворота в заборе были плотно закрыты. Я думал, что найду на них кнопку звонка, но ничего такого не заметил.
"Как попасть в барак?" — мне стало интересно и я подошел поближе к воротам.
Вдруг из маленькой будки у барака выпрыгнула желтая собака. Она пробежала десяток шагов к воротам и начала громко лаять. Собака была большой, с овчарку, но не напоминала ни одну из известных мне ранее пород. И бежала она как-то странно, будто на ходулях.
Я попятился от ворот, и собака немедленно попятилась к своей будке. Я сделал шаг к воротам, и она снова выскочила. Лаяла он громко, как другие собаки. Вот только делала она это как-то монотонно, всегда одинаково, и в одной тональности.
Снова отступил от ворот, и она вернулась в будку. Я подошел к воротам, она выскочила из будки и начала лаять.
— Бурек… Бурек… — я поманил его.
Она не рычала, не заходилась лаем, как в таких случаях делают другие собаки. Только своим монотонным голосом громко извещала жителей барака о моем присутствии.
Собака была искусственной. Я читал об электронных животных. Это, наверное, была именно такая собака. Ее выманивал из будки фотоэлемент, находящийся на воротах. Специальный механизм, помещенный в ее живот, запускал магнитофон с записанным лаем живой собаки.
Я терпеливо стоял у ворот в радиусе действия фотоэлемента. Электронная собака лаяла и лаяла.
Наконец открылась дверь барака и в ней показалась пани Ала, одетая в белый халат. Она прикрыла рукой глаза, потому что ее слепил солнечный свет. Затем посмотрела в сторону ворот. Увидев меня, она нажала кнопку рядом с дверью барака. Железные ворота бесшумно открылись.
Я вошел на территорию экспериментального центра. и как только я исчез из поля зрения фотоэлемента, собака мгновенно перестала лаять и вернулась в свою конуру.
— Что вас привело ко мне? — спросила Ала.
— Пять чаш. Они мне нужны. Директор Марчак хочет отправить их сегодня в Варшаву.
— О, это будет непросто, — она покачала головой. — Вы сами, впрочем, в этом убедитесь.
Она протянула мне руку для приветствия, а затем гостеприимным жестом пригласила в барак.
— Профессор, инженер Зегадло и оставшийся персонал нашего центра уехали сегодня в Варшаву на совещание, — объяснила она. — Я здесь почти одна.
— Почти одна? Что это значит?
— Здесь есть несколько автоматов. У каждого из них есть что-то общее с человеком. И поэтому я не могу сказать, что я здесь совершенно одна.
— А где мои чаши? — нетерпеливо спросил я.
Ала ничего не ответила. Мы вошли в большую комнату. Я увидел три панели управления, полные каких-то кнопок, рычагов, стеклянных индикаторов, раз за разом вспыхивающих разными цветами. Тут же я увидел большой экран телевизора.
Ала подвинула мне кресло.
— Садитесь и смотрите, — сказала она. А сама подошла к панели управления.
— Я пришел сюда не для того, чтобы смотреть телепередачи, — сказал я твердо. — Пожалуйста, верните чаши.
— Взгляните. Они там, — она указала на экран телевизора.
Я сел и стал смотреть на экран монитора, но я не видел чаш, только бурную поверхность моря или большого озера.
— Я пришел не для того, чтобы смотреть передачи о природе, — начал я снова.
Ала повернула какую-то ручку на панели управления, и сразу появилась новая картинка. Я увидел песчаный мыс, а на нем туристическую палатку. Рядом с палаткой стоял красный мустанг Вальдемара Батуры. Через некоторое время я увидел самого Батуру. Раздевшись до плавок он лежал на песке, у воды, а сопровождала его пани Анелька, также в купальнике.
— Что это? Что я вижу? — я почти кричал.
— Вы смотрите на лагерь Вальдемара Батуры.
— Но как я его вижу?
— Я послала АСа на реку Бауду, — сказала Ала. — В настоящее время он погружен в воду. Над поверхностью выступает только с купол с глазами, которые являются телевизионными камерами и прожекторами. АС передает изображение, которое видит.
— Я не понимаю…
— Ах, все очень просто. Мы работаем с АСом. Вчера мы изучали, как AС ведет себя в воде, и послали АСа на реку Бауду. Телевизионные камеры AСa дали мне изображение Вальдемара Батуры. Я увидела рядом с ним пять золотых чаш.
— Значит, ты не сидела в АСе, когда мы встретили его в ущелье?
— Конечно, нет. Он управляется радиоволнами. Когда вы встретились с АСом, я была здесь, как и сейчас, и мы разговаривали друг с другом на расстоянии.
— Где мои серебряные чаши? — упрямо повторил я.
— В АСе. В коробке, которую вы дали мне с чашами.
— Что ты собираешься с ними делать? — спросил я с тревогой.
— Тише, — прошипела Ала. — Слушайте. Я включаю оборудование для прослушивания, установленное на куполе AСa.
Картинка на экране монитора заинтересовала меня. Вот, черный вартбург[40] подъехал к лагерю Батуры и из него выскочил молодой человек в темных очках.
При виде его Батура и пани Анелька поднялись с песка.
— Привет, старик, — услышал я голос Вальдемара Батуры, приветствующего молодого человека из вартбурга. — Ты, наконец то, приехал.
— Я получил вашу телеграмму и немедленно отправился, — сказал молодой человек, целуя руку пани Анельке. — Случилось что-нибудь важное, раз ты позвонил мне?
— У нас есть пять золотых чаш. Ты должен немедленно взять их и отвезти в Варшаву. Я не могу хранить их в своем лагере, потому что Томаш вот-вот отследит мой лагерь и приведет милицию. Я хочу быть чистым, как слеза, понимаешь?
— Ясно, — кивнул юноша. — Покажи мне, брат, эти чаши.
Батура кивнул, и, со страшно довольной физиономией стал рыться в песке возле своей палатки. Через некоторое время он вытащил спрятанную в песке картонную коробку, точно такую же, как те, что Калиостро держал под кроватью. Аналогичную коробку Калиостро передал Батуре ночью в фромборском порту. Я уже знал, что было тогда в коробе. На моей машине, Калиостро доставил Батуре пять серебряных чаш, которые он, наверняка, купил у продавцов антиквариата или просто в каком-нибудь антикварном магазине. Эти серебряные чаши Батура поставил на место золотых литургических чаш, которые он украл из второго тайника.
Теперь в той же коробке были золотые чаши.
— Смотри — сказал он, юноше в темных очках — каждая из них стоит в сто раз больше, чем пять серебряных чаш, которые мы купили в Варшаве. Посмотри на них как следует. Они не только золотые, но и украшены опалами и сапфирами. Подумай: все это за пять серебряных чаш.
С чувством горечи, но, по правде говоря, необходимо привести сейчас слова Батуры.
— Я не догадывался, — сказал Батура юноше, — что Томаш окажется таким дураком. Он как маленький ребенок, позволил отвести себя за руку прямо в ловушку. Теперь, он, наверное, догадывается о замене, но не может сказать — ни слова, потому что все подозрения лягут на него.
— Ты великолепен, — признался юноша.
Вмешалась пани Анелька. Она надула губы.
— Ты забываешь, Вальдек, что это я помогла тебе однажды обмануть Томаша. Это я превратила тебя в старика.
— Да. Ты гений — согласился Батура и с благодарностью поцеловал руку пани Анельке.
— Пять лет я работала на киностудии гримером, — заявила с гордостью пани Анелька. — У меня хорошая практика.
— Томаш — дурак, — повторил Батура. — А у нас теперь пять золотых чаш. Еще сегодня их нужно отвезти в Варшаву, чтобы здесь, в моем лагере даже следа от них не осталось. Я должен быть готов к любой неожиданности. Тем более, что нас ждет история с рубинами.
— Вальдек, дай мне передохнуть хотя бы пятнадцать минут, — засмеялся юноша в очках.
— Анелька, принеси нам по чашке черного кофе — попросил Батура.
Убрал чаши в коробку, а коробку положил в свою палатку. Затем злодеи втроем уселись с другой стороны палатки, где горела газовая плитка, на которой пани Анелька готовила воду для черного кофе.
Палатка стояла входом к реке. Через приоткрытую полотняную дверцу мы увидели ее интерьер, резиновые матрасы и спальные мешки. И стоящую прямо у входа картонную коробку.
Я вздохнул с огромным облегчением. Я понял, что Батуре не долго наслаждаться своей добычей. Через минуту я отправлюсь в Фромборк и позвоню в управление гражданской милиции. Я сообщу правоохранительным органам обо всем этом деле и дам регистрационный номер вартбурга. Милиция уведомит по телефону управление безопасности дорожного движения в Варшаве и на окраине столицы, юноша в темных очках будет задержан, а его автомобиль будет подвергнут досмотру. Пять золотых чаш отправятся в милицию до разъяснения всей истории.