еребряные чаши, но, однако, как я добавлю в протокол: "при ближайшем рассмотрении выяснилось, что серебряные чаши из золота и украшены драгоценными камнями".
— Что? — возмутился я. — Это же позор. Что подумают те, кто будут читать этот протокол? Что мы не умеем отличить серебро от золота. Моя слава оценщика произведений искусства будет таким образом испорчена. Я протестую против такого выхода из ситуации.
Но директор Марчак даже меня не слушал. Он вытащил из кармана протокол и сделал на нем приписку, которая затем велел мне подтвердить подлинность моей подписью.
— Именно так, — потирал он руки. — В склепе было темно, и поэтому произошла ошибка. И, однако, при более близком рассмотрении серебряные чаши оказались золотыми.
Расстроенный, я поставил подпись под документом.
— Ничего, пан Томаш, — притворно вздохнул директор. — Errare humanum est, то есть человеку свойственно ошибаться. Другими словами, мы ошибались, но вовремя заметили ошибку. Но на будущее — тут он грозно посмотрел на меня, — на будущее, я говорю, я требую доказательств вины злодеев. Я также надеюсь, что вы, как добропорядочный гражданин, пойдете сразу в милицейский участок, и признаете подмену чаш, и расскажете об обстоятельствах этого дела.
— Да. Разумеется, — я кивнул.
А он, тем временем, вышел из своей комнаты и через некоторое время привел магистра Пьетрушека.
Золотые чаши находились в картонной коробке на столе, поэтому Пьетрушек не мог их заметить, и он не знал, по какому вопросу его привел директор Марчак.
— Садитесь, пожалуйста — на всякий случай посоветовал директор Пьетрушеку. — И выслушайте меня очень внимательно, потому что дело, о котором я сообщу вам, является очень деликатным.
— Понимаю, — кивнул Пьетрушек и сделал очень серьезное лицо.
И директор продолжил:
— Как вы знаете, Томаш попросил меня разрешить более тщательно изучить пять найденных в тайнике чаш…
— Это было лишним, — быстро сказал Пьетрушек. — Я осмотрел их и обнаружил, что они не представляют большой ценности. Обычные серебряные чаши с конца прошлого века…
— Гм, — грозно хмыкнул директор, недовольный высказыванием Пьетрушека. — Постарайтесь меня не прерывать, а только внимательно слушать, пан магистр. Дело ведь, так сказать, государственной важности. Так вот, как вы и сами знаете, Томаш забрал у меня эти чаши и после тщательно проведенных научных исследований обнаружил, к своему и моему удивлению, что чаши эти сделаны из золота и инкрустированы драгоценными камнями.
— Что?! — Пьетрушек вскочил со стула.
— Да, пан магистр, — повторил директор. — Они из золота, что еще больше добавляет вам величия в качестве первооткрывателя тайника Кенига.
И директор Марчак полез в коробку. Он вынул пять золотых чаш и поставил их на стол прямо перед носом магистра Пьетрушека. А этот смотрел на них с изумлением.
— Из золота. Действительно… — пробормотал он про себя. — И украшены драгоценными камнями…
Наконец не выдержал и громко завопил:
— Это не те же чаши! Те были из серебра!
Директор Марчак страшно на него посмотрел.
— Серебро, вы говорите? Вы продолжаете усугублять свою ошибку?
— Ничего не понимаю, — прошептал магистр, Пьетрушек, немного напуганный грозным тоном директора.
— Я объясню вам эту ошибку, — любезно сказал директор Марчак. — В склепе горела только одна свеча, не так ли?
— Да…
— А там было темно.
— Да.
— Можно даже рискнуть сказать, что в склепе было почти совсем темно.
— Да.
— А значит, в таких условиях нетрудно ошибиться. Мы думали, что нашли пять серебряных чаш в склепе. Но при близком рассмотрении оказалось, что они из золота и инкрустированы драгоценными камнями.
Магистр Пьетрушек задумался. И через некоторое время он сказал:
— Мне кажется, что господин директор прав. Из-за этой темноты чаши показались нам серебряными, хотя были золотыми.
— Что было включено в поправку к протоколу, — добавил быстро директор и подтолкнул протокол Пьетрушеку. Тогда подпишите здесь, пан магистр.
Пьетрушек поставил свою подпись под поправкой к протоколу. И затем он глубоко вздохнул, с огромным облегчением.
— Таким образом, — заявил он, — исчезают все подозрения, что кто-то ранее что-то украл из тайника. Признаюсь, что мысль об этих серебряных чашах не давала мне покоя. Потому что, зачем полковнику Кенигу прятать в тайник серебряные, дешевые чаши? Это дело удалось объяснить нашей ошибкой, и я очень доволен этим.
Я понимал, что в глубине души думает о всем этом, магистр Пьетрушек. Для него было очевидно, что золотые чаши были взяты из тайника Кенига и были заменены на серебряные, которые он нашел. Однако его самолюбие не позволяло ему думать, что тайник был ограблен Батурой, а он сам, благодаря Батуре, напал на след тайника. Скорее, он думал, что это я подменил золотые чаши на серебро, а директор Марчак прижал меня к стене, и тогда я вернул золотые чаши. Директор же, из-за его слабости ко мне, решил все это дело прикрыть, и поэтому внес исправления в протокол.
Меня оскорбляли подобные подозрения. Но игра с Вальдемаром Батурой еще не закончена. Я знал, что в конце концов моя честность должна выйти на свет и убедить магистра Пьетрушека. Я также надеялся, что смогу доказать ему тот факт, что он стал игрушкой в руках хитрого злодея.
Тем не менее, я испытывал чувство отвращения. Я покинул комнату директора Марчака и отправился в милицейский участок.
Меня принял командир участка, лейтенант Юдзиньский, сорокалетний мужчина, худой и очень высокий. Его длинные ноги торчали из-за стола.
— Я пришел признаться в воровстве, — заявил я с порога.
Он взглянул на меня, но вопреки моим ожиданиям, не проявил большого любопытства.
— Пожалуйста, успокойтесь, — указал он мне стул перед своим столом, — кого и когда вы ограбили?
— Украл вор. Я забрал у него украденные им золотые чаши и вернул ему серебряные, которые ему принадлежали.
— Ах. так… — буркнул лейтенант. — Другими словами, вы вернули ему его собственность. Это не наказуемо. Это даже похвально, возвращать людям их собственность. Между прочим, и мы это делаем.
— Но я сделал это против его воли.
— Да… Это несколько меняет дело, — сказал он. И посмотрел на меня вопросительно.
Я рассказал ему о деле монет, тайниках Кенига, о серебряных и золотых чашах. Он слушал меня внимательно, быстро записывая. В заключение я сказал:
— Директор Марчак, мой начальник, считает, что независимо от хороших намерений, которые мной руководили, я, однако, совершил кражу, взяв золотые чаши, и, подложив серебряные. Одним словом, я ограбил вора и пришел сюда, чтобы сознаться в своей вине.
— Гм, — задумался лейтенант. А через некоторое время сказал: — Директор Марчак прав со своей точки зрения. Но понимаете, для нас существует факт кражи тогда, когда, с одной стороны, у нас есть тот, кто украл, а с другой, частное лицо, или организация, которые были ограблены. В вашем случае у нас есть человек, который утверждает, что он украл. А есть ли и тот, кто был ограблен?
— Вальдемар Батура, — ответил я.
Он улыбнулся.
— Вы уверены, что когда мы обратимся к этому Батуре с вопросом, были ли у него украдены золотые чаши, он подтвердит это?
— Нет. Он купил серебряные чаши. А золотые украл. Он не сознается в краже.
— Другими словами: второй элемент отсутствует. Не существует вора, когда нет ограбленного и предмета, который был объектом кражи. Если Батура не подтвердит, что у него украли золотые чаши, вы не вор. И давайте закончим с этим делом. Согласны?
— Да, — вздохнул я с явным облегчением.
— А теперь я вам скажу кратко: вы поступили неправильно. Очень плохо. Вы, действительно, вернули золотые чаши, но в то же время вы уничтожили все следы совершенного Батурой преступления. Ваше свидетельство, а также показания пани Алы, о том, что вы видели на экране телевизора, не могут быть доказательствами в деле о разграблении второго тайника.
— Значит, преступники выйдут сухими из воды? — возмутился я.
— О нет, — покачал головой лейтенант. — Мы разберемся с этим человеком. Но чтобы его арестовать, нужно поймать его с поличным. Как вы думаете, Батура попытается ограбить третий тайник?
— Да. Особенно сейчас, когда он потерял золотые чаши. Я, впрочем, уже знаю, где третий тайник, — сказал я с гордостью. — Уже сегодня я сообщу об этом магистру Пьетрушеку, мы откроем тайник и заберем из него сокровища, опередив при этом Батуру.
Лейтенант поднял руку, как милиционер, который останавливает машину.
— Минуту, пожалуйста. Не спешите.
— У вас есть идея? — спросил я.
— Да. Даже несколько. Пожалуйста, доверьтесь нам и ничего не делайте, без согласования с нами. Теперь давайте подробно обсудим этот вопрос.
Встреча длилась довольно долго. Когда мы закончили, я действительно устал. Я вернулся в свою комнату в гостинице, и не застав там Калиостро, я открыл книгу магического искусства.
Почему она меня заинтересовала? Нет, я не собирался стать фокусником. Я знал, что магическим трюкам нужно учиться целыми неделями, а иногда годами. Тем не менее, я хотел узнать секреты Калиостро, мне казалось, что таким образом, возможно, я смогу в финальной схватке с Батурой защитить себя от многих сюрпризов.
Трюки с появлением мыши или ужа из собственного кармана или чужого заключались только в ловкости пальцев и умении отвлекать внимание человека, который должен был стать объектом трюков. Может ли кто-нибудь, даже долго тренируясь, незаметно для окружающих засунуть кому-то в карман мышь или змею? Нет, не верьте в это. Для такого искусства требуется особый талант. Скажу больше: требует определенного артистизма. Дело ведь заключается в том, чтобы, сохраняя необыкновенное самообладание, отвлечь внимание зрителей от собственных пальцев и движений, усыпить бдительность своего противника, направить его внимание в совершенно другом направлении.
Как вынуть несколько сигарет из кармана человека, который не курит и не имеет их при себе? Как Калиостро нашел сигареты в кармане Баськи?