Оставшиеся пьяницы не двигаются с места и в ошеломлении смотрят на меня. Дав ковбою по роже в последний раз, я валю из этого мерзкого бара.
Утопая в бешенстве по самую макушку, я иду вдоль набережной Аустерлица со сжатыми кулаками – готовый избить первого придурка, который начнет до меня докапываться. Мне нужно выпустить пар. С мирным Заркой покончено! Да пошли они все, чтоб им наблевали на задницу! Подворотни ранили меня – теперь моя очередь дать сдачи.
Звоню Каису, но без успеха. Приходится оставить ему голосовое сообщение на автоответчике:
«Чувак, я несколько раз пытался дозвониться до тебя после смерти Дины, но ты так и не захотел мне ответить. Перезвони мне, у меня к тебе разговор!»
Ужасно злой, я убираю телефон в карман и встречаюсь с Азадом у входа в «Шесть-Восемь». У его ног лежат спортивные сумки. Крепко сжимая челюсть, я вдруг понимаю, что уже какое-то время скрежещу зубами так, словно занюхал три грамма кокаина.
Мы с афганцем здороваемся кулак о кулак:
– Блин, Азад!
– Что с тобой, Зарка? Ты что-то сожрал?
– Я зол, Азад! Черт возьми, я очень зол!
Я зажимаю губами сигаретку, чтобы было удобнее зажечь ее:
– Азад, мы какое-то время не можем вернуться в нашу квартиру!
– Давай объясняй, в чем дело!
– Я в опасности, Азад: кто-то пытается меня пристрелить.
Братишка в свою очередь тоже прикуривает.
– Пристрелить тебя? Но кому это могло понадобиться?
– Не удивлюсь, если за этой заварухой стоит Каис!
– Я так никогда и не видел этого сукиного сына!
– Ага, однако подожди, я должен быть уверен в том, что говорю.
В подворотнях все со всеми трахаются и все всё про всех узнают рано или поздно.
Глава 19. Шатле, перекресток миров
Шатле – это фантастическая смесь вселенных. Там можно встретить пройдох и буржуев (те кучкуются ближе к Ле-Аль), фашистов и сторонников левых взглядов, готов-металлистов и педиков на улице Ломбардов, белых, черных и азиатов, молодых и старых, чуваков с набитыми карманами и бездомных. На Шатле есть бары, ночные клубы и магазины шмоток, секс-шопы, кафе и кебабные забегаловки. Шатле – это узел, в который съезжается общественный транспорт со всех четырех сторон Панамы: электрички А, В и D, линии метро 1, 4, 7, 11, 14, несчетное множество дневных и ночных автобусов.
Мой приятель Комар – Мистер Катакомбы – живет в самом сердце этого борделя, в комнатке на чердаке, расположенной в доме по улице Ферронри. Три здания отделяют место его проживания от бутика Unkut, куда вломились рэпер Рофф и его команда, поколотив маленького протеже другого рэпера – Бубы. Комар соглашается приютить нас – меня и Азада, но на как можно менее продолжительный период, так как комната у него ну очень маленькая.
Сейчас девять вечера, и через час у меня назначена встреча с товарищами в «Ящерице». Чтобы не оставлять следов, я предпочел пригласить друзей в бар, а не рассказывать им все по телефону. Мы ведь не знаем, чем закончится эта история. Усевшись в позе лотоса на где-то найденном Комаром матрасе, я с помощью удостоверения личности вычерчиваю на прикроватной тумбе дружбана дорожки из порошка. Рядом со мной Азад пьет пиво из жестянки, а Комар, сидя на кровати, скручивает косяк из марихуаны. Это очень пахучая Purple Haze[48]. Я сворачиваю купюру в пять евро, и Азад считает должным озвучить:
– Использовать денежную купюру – такая мерзость! Ты вдохнешь все микробы, какие только возможно…
– Срать мне на все! – немедленно реагирую я, раздраженный его замечанием. – Если бы я хотел заботиться о своем здоровье, я бы не употреблял кокаин, 4-mec или экстази, обходился бы без трипов. Я не бухал бы, жрал бы овощи, ложился бы спать рано и утром отправлялся бы бегать в парке перед тем, как выпить свежевыжатый апельсиновый сок и схавать диетические мюсли. Понимаешь, что подтираться я хотел твоими рассказами о купюрах, брат, честное слово!
– Почему ты говоришь в таком тоне? – обижается приятель. – Не надо так нервничать, это ведь пустяк!
– Ага, но такие вот рассуждения, как будто ты хреновый чистюля какой, – меня от них тошнит.
В обычное время Азад за словом в карман не полезет: он бы непременно ответил мне так же резко и грубо, но с той пресловутой ночи, когда Дина отравилась, товарищ всегда уступает мне и терпит мои перемены настроения. Он достает соломинку из кармана своей толстовки, наклоняется над тумбочкой и отправляет в нос одну дорожку:
– Этот кокс, кажется, неплохой, от него не щиплет в носу.
Это точно! По сравнению с другим дерьмом, в которое подмешивают лактозу (что часто можно встретить в столице), кокаин Слима просто жесть. Надо признать, что это, конечно, не колумбийский кокс, но свое дело делает. Решительно настроенный, я забиваю вторую дорожку в правую ноздрю, следующую – в левую и самую последнюю, для проформы, – снова в правую. Сцапав рюмку с водкой, я выливаю ее себе в горло:
– Блин, писатель, ты настоящий дровосек! – восклицает Комар.
Стрельнув у него косяк, я вволю затягиваюсь. Предпочитаю гашиш, а не «Мэри Джейн», но от этой травки ебашит, жесть. Очень свежая, она похожа на Purple Haze из Barney, одного кафе в Амстердаме, известного своей марихуаной с большой концентрацией ТГК. Я возвращаю косяк его хозяину, и тот внимательно смотрит мне в лицо:
– Все в порядке, писатель?
Вдруг мое зрение нарушается, на тело накатывает жар, и меня начинает выворачивать на прикроватную тумбу и на матрас братишки.
– Блин, твою мать! – Комар вскакивает с кровати. – Писатель, что ты мне тут наделал?
– Зарка, что с тобой? – паникует Азад. – Тебя сейчас совсем заносит!
Голоса друзей отдаются эхом в моих барабанных перепонках, кровь течет из носа, и световые вспышки в глазах мешают мне видеть. Все мое тело сводит, я дрожу, сжимаю челюсть и кулаки. Сука, блядь! В бешенстве я встаю на ноги, хватаю тумбочку и швыряю ее в стену комнаты.
– Черт, Зарка!
Я оборачиваюсь к своим братанам:
– Это война, парни! Это война!
Нервяк не отпускает. Час назад я чуть было не перевернул комнату своего приятеля вверх дном. В последние дни мне с трудом удается контролировать приступы бешенства. Поди пойми, что происходит в моей тыкве. Может быть, это посттравматический синдром. Не знаю, я ни фига не рублю в психологии, и употребление кокаина не помогает моему состоянию.
Когда мы с Комаром и Азадом вваливаемся в «Ящерицу», Силия уже на месте. Одна за круглым столом, она попивает какой-то дурацкий цветной коктейль, эдакое пойло за десять евро с запахом алкоголя и лимонной долькой в качестве украшения. В этом баре – настоящем пивном заводе, открытом ночи напролет – играют тяжелый английский рок, отчего сюда слетается немало металлистов, парней с козлиной бородкой и хиппи.
Мы присоединяемся к Силии. Она, как обычно, не снимает солнечные очки. Я целую ее в щечку. Азад тоже. Что до Комара, то он несколько секунд пялится на лицо транссексуалки и затем решает пожать ей руку:
– Комар!
– Очень приятно… Силия!
Мы рассаживаемся вокруг подруги в тот момент, когда Слим и Баккари пересекают порог паба. Я поднимаю руку, чтобы привлечь их внимание, и братишки тащатся к нашему столу. Баккари здоровается с нами по очереди, Слим же лишает Силию своей вежливости. Братаны подсаживаются к нам, они немного растерялись в этом излюбленном баре хиппующих зеленых и лесбиянок с походкой как у водительниц грузовика.
– Ладно, что будем пить? – торопится Азад.
– Заказывать нужно у бара, – подсказывает ему Силия.
Дерганый, я покидаю друзей и тащусь в туалет, взглянув между делом на часы в пабе.
Уже почти десять тридцать. Эрик и Себ должны вот-вот подойти, но что до Бибо, насколько я его знаю, он не присоединится к нашей компании. Я забиваюсь в туалет с измазанными граффити и обклеенными стикерами стенами. Два парня базарят у писсуаров:
– С этой бабой я был бы самым счастливым мужчиной в мире, она идеальна.
– Ага, только вот ты говоришь, что она не собирается трахаться до свадьбы.
– О, это не проблема! Она мне так нравится, что мне даже спать с ней не хочется.
Оба парня начинают ржать. Стоит мне только шагнуть в одну из туалетных кабинок, как я сразу отступаю назад: меня отпугивает сильный запах говна. Вот хрен! Я достаю кокс и юзаю его по-быстрому с внешней стороны левой руки. Двое писавших поправляют свои штанишки, оборачиваются и перестают надрывать животы, увидев меня за этим делом в туалете с рожей, зарытой в мел.
– Да ладно вам, ребята! – подкалываю я их – Вы что, никогда не видели, как кто-то нюхает кокаин, так, что ли?
Видимо, не видели. Они оба исчезают из туалета, не произнеся ни слова. Горький привкус кокаина наполняет мой рот, желудок скручивается, и я бегу к раковине, чтобы блевануть. Сегодня это не прекращается. Открыв кран, я споласкиваю свою физиономию водой. Черт возьми! Выпрямившись, я изучаю себя в зеркале: лицо бледное, а еще все более худое и впалое, борода не брита уже несколько недель, под глазами мешки, а взгляд пуст.
Я сжимаю кулаки и разбиваю зеркало, в которое смотрел.
Команда почти в сборе, не хватает лишь Себа. Только что подошел Бибо, пьяный как русский. По правде говоря, мне даже не верится, что я вижу его среди нас, его-то. Я скорее представлял его лежащим под навесом где-нибудь близ площади Нации. Эрик тоже отвлекся от своих оргий, чтобы присоединиться к нам, предварительно совершив короткую высадку в «Банана кафе»[49].
Несмотря на крепко сжатую челюсть, я выпиваю стакан за стаканом. За нашим столом собралась немного странная компания: тут и бродяга, и афганец, трансгендер и гей, одетый в кожаное, темнокожий качок, бородатый араб, Комар и я. Вот уж рыбный суп в пабе для девственников. Такое прекрасное семейное фото.