Иван Барбашёв вспоминает:
– Да, он мне говорил, что было больно. Но это Володя! Настоящий боец. Все понимают, что у него очень хороший бросок. Но, если честно, я даже не заметил, чтобы с травмой он стал хуже. Все равно бросал в полную и даже вел силовую борьбу. В регулярном сезоне я это видел нечасто, но в плей-офф он вышел в этом плане на другой уровень. Да еще и при травме плеча! Это тоже пример.
– Кому-нибудь было известно о травме Тарасенко? – спрашиваю Дуга Армстронга. Тот улыбается:
– Никому, кроме нас. Соперники ни о чем знать не должны, нельзя давать им лишние козыри, тем более – в плей-офф. Его больно ударили, но он вернулся. Влади мало тренировался, но был одним из многих наших игроков, которые в это время сезона готовы выходить и отдавать себя игре и борьбе целиком, невзирая на травмы. Это показывает, какой все-таки особенный турнир – Кубок Стэнли.
Теперь он больше искал моменты на добиваниях, что в третьей игре и произошло. Или отдавал пасы. Как в седьмой.
– Пас на Шенна из угла тогда получился на загляденье, – сказал я ему.
– Спасибо, – поблагодарил Владимир. – Сам удивился. Приходится тоже в какой-то степени поднимать командный дух. Я ассистент капитана, и очень многое зависит от того, какой пример людям ты подаешь. После травмы вернулся в игру, и мне парни из команды говорили: «Мы знаем, с какой болью ты выходишь. Молодец, и мы будем играть за тебя. Давайте-давайте, ребята, за Влади!» В такие моменты ты чувствуешь, что поступаешь правильно.
Конечно, какие-то вещи не дали мне сыграть в полную силу. Но получилось как получилось. Ни о чем не жалею. Да, было тяжело. Но для меня было удивлением, сколько людей в плей-офф играют поломанными. И не жалуются. Наверное, это дорогого стоит. В такие моменты ты понимаешь, что играешь ради чего-то действительно важного.
Дальше в нашем разговоре пошло такое развитие темы травм, от которого не может не бросить в дрожь. Началось с моего вопроса, не обалдел ли он, увидев, что против «Сент-Луиса» вышел более чем 40-летний защитник Здено Хара со сломанной челюстью.
– Я ведь ему руку пробил еще в первой игре, когда он заблокировал мой бросок! – вспомнил Тарасенко. – Это как раз то, о чем говорю. Да, была установка, что его надо бить. И били его специально. Так же и мне люди в разные годы говорили, что знают, какие у меня травмы. И специально лупили клюшкой по пальцу, руке, колену… Как узнают? Бывают всякие утечки. Например, через журналистов, которые делают вид, что разговаривают по-дружески, а потом пишут какие-то вещи в интервью. Но в этом плей-офф мы все довольно хорошо скрывали.
– Никто не узнал?
– Ни про колено, ни про плечо. Есть люди, о которых известно: если их бить – они теряют свою игру. В моем случае наоборот – мне нравится, когда начинают так делать, я завожусь. Это соперникам становится ясно со временем. Когда только приезжаешь в лигу, тебе тут же начинают наносить дешевые удары, бить по рукам и ногам. Проверяют. И, если человек не скисает, отвечает голами, потом уже появляется другая установка – наоборот, его не трогать. Потому что он будет играть только лучше. Даже со сломанной челюстью Хара очень хорошо сыграл. И дух «Бостона» определенно приподнял. Конечно, это был очень эмоциональный момент, когда его объявляли в первой пятерке, и бостонские трибуны заревели. Круто было.
Сейчас понимаю, что в обычных играх, в регулярке, с такими травмами тяжело выходить на лед, потому что нет какой-то экстрамотивации. А в плей-офф, как бы глупо это ни звучало по отношению к здоровью, ты понимаешь: вот вылетело плечо во втором матче. У тебя еще пять игр максимум, а потом можешь лечиться сколько угодно. Осталось всего ничего, и надо дотерпеть. Будь что будет.
Тут уж, коль скоро пошел у нас такой откровенный разговор – и я прекрасно понимаю, что от действующего игрока такое нечасто услышишь, – интересуюсь:
– А бывает в хоккее переход некой грани? Даже если дают установку – бить по больному месту, что вы воспринимаете как подлость?
В ответ звучит мощнейшая фраза:
– Подлость в хоккее – понятие растяжимое. Люди делают то, что позволяет им кормить свою семью. Даже те игроки, у которых репутация грязных, поступают так потому, что, во-первых, нужно зарабатывать деньги, а во-вторых, приносить пользу команде. Что они тем самым и делают.
– Отвратительно, да? – вставляет реплику Яна.
А ее муж продолжает:
– Если посмотреть на это трезво, у каждого – своя задача, своя роль на льду. Я играл с тем же Лапьером, с Оттом, который сейчас входит в наш тренерский штаб. Их ненавидели игроки других команд. Я на них раньше смотрел по телевизору и думал, что они нехорошие люди. А когда познакомился близко, то понял: это одни из лучших людей, которых я знаю! Открытые, добрые. Настолько тепло относились к партнерам по команде, что я никогда не сказал бы, что они на льду занимаются вот таким! То же говорят и про Маршана.
А я как раз хотел спросить Тарасенко про этого очень талантливого, но столь же и грязного форварда «Бостона», которого даже Барак Обама на приеме в Белом доме по случаю победы «Брюинз» в Кубке Стэнли назвал «маленьким комком ненависти»? Это было, конечно, не изобретением тогдашнего президента США, а цитатой одного журналиста – но Брэд сам потом говорил, что на несколько секунд «поплыл», услышав от Обамы вопрос на эту тему.
– Каждый делает то, что может, а клуб его за это оценивает, – философски рассуждает Тарасенко. – Да, есть определенные приемы, с помощью которых людям наносятся травмы. В финале Маршан пытался под меня подсесть, когда я ехал в средней зоне. Судьи сказали, что ничего не было, но я-то знал, что он так поступает часто. И если человек не готов, то делает сальто.
Очень важно, особенно в плей-офф, не дать волю эмоциям. Когда тебе говорят или делают обидные вещи, один вариант, который у тебя есть, – потешить свое эго и доказать, что ты, мол, мужик, ответил, не промолчал. Но в то же время ты этим добьешь свою команду. Тебя удалят, забьют гол – и этот парень будет смеяться над тобой. Что довольно часто и происходит. По сути, Маршан делал много грязных вещей. Но в итоге победный гол, который выиграл нам Кубок Стэнли, был забит из-за того, что он не вовремя поменялся. Жизнь расставляет все на свои места.
Сперва был чемпионский парад. Одним из главных эпизодов которого стало падение Ивана Барбашёва с пожарной машины, на которую взгромоздилась часть команды. Все, понятное дело, были уже в соответствующей кондиции…
– Самое удивительное не то, что он упал, а то, что ничего себе не повредил, рухнув с такой высоты на спину на асфальт, – улыбается Тарасенко. – Но это был очень смешной момент, когда Ваня бежит против движения парада и кричит: «Ты бы знал, что сейчас случилось! Я упал с грузовика!» Раньше я видел по телевизору парады в других городах и мечтал в таком поучаствовать. Это было нереально круто сделано. Народу миллион, но обстановка очень дружелюбная. А ассоциироваться парад будет у меня с тем, что на нем была Яна. На шестой-седьмой день после кесарева сечения пришла туда с детьми! Там были и Марк, и Саша, и мой брат Валя.
– Яна, как вы не испугались сразу после родов пойти в такую толпу? – спрашиваю жену форварда.
– Сама не понимаю, – улыбнулась она.
– Я удивился, – добавляет Володя.
– И я удивилась. После родов и парада уже прошел месяц-другой, а я все думала об этом. Мы еще съездили в Россию, отпраздновали Кубок там. А потом вернулись в Сент-Луис, и я немножко пришла в себя. И – не поняла, что это было, каким образом я пошла на парад и все это выдержала. Все-таки у меня была большая операция. Ответ только один – мною двигали эмоции.
– А можете вспомнить свои чувства в момент победы?
– Я смотрела седьмой матч по телевизору, и мне казалось, что это происходит не с нами. Чувства были какими-то странными, если честно. Раньше представляла, что в такой момент буду плакать, кричать. А наступил какой-то шок. Я просто не могла поверить. Потом мне позвонил Вова. Со льда, по FaceTime. Вов, ты помнишь? Мне кажется, у меня вообще эмоций не было. Я не могла осознать, что происходит.
– Ты плакала.
– Я плакала?! Не помню этого!
– Странные ощущения, согласен, – продолжил Владимир. – Тоже думал: «Если когда-то выиграем, будем столько отмечать!..» Но эмоции есть только в первый момент. А когда чуть-чуть успокаиваешься, даже еще на льду, в душе наступает опустошение. Ты достиг, сделал это, все уже случилось, никто у тебя его не заберет. Да, радуешься, отмечаешь, выпиваешь. Но в какой-то момент хочется просто сесть и сказать: «Это все».
– Ты мне сказал, что первое, о чем подумал – что хочешь выиграть Кубок еще, – возразила Яна.
– Я зашел в раздевалку, когда ее только подготавливали к нашему приходу со льда. Потому что не могу долго находиться в коньках. Удивляюсь хоккеистам, которые три часа в течение игры могут находиться в коньках, не развязывая их. У меня ноги затекают, хочется, чтобы они отдохнули. Так вот, захожу, вижу, как все разложено, у каждого – чемпионские майки. И вдруг просто захотелось выиграть еще раз, испытать эти же эмоции. Удивительно, но это ощущение пришло сразу: «Как же круто было бы это повторить!»
Я читал про себя в каких-то российских изданиях – Тарасенко, дескать, даже после выигрыша Кубка дает односложные ответы. Но там особо ничего и не скажешь. Это невозможно описать. Реально нет слов. Все побитые, нет ни сил, ни эмоций. Смотрел на видео, как люди вообще ничего не могут сказать. И понимаю их.
– Яна, все жены, которые до того приходили смотреть матчи к вам в гости, теперь, разумеется, были в Бостоне? – спросил я.
– Конечно. Там был еще и Валя, Вовин брат, и Марк, старший сын. Они звонили мне вместе.
Все молодые российские хоккеисты, приходившие в «Сент-Луис» уже во времена опытного Тарасенко, получали от него огромную поддержку. Вот, например, слова нападающего Наиля Якупова, отыгравшего в клубе из Миссури сезон-2016/17, в интервью «Чемпионату»: