— Но ведь Мадеро обещал совершить именно такую революцию.
— Эту революцию может совершить только сам народ, люди такие, как ты. Беда Мадеро в том, что он пытается скакать одновременно на двух лошадях. Мадеро знает, что он должен дать землю крестьянам, но он боится обидеть помещиков. Сегодня он выступает в защиту интересов народа, а завтра выполняет волю его врагов. В правительстве Мадеро только два министра, участвовавшие в борьбе против Диаса, остальные — старые порфиристы. От такого правительства народу добра нечего ожидать. Но и правительству несдобровать. Мадеро, расправляясь с такими верными революции людьми, как ты и Сапата, рубит сук, на котором сам сидит.
— Что же в таком случае следует делать нам, простым людям? За кого нам драться, если от Мадеро нам ждать нечего?
— Видишь ли, Панчо, таким людям, как ты и Сапата, в которых верят наши крестьяне, не следует драться ни за Мадеро, ни за какого-либо другого каудильо. Вы сами сможете повести за собой весь народ, вы сами сможете завоевать ему счастье.
— Но ведь мы неграмотные, темные. Разве сможем мы управлять государством?
— Панчо! Если ты научился выигрывать сражения у ученых генералов, ты можешь научиться и грамоте. Читать ты уже умеешь, писать тоже.
— Да! Этому меня научил дон Абраам Гонсалес, — не без гордости ответил Вилья.
— Отлично, генерал! А я тебя научу арифметике, истории и географии, благо у нас свободного времени хоть отбавляй.
Маганья начал заниматься с Панчо Вильей. Ученик часто жаловался, что выигрывать сражения у пеладос куда легче, чем решать арифметические задачи. Тем не менее он продолжал корпеть над грифельной доской, с которой теперь не расставался.
По вечерам Вилья читал. подаренную ему Хильдардо книгу «Три мушкетера» Александра Дюма. Это была первая книга, которую удалось прочесть Панчо Вилье.
ПОБЕГ
В конце 1912 года Вилью стали, наконец, водить в военный трибунал к следователю, который заинтересовался его «делом». Впрочем, интерес к арестованному проявлял не столько следователь, сколько его секретарь, 22-летний Карлитос Хауреги. Он не скрывал своего восхищения Панчо Вильей, всегда старался оказать ему какую-нибудь услугу.
Как-то Хауреги предложил Панчо выучить его писать на пишущей машинке. Вилья заинтересовался, купил себе машинку (деньги на расходы ему присылали верные друзья из Чиуауа) и изрядную часть дня стучал на ней в своей камере.
— Знаешь, Карлитос, что мне напоминает стук пишущей машинки? — говорил Вилья своему молодому почитателю.
— Что, мой генерал?
— Пулеметную очередь, о которой я здорово соскучился.
Однажды Хауреги, провожая Вилью из трибунала в тюрьму, незаметно во дворе сунул ему в руку записку.
— Это вам, генерал!
Вилья не стал задавать лишних вопросов. В камере он развернул листок тонкой бумаги и прочитал:
«Амиго Панчо! Тучи сгущаются. Враги революции вновь подымают голову. Доверься подателю сего письма. Твои друзья тебе помогут.
Тот, кто учил тебя грамоте на 10-й улице».
Абраам Гонсалес! Только он мог написать эту записку. Неужели Гонсалес предлагает ему бежать? А если это провокация, если его, Вилью, хотят толкнуть на побег, чтобы убить «при попытке к бегству»? Как узнать правду?
Несколько дней Вилья избегает встречаться с Хауреги. Он посылает письмо в Чиуауа своему брату Иполито. Панчо просит брата приехать к нему вместе с Томасом Урбиной.
Вскоре Иполито и Томас уже прохаживались с Вильей по тюремному двору. Да! Они встречались с Абраамом Гонсалесом. Тот настаивает на немедленном побеге Вильи из тюрьмы. В столице готовится новый мятеж. Нити заговора ведут к тюрьме Сантьяго, к Бернардо Рейесу и Феликсу Диасу. Мятежники при первой же возможности убьют Вилью. Времени терять нельзя.
Долго совещался Вилья с Карлитосом Хауреги. Тот согласился не только организовать побег, но и бежать вместе с Панчо. Для побега решили выбрать день рождества — 25 декабря 1912 года. Хауреги в условленном месте подпилил решетку, отделявшую тюрьму от военного трибунала, и Вилья незаметно пробрался туда в намеченный для побега день.
В одной из комнат трибунала, который в этот день был пуст, Вилья переоделся в отлично сшитый костюм, надел котелок, получил паспорт на имя лисенсиата Мартинеса и портфель, в котором лежали два пистолета и 100 патронов. Затем он и Хауреги никем не замеченные вышли из здания трибунала и сели в первое попавшееся такси. Шоферу было приказано ехать в местечко Толуку, что неподалеку от столицы.
Не успела машина тронуться, как «лисенсиат» побледнел и затрясся, точно в лихорадке. Дрожащими руками он открыл портфель и схватил пистолеты.
— Что с вами, лисенсиат? — шепотом спросил Вилью не на шутку обеспокоенный Хауреги.
Но «лисенсиат» только сжал челюсти и ничего не ответил.
Вскоре он пришел в себя и стал рассказывать своему спутнику веселые анекдоты из своей «судейской» практики.
— Ты понимаешь, мучачито, — объяснял потом своему спутнику Вилья, — когда я впервые в жизни очутился в этой чертовской штуковине на колесах, то почувствовал себя совершенно беззащитным. Мне вдруг показалось, что в этой проклятой мышеловке нас могут запросто ухлопать. Мысленно я тебя страшно ругал за то, что вместо лошадей ты взял этот гроб на колесах.
По дороге их остановил военный патруль, проверил документы и обыскал. В портфель «лисенсиата», однако, никто не заглянул, и беглецы благополучно доехали до Толуки.
Там Вилья сбрил усы. Пройдя пешком пять километров до ближайшей железнодорожной станции, беглецы сели в поезд, который их доставил в Селайю. В этом городе они передохнули в доме рабочего, бывшего бойца Вильи.
К тому времени уже вся страна знала о побеге Вильи из тюрьмы. Газеты были переполнены сенсационными сообщениями. Враждебные правительству журналисты обвиняли Мадеро в бесхребетности, в том, что он вовремя не обезвредил опасного преступника и допустил его бегство из тюрьмы.
По всей стране начались розыски беглецов.
Конечно, в первую очередь их искали в районе Чиуауа. Зная это, Вилья и Хауреги направились в противоположную сторону — в тихоокеанский порт Мансанильо, оттуда пароходом в Масатлан, а затем поездом в пограничный городок Ногалес.
Был канун нового, 1913 года. Поезда шли почти пустые. Проводники были навеселе. На «важных пассажиров» никто не обращал внимания. Не доезжая до Ногалеса, «лисенсиат» и его спутник спрыгнули с поезда. В тот же день они незамеченными проникли в город, перешли главную улицу и очутились в США.
В те годы американо-мексиканская граница (в Ногалесе она проходила по центру города) почти не охранялась. Американцы и мексиканцы свободно ее переходили, тем более что в обеих странах не существовало тогда паспортной системы и определить подлинное гражданство жителей пограничного района было очень трудно.
Не задерживаясь в Ногалесе, Вилья и Хауреги отправились в другой американский пограничный городок, Эль-Пасо, напротив Хауреса. Там Вилью поджидали его брат Иполито и Томас Урбина. Здороваясь с ними, Вилья говорил: — Этому мальчику Хауреги я обязан жизнью. Беру вас в свидетели, что когда мы освободим Хуарес, я назначу его на один из самых прибыльных постов в этом городе — директором местной лотереи. Пока же ему придется послужить у меня личным секретарем.
И тут же, не теряя времени, Вилья стал диктовать своему секретарю письмо, адресованное Гонсалесу:
«Дон Абраам! Наконец я добрался живым и здоровым в Эль-Пасо. Я остался прежним Панчо Вильей, которого вы когда-то знали на 10-й улице. Мне пришлось многое вытерпеть, но к друзьям я по-прежнему отношусь хорошо. Сообщите об этом сеньору президенту республики и скажите ему: если он считает, что; я приношу вред моей стране, то я готов остаться жить в Соединенных Штатах. Его правительство не должно страдать из-за меня. Если же я ему понадоблюсь когда-либо, то он всегда может на меня рассчитывать. Скажите ему также, что порфиристы, сидящие в тюрьме Сантьяго, готовят против него заговор. Они обещали мне за поддержку свободу и золото, однако я предпочитаю смерть предательству. Предупредите также президента, чтобы он не рассчитывал на помощь своих министров. Когда дело дойдет до драки, не они, а такие люди, как я, смогут его спасти. Дон Абраам! Послушайте меня, не теряйте времени, вооружайте народ, разрешите мне вернуться в Чиуауа и стать во главе народного ополчения. Смертельная опасность угрожает революции. Об этом сообщает вам Панчо Вилья».
На это письмо Вилье не суждено было получить ответа.
ИУДА И ЕГО ХОЗЯИН
Ранним утром 9 февраля 1913 года адъютант разбудил президента Мадеро и доложил ему, что генерал Мондрагон, старый сатрап Диаса, поднял мятеж в пригороде столицы Такубайе. Мондрагона поддержали курсанты находящейся там военной школы и расквартированные поблизости военные части.
Во главе колонны в две тысячи солдат Мондрагон двинулся к Сантьяго. Там были освобождены из тюрьмы подлинные руководители заговора — генералы Рейес и Диас. Оттуда мятежники направились к центру столицы, на площадь Соколо, с намерением захватить Национальный дворец — местопребывание правительства.
Мадеро велел немедленно подать себе коня и с группой верных друзей, подошедших к тому времени в Чапультепек, направился в соседние казармы военной академии. Курсанты академии единодушно откликнулись на его призыв поддержать правительство Республики. Возглавив их, Мадеро двинулся по направлению к Соколо.
По дороге президенту доложили, что мятежникам не удалось захватить Национальный дворец. Дворцовая охрана встретила их ружейными залпами. В перестрелке был убит генерал Рейес. Командование мятежников принял на себя Феликс Диас, который поспешил укрыться за толстыми стенами Сиудадели — оружейных мастерских, тоже расположенных в центре города.
Узнав обо всем этом, Уэрта поспешил предложить президенту свои услуги в подавлении мятежа. Не раздумывая, Мадеро тут же на улице назначил Уэрту командующим всеми вооруженными силами в столице и наделил его диктаторскими полномочиями.