Шарко упомянул о последних словах, которые сказал ему хакер перед смертью:
– Он говорил мне о Черной комнате. Она существует.
– А что это такое?
– Место, где находится худшее и где мы сможем добраться до Человека в черном. Что он разумел под «худшим» – не знаю. Но он не первый говорил об этой комнате. Она уже фигурировала в нашем предыдущем деле.
– Есть ниточки, чтобы узнать, где находится это место?
– Никаких. Ничего конкретного, только расплывчатые словеса. Во всяком случае, Дамбр знал о Человеке в черном много больше, чем дал нам понять.
Ламордье отпустил их. Три лейтенанта пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Когда Франк вернулся домой около шести утра, Мари Энебель испуганно вскрикнула, увидев кровь на его куртке, полах рубашки и брюках. Близнецы уже проснулись и играли на ковре, катая машинки.
– Боже мой, Франк, что случилось?
– Сложное дело…
Мари не стала настаивать. Лицо Франка просияло, когда дети кинулись к нему. Он раскинул руки и крепко прижал своих сыновей к груди. Не будь здесь Мари, напряженно всматривавшейся в каждую черточку его лица, этот бывалый следователь с дубленой шкурой наверняка залился бы горючими слезами. Плакал бы до изнеможения. Рыдал обо всех разбитых семьях, о Николя, о Камиль. Он никогда не говорил своим маленьким сыновьям, что любит их, – Адриен и Жюль пока что понимали лишь самые простые слова, – но в этот момент был полон любовью.
В дверях комнаты появилась Люси, в маске, зажимая на шее воротник хлопчатобумажного халата. Она держалась на ногах, но стояла согнувшись, словно на ее плечи легла вся тяжесть мира. Улыбка Франка тотчас погасла, когда глаза его встретились с глазами подруги. Губы сжались до тонкого шрамика.
Раскрытая ладонь Мари Энебель мелькнула в поле его зрения.
– Жюль, Адриен, пойдемте со мной! – Она посмотрела на Шарко. – Я сварю кофе. Это быстро…
Франк кивком поблагодарил ее. Он оторвался от своих детей, ощущая ком в желудке. Они были такие маленькие, такие хрупкие… Мари скрылась с ними в кухне и закрыла за собой дверь. Шарко поднял глаза на Люси:
– Как ты себя чувствуешь?
– На ногах держусь.
Она смотрела на его костюм… Кровь на рукавах… Шарко достал из кармана новенькую маску и осторожно надел. Потом он кинулся к Люси и обнял ее с той же силой, с тем же жаром, что и близнецов.
– Мне так повезло, что вы у меня есть, все трое.
Люси погладила его по спине. Он навалился на нее всем своим весом.
– Расскажи мне. Что случилось?
Франк глубоко вдохнул, и слова, застрявшие в горле, наконец вырвались наружу:
– Камиль… Она умерла.
Люси пошатнулась. Дальнейшее свелось к череде вспышек и звуков в ее голове. Она видела себя плачущей в объятиях Франка, слышала, как бегают близнецы, потом, словно издалека, голос матери, и наконец над ней склонилось лицо в маске, а сама она лежала на кровати в лихорадке. В мозгу бились слова: похищение… хакер… Человек в черном…
Она вернулась в гостиную час или два спустя, точно она не помнила. Зато твердо знала теперь, что Камиль мертва, что они ее похитили и убили неописуемым образом в зловещем подземелье.
Ее мать вышла за покупками. Франк съежился на диване, неподвижный, не сводя глаз с игравших перед ним детей. Выглядел он не лучше ее. Люси редко видела его в таком унынии. Она выпила большой стакан воды, продезинфицировала руки, надела маску и присела на краешек дивана.
– Что же теперь будет?
Франк с трудом выпрямился. Было 9:30.
– На набережной Орфевр массово мобилизуются ресурсы. По словам Ламордье, половина команд уголовки – или того, что от нее осталось, – будет работать над этим делом, а он берет на себя руководство и станет нашим непосредственным начальником.
Вздох… Долгое молчание.
– Сейчас они копаются в биографиях Карайоль и хакера, шерстят этот пресловутый список рабочих канализации… Допросить почти триста пятьдесят человек, проверить тонны рабочих графиков – это займет много дней, недели. Разумеется, они выбирают приоритетные направления, по массе критериев.
Маленький Жюль вложил трактор в его протянутую руку. Шарко покатал игрушку по колену и вернул ее сыну. Тут в дверь постучала Мари и вошла с двумя пакетами.
– Я не стала покупать ни птицы, ни яиц. Они снизили цену на цыплят, но никто их не берет, секция переполнена. Думается мне, ничего хорошего не сулят такие акции, что-то за этим кроется. Наверняка причина в этом самом гриппе птиц. Я поступила как все, взяла мясо и рыбу.
Она подхватила пакеты и направилась в кухню. Люси тяжело вздохнула:
– Родители Камиль… ее семья… они в курсе?
– Думаю, да.
Люси даже представить себе боялась их боль. Они жили далеко, им, наверное, сообщили по телефону.
– Что ты собираешься делать?
– Пойду на вскрытие, Шене меня ждет.
Люси скользнула рукой по его спине и только посмотрела на него, ничего не сказав.
– Потом навещу Николя. Его отец должен приехать из Бретани после обеда, поддержит его, побудет с ним несколько дней.
Он смотрел в пол:
– Я не знаю, что сказать Николя. А ведь мы делаем это много лет. Приходим к мужьям, к матерям, сообщаем им худшее. Но тут… это же друг.
Он взял чашку остывшего кофе, сжал ее в ладонях. Взгляд его блуждал по черной жидкости, как будто он искал там ответов какого-то оракула.
– Мы не стремимся жить лучше или хуже других. Мы хотим просто нормальной жизни, немного счастья время от времени. Видеть, как растут наши дети, и не бояться за их жизнь.
Он пригубил кофе.
– Потом я поеду в Польшу. Так надо.
– В Польшу?
– Там Человек-птица истребил семью, которую ты видела на снимках. Я полечу самолетом, встречусь с офицером полиции, который вел это дело, получу информацию и вернусь. Польша совсем рядом, это на день-два максимум.
Люси вцепилась в его правую руку:
– Не надо, пусть пошлют кого-нибудь другого, черт побери!
Шарко посмотрел на своих близнецов. Адриен… Жюль… О господи, как ему хотелось вырваться отсюда и увезти их подальше, куда-нибудь, где они могли бы все вчетвером слушать морской прибой, смотреть на волны.
– Кого другого? Тебя? Николя? Я хочу поехать, Люси. Я это делаю ради наших детей. Ради Николя. Ради…
Он ничего больше не сказал, но Люси знала, о ком он думает. О своей жене и маленькой дочке, загубленных так давно. О Кларе, о Жюльетте, дочках Люси. Убитых. Обо всех дорогих ему существах, унесенных чьим-то зверством. Люси знала, что ни к чему спорить, бороться с этой силой, побуждавшей Шарко идти до самого конца. Она была такой же, как он.
И она погладила его по затылку, успев сказать, прежде чем появилась Мари:
– Делай что нужно. Я знаю, что ты скоро к нам вернешься.
73
На этот раз каждый шаг, приближавший Франка к залу вскрытий, был пыткой. Он механически шагал вслед за Бертраном Казю, в то время как каждая клеточка его мозга повелевала развернуться и уйти, чтобы ноги его никогда больше не было в этом окаянном месте.
Он помедлил несколько секунд перед дверью тамбура. Надо ли пересечь рубеж еще раз? Вынести худшее в надежде, что однажды свершится правосудие? Бертран придержал створку, глядя на него.
– Я могу сделать это один.
Шарко покачал головой и вошел.
Шене уже начал без них, хотя по процедуре офицерам криминальной полиции полагалось присутствовать от начала до конца. Он, видимо, хотел избавить их от первых, самых страшных этапов вскрытия. Трое мужчин молча переглянулись, потом Франк подошел ближе, сжав губы, свесив руки вдоль тела. Ему было страшно холодно.
Лицо Шене оставалось бесстрастным. Он продолжал работу методично, сохраняя необходимую дистанцию, чтобы не задействовать эмоции. В теле на холодном столе уже не осталось ничего человеческого, но Шарко еще слышал смех Камиль. И крики Николя. Новые звуки и образы, которые будут преследовать его ночами.
Он вздрогнул и скрестил руки, а Шене тем временем начал объяснять:
– Когда я пришел в подземелье около часа ночи, трупное окоченение уже наступило на уровне затылка и жевательных мышц и начало распространяться на все тело. Зафиксированный таким образом процесс вкупе с измерением температуры тела позволяет с достаточной точностью установить время смерти. Субъект скончался вчера вечером около девятнадцати или двадцати часов.
Шарко заставил себя думать, это было необходимо. Он вспомнил небольшое опоздание Человека в черном на связь с хакером. Убрал ли он Камиль прямо перед этим? Участвовал ли в этой гнусной мизансцене?
– Он знал, – сказал Казю. – Этот подонок Человек в черном знал, что она мертва, когда общался с нами.
– Она… умерла там? – спросил Франк.
– Да. Синюшность кожных покровов на спине совпадает с местами соприкосновения с рельсом, к которому она была привязана. Все произошло в подземелье.
Франк вспомнил кусок рельса в два метра высотой, прислоненный, как лестница, к стене в глубине зала. Запястья и лодыжки Камиль были примотаны к нему серым скотчем, им же был заклеен ее рот.
Шене показывал на разные части тела:
– Следы когтей наличествуют повсюду, но роковых повреждений на этот раз нет. Я полагаю, что он не хотел убивать ее сразу и длил пытку.
Он показал куски ткани, лежавшие на краю раковины:
– Я нашел эти две тряпки у нее во рту, помимо скотча. Вряд ли кто-нибудь мог услышать ее крики в этих карьерах, но они тем не менее были осторожны. Она откусила себе язык…
Франк искал в самой глубине своей души силы слушать, впитывать безжалостные слова, описывавшие муки Камиль. Женщины, на месте которой могла бы быть Люси или жена Шене. Полной жизни, еще несколько дней назад смеявшейся, шутившей, строившей планы. Это пало на Николя, потому что он возглавлял группу, потому что помешал им совершить последние гнусности в предыдущем деле.
– Продолжай.
Шене указал на грудную клетку:
– Грудь вскрыли чисто, у них, очевидно, была грудная пила или подобный хирургический инструмент. Это хорошо видно. – Он раздвинул края плоти. – Полые вены, легочные вены, легочная артерия и аорта были аккуратно перерезаны, как при… настоящем изъятии органов. Это ближе к медицинскому акту, чем к бойне.