Она кинулась к входной двери, попыталась открыть ее, но тщетно. Тогда она быстрым шагом обошла дом. Высокие кипарисы заслоняли его от соседей, и она чувствовала себя одновременно свободной и пленницей, испытывала и возбуждение, и страх. Позади не было двери, только два окна внизу и два на втором этаже. Все заперты и с двойными стеклами. Она прижала ладони к стеклу окна столовой. Ей были видны стол, стулья, классический опрятный интерьер. Она перешла к другому окну, выходившему в кухню. На что она надеялась? Увидеть большое объявление «Я распространил вирус гриппа»?
Она решила вернуться в машину и подождать возвращения Кремье, как вдруг услышала на улице шум мотора. Обороты снизились, Амандина отступила от стены и увидела две круглые фары, осветившие кипарисы за ней. Чей-то силуэт пробежал под дождем, открыл ворота, вернулся во внедорожник «шевроле» и припарковал его на асфальтовом кругу.
Мотор заглох… Тень устремилась к дому… В окнах загорелся свет…
Амандина укрылась в глубине сада между кипарисами, вся дрожа. Одежда ее промокла насквозь, капавшая с деревьев вода стекала по затылку, по спине. Время от времени она видела силуэт врача в квадрате света. Он появлялся и вновь исчезал из ее поля зрения, она не знала, что он делает.
Амандина дождалась, пока совсем стемнеет. Деревья колыхались от ветра, ветви похрустывали. Молодая женщина смотрела на лужу, образующуюся на лужайке. Кратеры дождя взрывались в ней, вода расходилась волнами. Ее взгляд привлекло движение у подножия кипарисов. Что-то черное как будто быстро перемещалось там. Но когда она подняла глаза, ничего не было.
Она решила ощупью подобраться к окну столовой. Был уже шестой час. Эрве Кремье сидел на диване и ел йогурт. Одновременно он смотрел телевизор. Амандина видела экран сбоку, но ей казалось, что это информационный канал.
Ну и что? Если он смотрит новости, значит виновен?
Защищенная тьмой, она всматривалась в лицо врача, наблюдала за его движениями. Лицо у него было круглое, полные щеки, маленькие усики. Он был одет в джинсы и синий свитер, на ногах клетчатые домашние тапочки. Выглядел он безмятежным и совсем не походил на сумрачного красавца, которого она представляла подле Северины Карайоль. Что он делал после исключения из сообщества врачей? Избрал ли другую профессию? Преодолел ли боль, неудачи? Он повернулся, похлопал несколько раз по дивану, и к нему запрыгнул йоркшир-терьер. Он погладил его, с улыбкой поцеловал в морду, потом вытянулся, лег головой на подушку, собака свернулась у него в ногах. Пять минут спустя он уже спал.
Амандина чувствовала себя глупой. И окоченевшей. Этот тип совсем не походил на террориста, которого она себе представляла. Она решила уйти. Тихонько вернулась к машине и уже хотела было включить зажигание, как вдруг у нее мелькнула одна идея. Она достала GPS-передатчик, прикрепленный под пассажирским сиденьем, – тот самый маячок, что позволял постоянно отслеживать местонахождение ее машины, – и задумалась. То, что пришло ей в голову, было не вполне законно, но в конце концов…
Она вернулась на аллею. Подошла к внедорожнику «шевроле» и прикрепила маячок внизу коробки с длинной трубкой, предназначения которой не знала. Она дышала со свистом, сердце билось часто и сильно. Но аппарат был надежно закреплен.
Снова что-то – тень, которая таяла, стоило ей поднять глаза, – промелькнуло совсем рядом. Она поднялась и побежала прочь. За воротами вскочила в свою машину и заперлась в ней, еле переводя дыхание, хотя пробежала всего несколько метров.
Амандина посмотрела на свои руки, грязные, дрожащие, растерянным взглядом. Она не понимала, что с ней происходит, что за тени ее преследуют и почему она это сделала. Во что она ввязалась?
Она взглянула на свой мобильный телефон, открыла приложение маячка GPS. Система работала исправно: она будет видеть точную картографию передвижений Эрве Кремье. Вряд ли это ей что-то даст, но попробовать хотелось. Она поехала в сторону Севра, сознавая, что уже поздно и она не видела Фонга с семи утра.
Когда она вошла в лофт, муж сидел в кухне. Он ел лапшу, и Амандина слышала негромко играющее радио. Весь свет в лофте горел. С молодой женщины стекала вода. Она сняла насквозь мокрую куртку, стряхнула капли с головы и подошла к стеклу, выходившему в кухню.
– Как прошел день, Фонг?
Муж поднял на нее ничего не выражающий взгляд. С досадой оглядел ее промокшую одежду, черную от брызг и грязи, и передвинул стул, повернувшись к ней спиной. Он уткнулся в тарелку с лапшой, не сказав ей ни слова, и прибавил звук радио. Амандина застучала кулаком по стеклу, оставив на нем темный влажный след.
Никакой реакции. Амандине было грустно, она понимала, что проблема в ней. Но что она могла теперь сделать? Где выход? И есть ли он вообще?
Крысы в лабиринте…
Она пошла принять душ, оставив включенным телефон. Судя по карте на экране, Кремье не двинулся с места. Вряд ли он куда-нибудь выйдет сегодня.
Долгий сеанс отмывания. Под конец, сухая и чистая, Амандина прошлась продезинфицированными щипчиками под ногтями. Зайдя в свою спальню за кимоно, она обнаружила, что Фонг повесил белую простыню на стекло, разделявшее их кровати.
Это было невыносимо. Амандина не могла больше терпеть эту междоусобную войну и видеть, как рушится их брак. Она задумалась, сжав голову руками, потом встала. Со вздохом отперла все двери, за которыми томился Фонг, ее муж, человек, которого она любила больше всех на свете. Она включила Интернет и положила мобильный телефон на столик в гостиной Фонга. Она возвращала ему свободу. А потом она сама заперлась в своей спальне и свернулась в комочек под простынями. Она дрожала, как раненое животное.
Она почувствовала спиной тепло много позже, когда уже начала засыпать. Фонг прижался к ней, обхватив обеими руками. Амандина открыла глаза, не двигаясь, ее руки сомкнулись на руках мужа.
– Ты на меня сердишься?
– Разве я могу сердиться за то, что ты меня любишь?
Он вздохнул, она ощутила теплое дыхание на затылке. Ей подумалось, что ни он, ни она не надели маски, что она пришла с улицы, из-под дождя, возможно, простудилась, принесла микроб. Но в этот вечер у нее не было больше сил на все эти «возможно», и она ничего не сказала.
– Я просто устал, Амандина. Я не хочу, чтобы ты гробила свое здоровье ради меня. Не хочу больше быть тебе обузой.
Он повернул ее на бок, она не противилась. Он посмотрел ей прямо в глаза. Без маски. Их губы были очень близко. Как давно этого не случалось?
– Дай мне просто посмотреть на тебя, как мужчина должен смотреть на свою жену.
Он гладил ее, его глаза вглядывались в ее лицо, будто видели впервые.
Амандина боролась с собой, чтобы не оттолкнуть его. Она не могла. Не в этот вечер.
И тогда, впервые за долгое время, они поцеловались.
77
Франк Шарко проснулся, когда шасси аэробуса коснулись посадочной полосы познанского аэропорта Лавица.
Он с трудом вынырнул из сна, припоминая события последних часов: санитарный контроль в аэропорту Шарль де Голль… Информационные бюллетени о гриппе, которые раздавали пассажирам, множество вопросов, бумаги, которые пришлось заполнять перед посадкой в Германии. «Были ли у вас в последние дни контакты с людьми, имеющими симптомы гриппа?» – спросили его в числе прочего. Чтобы не быть отправленным во Францию, Шарко солгал по всем пунктам.
Потом было ожидание во Франкфурте, в зале вылета, впечатление, что он блуждает между двух миров… Потом, час спустя, он сел в другой самолет и вновь провалился в тяжелый сон.
Когда самолет остановился, он достал свой чемоданчик на колесах из багажного отделения над сиденьем. Включил, как все пассажиры, мобильный телефон, не дожидаясь разрешения, поспешил послать сообщение Бертрану Казю, что он прибыл, и получил ответ, еще не выпустив аппарат из рук: коллега обосновался у него дома, мать Люси приготовила ската в масле, все прекрасно. Шарко успокоился. Казю был классным парнем.
Он прошел контроль и поменял в банкомате деньги на злотые. Люциан Крущек ждал его в условленном месте, одетый в штатское, с табличкой «Франк Шарко» в руках. Крепко сбитый парень с короткими светлыми волосами и льдистыми голубыми глазами, затянутый в кожаное пальто, застегнутое до подбородка. На первый взгляд от него исходила холодность агента КГБ. Шарко прикинул, что он примерно его ровесник.
Мужчины уважительно поздоровались и пару минут оценивающе разглядывали друг друга. Они были одного роста.
– Хорошо долетели?
Английский Крущека был весьма приблизительным, поэтому Шарко легко его понял.
– Отлично.
– Уже поздно. Предлагаю проводить вас в отель, потом мы найдем спокойное местечко, чтобы поговорить о наших делах. Как называется отель?
Шарко достал из кармана бумажку, которую ему дали в отделе командировок.
– Отель «Влоски», Дольна Вильда, восемь.
– Недалеко от вокзалов и Старого города… Всего километров десять отсюда. Мы будем там через двадцать минут. Когда вы уезжаете?
– Завтра после обеда.
– Быстро вы.
Воздух на улице был сухой и хлесткий. Шарко поднял воротник куртки. Темень стояла непроглядная, безоблачное небо усеяно робкими звездами. Они отыскали на парковке машину и поехали. Это явно был личный автомобиль Крущека: сзади были прикреплены два детских сиденья и валялись пакетики конфет.
– У вас двое детей?
– Тобиаш, четыре года, и Илона, два года. Они прелесть. А у вас?
– Жюль и Адриен, им шестнадцать месяцев. Они близнецы.
– А, близнецы. У моей матери была сестра-близнец.
Он говорил о ней в прошедшем времени. Шарко взглянул на его профиль. Чуть приплюснутый нос, два маленьких шрама над бровью, квадратный подбородок питбуля. Он смотрел на дорогу, ничего не говоря, сжав губы. Молчун, как и Шарко. Французский сыщик умел узнавать полицейских, которым досталось за их карьеру, было что-то такое в их молчании и скупых жестах. Здесь, в Польше, на долю Крущека, возможно, выпали те же невзгоды, те же страдания, что и ему.