миллиметра протоколами. Речь шла о разведении блох в виварии и животных – носителей страшной бактерии в простых клетках за запертой на замок дверью. Она попыталась успокоиться, сказав себе, что пока все это лишь предположения. Впервые в жизни она надеялась ошибиться.
– Вас укусили, – сказал Николя. – Вы…
Амандина провела рукой по лбу. Глаза ее закатились.
– Мне нехорошо. Дайте мне телефон, я срочно вызову группу микробиологического реагирования.
Николя протянул ей свой, Ламордье между тем тоже достал мобильник:
– Мне надо вызвать команду к телу Кремье.
– Нет. Никто не подойдет к этому телу, пока один из наших экспертов не укажет порядок действий. Какой бы ни был микроб в этой лаборатории, он убивает. Он невидим, он может быть повсюду, в том числе и на трупе. Ни в коем случае нельзя рисковать, надо следовать протоколам… – Амандина перевела дыхание. – Я думаю, после того, что произошло с гриппом в ресторане Дворца правосудия, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.
Она с трудом набрала номер, так дрожали руки.
Yersinia pestis. Чума.
Ожидая ответа Жакоба, она обвела всех пристальным взглядом и заявила:
– С этой минуты никто ни с места.
91
Александр Жакоб почувствовал, что мир рушится, когда позвонила Амандина.
Подпольная лаборатория посреди Парижа? Крысы, блохи, агонизирующие животные в клетках? Амандина, укушенная крысой? И все это связано с тем или теми, кто распространил грипп птиц?
Он немедленно вызвал четырех членов ГМР, брошенных на прорыв в Центр изучения гриппа, в том числе Жоана, связался с Себастьеном Садуином, специалистом по патогенным организмам Yersinia из парижского Института Пастера и помчался на место со своей командой и оборудованием в двух машинах без опознавательных знаков. В это воскресное утро он также счел необходимым предупредить по личному телефону директора ИЭН и изложить ему ту немногую информацию, которой располагал.
Улица Фриго. Команда вышла из машин, стараясь не привлекать внимания, нагруженная оборудованием в объемистых кубических чемоданах, вошла в большой квадратный двор и оказалась у главного входа в здание, в недрах которого скрывалась лаборатория. У стены, подальше от посторонних глаз, они облачились в защитные комбинезоны, маски, перчатки, шапочки, бахилы и только после этого вошли внутрь. С ужасом они увидели лежащий посреди коридора труп.
Жакоб запер входную дверь.
– Пьер и Фредерик, вы займетесь телом. Надо будет проинструктировать полицейских насчет дальнейшего. Если потребуется вскрытие, его сделают в лаборатории высокой степени защиты. Чтобы никакого риска.
Двое ученых поставили свои чемоданы, а Жакоб и еще трое осторожно прошли над трупом. Они закрыли вторую дверь и стали спускаться по винтовой лестнице.
Полицейские и Амандина ждали их, напряженные, притихшие. Молодая женщина сидела, прислонившись к стене, в стороне от группы. Жакоб, держась на расстоянии, уставился на ее руку с хорошо видным следом засохшей крови под перчаткой.
– Когда ты надела перчатку?
– Сразу после того, как меня укусили. Предварительно продезинфицировала. Бактерия не вышла из этой лаборатории, я почти уверена.
Руководитель ГМР быстро переглянулся с Себастьеном Садуином и снова повернулся к молодой женщине:
– Сейчас мы установим обеззараживающий душ, и вы все через него пройдете. Амандина первая. Свою одежду лучше больше не надевай. Потом мы отвезем тебя в Сен-Луи. – Он посмотрел на Жоана. – Я предупредил профессора Швейцера, он в курсе дела и ждет вас там.
После этого он обратился к Ламордье:
– Мы обрызгаем вас инсектицидом от блох, а потом из распылителя обработаем ваши тела антибактериальным веществом. Никто, абсолютно никто, кроме присутствующих здесь, не должен знать о том, что происходит. Не говорите ни вашим семьям, ни коллегам, дайте нам делать нашу работу. О чуме речи нет. Этого микроба не существует, понятно? Вы легко можете представить себе последствия, если об этом узнают население или СМИ.
– Хорошо.
– Я рассчитываю на вас, на ваш профессионализм.
Один из членов ГМР поставил на пол большую сумку с укрепленными ручками и достал конструкцию из полиуретана, которая сама надулась всего за минуту. Образовался параллелепипед, два метра в высоту, метр в ширину. Две эластичные трубки свисали с потолка, а объем можно было регулировать с помощью гибких панелей на молнии. Ученый достал также канистру с прозрачной жидкостью и большой баллон инсектицида.
Амандина пошла первой. Она разделась внутри кабины. Ее трясло. Худшая из бактерий, одна из величайших убийц человечества, возможно, угнездилась в ней.
Кто-то снаружи продел руки в два резиновых «рукава», отходящих от одной из стенок, и облил ее инсектицидом и антибактериальным веществом с головы до ног. То же сделали с ее одеждой, которую потом убрали в пластиковый мешок. Она вышла в новеньком комбинезоне, в двойных перчатках, в дыхательной маске FFP2. К ней подошел Жоан с ключами от машины в руке:
– Поехали.
Амандина бросила печальный взгляд на полицейских и вышла. От группы отделился Николя и шагнул к душу. Он пристально посмотрел на Жакоба:
– Какой бы там ни был микроб, я хочу войти с вами в лабораторию. Я хочу понять, что происходит и чем это нам грозит. Это мое расследование: моя подруга была жестоко убита этими людьми.
Жакоб несколько секунд поколебался, посоветовался со специалистом по чуме, и тот кивнул:
– Хорошо, но только вы. Не надо создавать там толпу. Наденете защитную одежду… И примите мои соболезнования.
Николя коротко кивнул и посмотрел на Ламордье, который согласно дернул подбородком:
– Идите, встретимся на Орфевр. Я пошлю людей к Эрве Кремье с обыском, предупрежу патрона, судью и судмедэксперта. – Он покосился на Жакоба. – Выбора нет, их нужно посвятить…
Руководитель ГМР кивнул, а Николя, следуя инструкциям, прошел в кабину. После дезинфекции он подошел к Жакобу и специалисту по чуме, готовый вернуться в лабораторию. Они больше не разговаривали, были сосредоточенны. Момент был слишком серьезный, а последствия этих открытий, если они подтвердятся, чудовищны. Уже столкнувшись с угрозой гриппозной пандемии, Жакоб даже представить не мог, какой хаос и ужас породит на французской территории присутствие чумы.
Себастьен Садуин поднял тяжелый саквояж и протянул Жакобу цифровой фотоаппарат:
– Вы будете делать снимки. Там может быть любой микроб, не только чума убивает крыс, понятно? И не только она опасна. Ни к чему не прикасайтесь, и все будет хорошо. Никакой паники, сохраняем спокойствие и действуем методично.
В свои пятьдесят два года, за тридцать лет карьеры, специалист изучал чуму только под микроскопом, используя штаммы, хранящиеся в Институте Пастера в жидком азоте. Он бодрился, но и у него взмокли руки под перчатками.
Он осторожно открыл дверь. В лицо повеяло теплом. Он проверил, хорошо ли держится маска, и пошел между рядами клеток, наблюдая за поведением животных, особенно тех, что содержались под табличкой «зараженные». Зверьки дрожали, съежившись, некоторые лежали на боку, открыв пасть, словно ловя каждую молекулу воздуха. Их организм, должно быть, был насыщен миллиардами и миллиардами микробов.
– Снимайте, пожалуйста.
Жакоб закрыл за собой дверь и включил аппарат. Из-за удушающей жары дыхание под масками стало тяжелым. Чуть дальше Садуин заметил термометр и гигрометр, установленные рядом с электрическим радиатором. Николя шел следом, с комом в горле, шумно дыша. Запах инсектицида на комбинезонах смешивался со звериной вонью.
– Двадцать восемь градусов по Цельсию, влажность восемьдесят процентов.
– Что это вам говорит?
– Мы, очевидно, имеем дело с блохами, которым нужны тепло и насыщенный влагой воздух. Возможно, с блохами, живущими в тропиках.
Себастьен Садуин осторожно открыл морозильник, помня, что смертоносные бактерии могут быть повсюду, сотнями: на ручках, на приборах, на столах. Если так, они попадали на перчатки, и он сам распространял их на все, к чему прикасался… Он взглянул на содержимое, ничего не тронув, и направился в следующую комнату. Поправив свои маленькие круглые очки рукой, которой ни к чему не притрагивался, он увидел феноменальное количество блох, которые прыгали или висели, присосавшись к крысиным шкуркам.
Николя почувствовал, что волосы у него встают дыбом. У полицейского не укладывалось в голове происходящее здесь, он не мог наполнить конкретикой слово «чума», которая для него была лишь болезнью Средневековья.
– Здесь тысячи блох, – сказал Садуин. – Страшное дело.
Ученый повернулся к двум своим собеседникам:
– Это выглядит серьезно. Очень серьезно.
Он обежал глазами виварии, увидел упаковки шприцев, пробирки. В мешке для биологических отходов использованные шприцы. Он внимательно рассмотрел систему кормления насекомых, все устройство лаборатории.
– Я никогда не видел ничего подобного. Надо сказать, сделано все для обеспечения постоянного и оптимального воспроизводства, чтобы число блох неуклонно росло.
Жакоб снимал во всех ракурсах.
– Как все это работает? – спросил Николя.
– Устроить такое сложно, потому что чума убивает все на своем пути, как грызунов, так и блох. Стратегия бактерии поистине замечательна. Делясь, она насыщает желудок блохи. Тогда мы говорим о блокированной блохе. Таким образом, блокированная блоха не переваривает пищу и постоянно голодна. Она принимается кусать все, что может, чтобы поесть, заражая здоровых грызунов. Эти здоровые грызуны заболевают и умирают быстрее, чем блохи, за несколько дней. Тела остывают, а поскольку блохи любят только теплую кровь, они перебираются.
– И, стало быть, заражают других особей.
– …пока сами не умрут от голода. Они умирают, но свое дело они сделали: обеспечили выживание и распространение бактерии. Таким образом передается чума. Это настоящий биологический убийца, способный разрушить любую иммунную систему. В том числе и нашу.