Шарко пытался сохранить хладнокровие, но это было непросто. Он думал о детях, о Люси… О своей семье, которую хотел защитить. Глаза его устремились на лицо монстра на белой доске. Потом он перевел горящий ненавистью взгляд на Жакоба:
– Мы можем надеяться, что помешали им, обнаружив эту лабораторию?
– Это еще одна плохая новость. Себастьен Садуин констатировал, что в виварии осталось мало здоровых блох, если сравнить с количеством зараженных. Это ненормально, слишком большой дисбаланс, чтобы обеспечить функционирование лаборатории. Он думает, что Саваж и его присные взяли здоровых блох, заразили их всех, накормив инфицированной кровью, и увезли. У них, должно быть, тысячи насекомых. Эти люди явно действовали спешно, надо думать, они знали, что вы идете по следу.
– Они поняли это в прошлый четверг, когда мы взяли хакера, – отозвался Франк. – И решили приступить к активным действиям раньше, чем планировали. Может быть, они хотели вынести еще больше блох в ту ночь? Хотели опустошить все виварии, но Амандина им помешала?
Николя был на ногах, расхаживал взад-вперед, держась за подбородок. Он обратился к Жакобу:
– Если предположить, что в их распоряжении зараженные блохи, сколько у них времени, чтобы распространить их?
– По словам Садуина и энтомолога, Xenopsylla cheopis становится заразной примерно на четвертый день после первого кормления зараженной кровью. Тогда она, голодная, принимается кусать что попало и распространять болезнь. Она умирает через промежуток времени от двадцати четырех до сорока восьми часов.
Полицейские переглянулись, потом Шарко посмотрел на схему на белой доске и сделал в уме быстрый подсчет. Результат был устрашающий.
– Иначе говоря, если предположить, что блохи были заражены в четверг, лучший момент для оптимизации распространения чумы – это…
– …сегодняшний вечер. Момент, когда они заразны с наибольшей продолжительностью жизни.
Николя больше не мог устоять на месте. Он кинулся к своему столу, схватил куртку, вернулся к окружному комиссару и показал на имя на белой доске.
– Больше девяноста пяти процентов вероятности, что человек, переодетый птицей, и тот, кто вынес блох – это он: Кристоф Мюрье. Нам нельзя терять ни секунды.
– Хорошо, я займусь бумажными делами с судьей и дам вам команду из антикриминальной бригады через час, – ответил Ламордье. – Это все, что у меня пока есть под рукой. Вы установили, где он живет?
– У нас есть его последний известный адрес. Будем надеяться, что он еще там. Мы знаем также, что у Мюрье есть машина, пикап «форд» девяностого года. Номер у нас есть.
Окружной комиссар снял с доски фотографию Мюрье и внимательно всмотрелся в нее.
– О’кей. Разошлем его портрет как можно скорее, информацию немедленно передадим в министерство, – сказал Ламордье. – Через несколько часов все полицейские Франции, вплоть до уличных регулировщиков, будут искать этот номер, если вы не возьмете Мюрье раньше. Мы их прижмем, и его, и Саважа. Где бы они ни были.
Он обратился к капитану:
– Нет ничего хуже загнанного зверя. Будьте настороже и поймайте скорее этого негодяя.
101
Операция готовилась спешно.
Ламордье смог собрать команду из пяти членов антикриминальной бригады. С Николя, Бертраном и Франком всего их было восемь. Жак Леваллуа остался в офисе, чтобы заняться другими линиями расследования.
Не было ни планировки, ни наблюдения, ни изучения местности. Только люди, вооруженные винтовками или «зиг-зауэрами» – кроме Николя, – защищенные пуленепробиваемыми жилетами, в этот полуденный час приближались к гигантской автомобильной свалке. Гора покореженного железа, зажатая между заводами и автострадой, на периферии Масси, в парижском предместье. Место было мрачное, серое, гнетущее. Люди из Института Пастера приехали вслед за полицейскими машинами. Они ждали поодаль, в своих автомобилях, готовые вмешаться в случае необходимости.
Моросило, мелкий дождик леденил лица. Просветы чередовались в небе с темными тучами, под которыми тускнели краски, стирались контрасты и сглаживались рельефы. Плотная группа полицейских миновала высокую решетку, потом большие листы зеленоватого железа, заменявшие стену, и оказалась у ворот, запертых на висячий замок. Полицейские сбили его в считаные секунды, осмотрелись и разделились на две группы.
Франк и Николя последовали за двумя коллегами из антикриминальной бригады, которые бежали к старому трейлеру, расположенному справа, рядом с большим ангаром под рифленой крышей. Залаяла собака. Глухой, густой, злобный лай гулко разносился вокруг. Полицейские пошли осторожнее. Разбитые машины лежали на платформах или над ямами, полными масла. В метре от земли был подвешен на цепях двигатель, ремни свисали вдоль поперечин.
Сапоги хлюпали по черным лужам, поднимая брызги воды и грязи. Внезапно дверь трейлера открылась и, выпустив босерона, захлопнулась вновь. Квадратная морда, мощные клыки, грубая животная сила. Собака бежала в их направлении.
Первый полицейский вскинул винтовку и открыл огонь. Пес с воем отлетел на три метра. Полицейские кинулись к жилищу, криками подбадривая друг друга, а другая группа вдали, встревоженная выстрелом, повернула к ним. Один полицейский встал у железной стены, другой вышиб дверь ударом тарана. Николя, стоявший чуть позади, заметил тень, которая, воспользовавшись тем, что их внимание отвлеклось на собаку, выскочила из трейлера сзади и помчалась в сердце свалки.
– Там!
Двое полицейских среагировали мгновенно и побежали в указанном направлении, вскинув оружие.
– Стой!
Но беглец скрылся между двумя горами покореженного железа. Николя и Шарко развернулись и побежали по проходу слева, а их коллеги двинулись направо. Дорожки из красной глины превратились в адское месиво, столько пролилось дождей в последние дни. Шарко чуть не потерял ботинок. Куски металла, стекла, всевозможные обломки мешали идти. Тень появилась между двумя складками железа и нырнула в другой проход. Николя кинулся следом, злясь, что у него нет оружия, Шарко побежал наперерез. Он увидел двух полицейских на другом конце и махнул им рукой.
Тип, выпустивший собаку, появился в другом проходе, выбравшись из остова машины. Дородный, с густой бородой, в майке и военных башмаках. Запыхавшийся. Он хотел развернуться, но коллеги уже подоспели сзади. Взятый в клещи, человек поднял руки:
– Я ничего не сделал.
Не дожидаясь Николя, коллеги из антикриминальной бригады без церемоний прижали его к земле. Защелкнув на руках наручники, резко подняли за загривок. Подбежал Белланже, следом Шарко.
– Это не он.
Белланже склонился к самому лицу беглеца:
– Где твой племянник?
Толстяк указал подбородком на самый дальний угол огромной свалки, на другом ее конце:
– Он живет там.
102
Николя и Франк побежали, не теряя ни секунды, пробрались между машинами и оказались в узком проходе. Лежащий на боку автобус, разбитый спереди, был разобран до электрических проводов, змеившихся в пазах на потолке. Как в лабиринте, они видели время от времени головы коллег, подавали друг другу знаки, перебрасывались короткими фразами. Шарко тяжело дышал, сжимая в руке оружие, перепрыгивал через лужи, быстро осматривал каждый уголок, каждую прогалину в этом зловещем окружении. Выстрел наверняка встревожил Мюрье.
Сваленные в кучу остовы высились непреодолимой преградой. Настоящая китайская стена из покореженного металла с единственным отверстием, как раз войти человеку, забаррикадированным дверцей от автобуса. Сыщики с трудом расчистили проход, тараном сшибли запертые на замок цепи и вошли внутрь. В центре круга из покореженных машин появился длинный трейлер. Мюрье создал себе кокон из всего этого металла, неприступное замкнутое пространство, где он, должно быть, чувствовал себя хорошо. Спокойно.
Жилище выглядело еще более грязным, чем дядино. Пол касался земли, колеса на три четверти ушли в грязь. Окна были мутные, покрытые красной пылью и жиром снаружи.
Сотни предметов валялись вокруг, гора шин, куски брезента, сваленные детали, старые инструменты. Стоял таз, наполненный черной водой, рядом паяльник, погнутые металлические пластины. Шарко заметил в углу толстые цепи и банки с краской. Очевидно, то, что использовалось для четырех узников из канализации.
Коллеги из антикриминальной бригады нагнали их и пошли вперед. Они вышибли дверь трейлера и вбежали внутрь. Николя и Франк вошли следом. Всем там было не поместиться. В трейлере царил невообразимый хаос, отражение больного и замороченного ума. Содранный линолеум, стопки газет во множестве, старые книги вдоль стен, громоздившиеся до потолка, – все это сводило ширину коридора к каким-то пятидесяти сантиметрам. Кухня была почти недоступна. В ней, вероятно, был пожар, о чем говорили черные следы на стенах, оплавившийся пластик. Пища прилипла к составленным кое-как кастрюлям, прогорклый запах наполнял ноздри. На полу лежала мышь, почти разрубленная пополам одной из многочисленных мышеловок, валявшихся под ногами.
Двое коллег вернулись из другого конца узкого коридора.
– Никого нет.
Мышеловки хлопали под их тяжелыми шагами, как оголодавшие рты. Шарко серьезно посмотрел на Николя. Мюрье был не так глуп, чтобы прятаться в своем логове в ожидании «боевых действий», нет, он затаился где-то еще.
Всем пришлось освободить помещение, чтобы двое коллег из антикриминальной бригады смогли выйти. Потом Франк и Николя вернулись внутрь и пошли один за другим по коридору. Они обошли последние мышеловки и попали в маленькую гостиную. Старенький телевизор, радиоприемник, хромоногий стол, нарезанная мята. На стене, как трофей, висели черные перчатки с двумя длинными изогнутыми лезвиями, безупречно начищенными, почти сверкающими. Шарко разглядел гайки, винты, следы пайки. Должно быть, потребовалась кропотливая работа, чтобы изготовить это смертоносное оружие.
Рядом с перчатками он заметил банку со скальпелем и малень