Стены подвала почернели. Письменный стол обуглился, а несгораемый шкаф Брама – Эдвард смотрит на него с содроганием – покрыт слоем сажи и пепла. Даже свечи в подсвечниках-блюдцах все еще горят, а пифос…
Цел-целехонек.
Как Эдвард и предполагал.
Дора во все глаза смотрит на пифос, но ничего не говорит. Похоже, она тоже смирилась с мыслью, что этот величавый сосуд обладает загадочным свойством «выживать» в любых условиях.
Она отворачивается.
– Вон там, Эдвард, – говорит Дора и манит его к порушенной стене, где на куче обломков каменной кладки валяется черная, обугленная кирка.
– Иезекия пытался пробить стену. Зачем?
Эдвард опасливо скользит взглядом по камням.
– Полагаю, потому что за этой стеной находится нечто, что он хотел заполучить.
Дора кивает.
– Он говорил, что подслушал разговор моих родителей, которые обсуждали сокровище, но не сказали, где оно. Что, если они спрятали сокровище прямо у него под носом?
По спине Эдварда пробегает холодок предвкушения.
– Потайное помещение!
– Потайное помещение, – эхом отзывается она. – Но он не смог туда попасть.
– И почему?
– В самом деле, почему? А ну-ка, помоги мне.
– Как помочь?
Но она уже проводит рукой по стене – по ее уцелевшим участкам, – и вдруг он все понимает.
– Маменька ни за что бы не стала утруждаться такими сложностями. Иезекия пытался пробить стену, потому что ему нечем было открыть потайную комнату надлежащим образом.
Эдвард подходит к стене и встает рядом.
– То есть мы ищем замок?
– Хм, да, замок. Но обычный замок – это слишком очевидно. Нет, тут что-то другое…
Эдвард проводит пальцами по стене, все еще теплой от огня, прочерчивая следы на закопченных камнях. Замирает. И, воодушевившись, принимается ладонью расчищать кладку, стараясь удалить как можно больше сажи, а Дора затаив дыхание наблюдает за его действиями, и ее охватывает восторг.
– Да, – шепчет она, – продолжай! – И он продолжает, хотя всего через несколько минут его воодушевление проходит. Он просто копошится в саже – и все!
Но затем…
– Эдвард!
Взгляд Доры падает на нижнюю часть стены, что вровень с его коленями. Оба нагибаются и вглядываются в обычное на первый взгляд овальное углубление в камне.
– Что это?
Дора боязливо протягивает кончик пальца к стене, вжимает его в углубление и снова убирает.
На подушечке пальца отпечатался черный овал лица.
Лица бородатого мужчины.
– Невероятно, – выдыхает Эдвард.
Дора переводит взгляд на него. Она улыбается. И он ловит себя на мысли, что впервые видит ее искреннюю улыбку.
– Ты знаешь, кто это?
– Тот самый старик, – отвечает он не задумываясь, словно иного ответа и быть не может.
– Эдвард… Ведь это Зевс!
Он глядит на нее с недоумением.
– Я не понимаю.
– Ключ! – Эдвард глядит все так же недоуменно, и тогда она выпрямляется в полный рост. – Смотри сам! – Дора шагает к несгораемому шкафу, вынимает торчащий из замка ключ и передает ему.
– Мои родители поставили здесь этот шкаф много лет назад. Он огнеупорный, самозапирающийся. И они были уверены: что бы они в нем ни спрятали, это будет там надежно храниться. Ключ от шкафа черно-золотой. Иезекия спрашивал меня про черно-золотой ключ. Я подумала про этот! – Тут она поднимает ключ, чтобы Эдвард мог его рассмотреть. Золотой, с филигранным орнаментом на стержне, с головкой в виде вращающегося гагатового диска. – Готова спорить, что именно этим самым ключом Иезекия и пытался открыть замок. Но ключ не подошел! Потому что он взял не тот! Не понял, дуралей, что было два ключа. Вот и пытался проникнуть в потайную комнату сверху, через пол, да увидел, что и на потолке она прочно обложена каменной кладкой…
– И тогда он попробовал пробить стену.
– Именно.
– Ладно, – говорит Эдвард, – и где же этот второй ключ?
Дора, ни слова не говоря, разворачивается и взбегает вверх по лестнице.
– Ты куда? – кричит он ей вслед. – Будь осторожна!
– Я его нашла, – отвечает она сверху, – еще несколько недель тому назад, когда искала папенькины старые артефакты. Черно-золотой ключ, с которым я играла в детстве. Сначала я про него даже не вспомнила, я была сбита с толку, не могла понять, что дядюшка имел в виду…
До его слуха доносятся беспорядочный лязг и стук предметов, разбрасываемых по полу, а потом Дора появляется в дверях, чуть ли не вприпрыжку сбегает по лестнице, и Эдвард, обомлев, взирает на нее.
– Бога ради, Дора, – стонет Эдвард, – будь осторо…
Она протягивает ему руку.
На ее ладони лежит ключ, почти такой же, как ключ от шкафа, зажатый у нее в другой руке. С той лишь разницей… Он делает глубокий вдох.
На поверхности гагатового диска выдавлено лицо бородатого мужчины.
Лик Зевса.
Ключ подходит идеально.
Раздается щелчок, жужжание и протяжный скрип запирающих механизмов. А потом дверь – огромная, фута два толщиной – отъезжает вглубь и в сторону, глухо скрежеща о камень.
Дора поднимает канделябр высоко над головой, трепетно пламенеющие свечи ярко вспыхивают.
Она делает шаг вперед, Эдвард за ней – и у него глаза лезут на лоб.
Все помещение сверху донизу забито древними артефактами.
В несколько рядов от пола до потолка высится античная керамика: вазы и амфоры разных форм и размеров, сотни блюд, расписанных красной, белой и черной красками. Древности минойской и микенской цивилизаций. Мраморные статуи и стеклянные чаши, фарфоровые бюсты и терракотовые фигурки. Древние сокровища, о которых можно только мечтать, все в целости сохранены для Доры – в подвальном тайнике.
– Боже милостивый! – шепчет Дора срывающимся голосом. – Как такое возможно? Неужели все это мое?
Эдвард изумленно качает головой.
– Они думали о тебе до самого конца.
Дора с содроганием вздыхает.
– Ну что, идем? – говорит он, беря ее за руку.
И они вместе заходят внутрь.
Лондон
июнь 1799 года
Уважаемый мистер Лоуренс,
как директор Общества древностей я уполномочен его Президентом выразить Вам благодарность за представленный Вами «Опыт изучения греческого пифоса» вечером в пятницу 14-го дня сего месяца. Другой доклад в дополнение к первому, хотя и оговоренный нами, не ожидался, и даже при том, что в изложении темы Вы отчасти впадаете в спекулятивные допущения, я с радостью сообщаю Вам, что вышеупомянутый документ, как и Ваш сопроводительный, в высшей степени блестящий доклад, озаглавленный «Подделки и практика черного рынка в торговле древностями» нами одобрены, и тем самым Ваш прием в члены Общества успешно состоялся подавляющим большинством голосов 30 к 5, и я спешу поздравить Вас с Вашим вступлением в Общество в качестве нового и уважаемого эксперта, присоединившегося к нашим рядам.
Сопутствующие рисунки, имеющие отношение к теме Вашего первого доклада, произвели на всех нас неизгладимое впечатление. Мы готовы и впредь поощрять Вас к сотрудничеству с Вашей невестой мисс Пандорой Блейк в последующих Ваших трудах и надеемся, что Вы продолжите представлять Обществу свои изыскания в ближайшие годы. Члены Общества неизменно выражают глубокую признательность всем, кто споспешествует продвижению полезной цели развития Науки, с каковой целью мы и создали наше сообщество;
засим остаюсь,
сэр,
с совершенным почтением,
Вашим покорным слугой,
Ричард Гоф,
Сомерсет-плейс,
19 июня 1799 года
От автора
«Пандора» возникла из мимолетной идеи, которая зародилась вне всякой связи с каким-либо историческим событием. Мне захотелось написать художественное произведение о моем любимом периоде истории – георгианской эпохе. И я хотела, чтобы моя героиня была дизайнером ювелирных изделий, и в моем воображении сорока по имени Гермес почти сразу же оформилась в персонаж. А еще мне хотелось использовать миф о ящике Пандоры просто потому, что в тот момент я сочла это удачной задумкой.
Мнение о том, что ящик Пандоры не был, по сути, ящиком в буквальном смысле слова, как утверждал голландский философ Эразм, стало для меня стимулом для размышлений, и я начала рыться в книгах, пытаясь выяснить, чем же он мог быть на самом деле. В результате моих изысканий возник образ кувшина, вазы, пифоса – и в конечном итоге я обратила внимание на древнегреческую керамику. Но как вместить античную керамику в роман, действие которого происходит в георгианском Лондоне?
Мне всегда удавалось работать наиболее успешно, если я использовала историческое событие как якорь сюжета, и я стала искать такой сюжетный якорь, который смог бы надежно удержать и связать воедино мои первоначальные идеи. Представьте мою радость, когда я наткнулась на выдержку из письма безымянного очевидца, которая была опубликована в первом томе британского периодического издания «Нейвал ньюс» в декабре 1798 года. В нем подробно описывалось крушение «Колосса», боевого корабля британского военно-морского флота, на борту которого находилась значительная часть бесценной коллекции древнегреческой керамики, собранной известным дипломатом той поры сэром Уильямом Гамильтоном. Фрагмент этого письма можно найти на моем веб-сайте www.susanstokeschapman.com.
«Ювелирное дело в георгианскую эпоху. 1714–1830» Джинни Редингтон и Оливии Коллингз имело неоценимое значение для моего представления о ювелирных работах Доры. Знакомству с мифом о Пандоре я глубоко обязана книге Стивена Фрая «Миф» и исследованию «Ящик Пандоры: изменяющиеся аспекты мифического символа» Доры и Эрвина Панофски. Для воссоздания Лондона георгианской эпохи я многое почерпнула из «Тайной истории георгианского Лондона» Дэна Крикшенка, «Прогулок по улицам георгианского Лондона» Люси Инглис и «Лондона доктора Джонсона» Лизы Пикар. Чтобы лучше понять, чем занимался Эдвард в переплетной мастерской, я обращалась к публикациям «Гильдии Теофилиуса»