Мы сидели в траншеях и ждали развития событий, вестей из штаба фронта или одни бог еще знает чего. Болезни прошли, люди начали возвращаться из госпиталей. Врагов мы почти не видели, они перестали даже маячить на периферии, предпринимать странные перемещения. Наверное, альбионцы, как и мы сидели в траншеях, ожидая развития событий на фронтах.
Так протянулись несколько месяцев. А потом небо озарилось огнем - и это стало для всех сигналом к началу боевых действий.
В ту ночь меня разбудил фон Ланцберг. Он принялся колотить в дверь блиндажа кулаками и ногами. Я выбрался из постели, попытался укрыть Елену, понимая, что уже не придется поспать этой ночью. Однако она тоже проснулась и резким взмахом оттолкнула мои руки.
Понимая, что укладывать ее спать, будто дитя малое, не стоит и пытаться, я набросил на плечи кожаный плащ на меховой подкладке, и открыл дверь.
- Господин полковник, - выпалил капитан, - вы должны видеть это!
- Что - это? - не понял я.
- Словами не передать! - вскричал Ланцберг. - Надо своими глазами видеть.
Я выбрался из блиндажа, скрипя сапогами по свежему снегу, поднял глаза и уже не смог оторвать их от неба.
Когда-то, еще во время обучения, нас отправили на учения на дальний север. И там я единственный раз в жизни видел знаменитое северное сияние. В этот раз было очень похоже. Вот только я понимал, что за той красотой в небесах стоит жестокая смертоносная битва. Потому что все эти бесчисленные вспышки в небесах, красиво расчерчивающие их разноцветными лучами, на самом деле означали, что на орбите планеты схватились два флота. И даже здесь, на земле, всем было понятно, чьи именно.
- Это уже настоящая война, - протянул Ланцберг. - Не наша обычная тягомотина, а...
- Я отлично понял вас, капитан, - оборвал я разошедшегося командира роты, хотя и самому хотелось кричать, словно мои вопли могли как-то подбодрить сражающихся бойцов нашего космофлота.
- Звездопад, - неожиданно каким-то детским голосом произнесла Елена, вместе со мной вышедшая из блиндажа.
Это и правда слегка напоминало красивое августовское зрелище, которое можно было наблюдать у нас. Только "звезд" с неба падало куда больше, чем в самые "урожайные" дни. И летели они довольно крупными группами по несколько сотен разноцветных точек.
- Нет, фенрих, - ответил ей фон Ланцберг, - скорее, десант. Вот только непонятно - наш или вражеский.
- Капитан, - усмехнулся я, - не стоит запугивать молодого человека вражеским десантом. Десантные корабли, вроде того, на котором приземлялись мы, даже на таком расстоянии выглядят совсем не крошечными точками. А десант на капсулах, так его предпринимают только бостонцы и тенны, других настолько безумных не находится. И выглядит он куда более упорядочено. Волнами падают, как их с корабля выкинут, так и летят.
- Тогда что же это? - спросила раздраженная нашими с Ланцбергом умствованиями Елена. - Или кто?
- Обломки, - прямо ответил я. - Корабли на орбите разносят друг друга на куски, и они сейчас падают нам на головы. Не нам, конечно, а где-то за линией фронта, на альбионской земле.
- Значит, - сделала мрачный, но закономерный вывод Елена, - там и люди падают.
- Нет, - покачал головой фон Ланцберг. - Люди продолжают вращаться на орбите, только достаточно крупные обломки, летящие с большой скоростью, прорываются в атмосферу. Большая часть их, как и метеориты, сгорает в плотных слоях, но оставляет после себя такой вот красивый шлейф. На земле это никому не грозит.
- Интересно, - снова по-детски задумчивым голосом произнесла Елена, - а какова она, битва в космосе?
- Не знаю, - пожал плечами я. - Мы наземные войска. Даже в космопехоту нас не переводят, там своя специфика боевых действий. Все эти абордажи. Лучевое и огнестрельное оружие применяется мало и крайне ограниченно из-за опасности повредить что-нибудь ценное. Вот и воюют, как в Средние века на Потерянной Родине, со шпагами, мечами, топорами. Заковываются в доспехи по самые уши. Мы так воевать не умеем.
- А разве штабс-капитан Подъяблонский не из космопехоты? - спросил у меня Ланцберг. - Я не читал его дела, но доспехи очень сильно напоминают как раз те, что офицеры космопехоты носят.
- Он - офицер тяжелой пехоты, - покачал головой я, - в космофлоте не числился никогда. А доспехи, говорит, фамильные.
- Это вполне возможно, - кивнул фон Ланцберг. - Доспехи у него несколько устаревшие.
- А вы-то, собственно, капитан, - повернулся к нему я, оторвавшись от захватывающего зрелища в небесах, - откуда так хорошо в доспехах разбираетесь?
- Офицер должен знать все типы доспехов Доппельштерна, - как по уставу отбарабанил тот, - и других развитых стран. А также отличать модели доспехов нашей империи друг от друга, хотя бы с разницей в десять-пятнадцать лет.
Да уж, именно поэтому его терпеть не могли другие офицеры. Ланцберг иногда и сам не понимал, что выставляет их идиотами. Вот как меня сейчас, этим дурацким напоминанием обязанностей офицера. Как бы то ни было, а я был командиром его полка, и учить меня было совсем не ему.
- Всем отдыхать, - бросил я. - Ночь на дворе, нечего на небо таращиться. Капитан, передайте по команде: "Подъема не было".
- Есть, - отдал честь фон Ланцберг.
- Молодой человек, - позвал я все еще глядящую на небо Елену, - идемте спать. Чувствую, завтра грядут перемены.
- Какие именно? - спросила она, оборачиваясь ко мне.
- Вы же слышали капитана фон Ланцберга, - пожал плечами я. - Настоящая война.
Первым свидетельством правоты фон Ланцберга было срочное совещание в штабе дивизии. Всех командиров полков вызвали сразу после сигнала подъем. Даже позавтракать не дали. Хотя, наверное, поэтому в штабе нас ждали горячие бутерброды и кофе с чаем в термосах.
- Угощайтесь, - махнул рукой комдив, - а я пока вас ознакомлю с последними новостями. Они не терпят отлагательств, как вы понимаете. Полковник Игнатьев, раздайте новые снимки с орбиты.
- Дело в том, - тут же пустился в объяснения начштаба, - что вчера вечером и почти всю ночь на орбите шло сражение нашего космофлота с альбионским. Наша разведка донесла о том, что альбионцы подтягивают на планету свежие силы, а это может означать только одно - начало войны. И решили подготовить ответный или упреждающий, как посмотреть на ситуацию, удар. Кроме того, на планету будет спущен экспедиционный корпус. В состав его входит два батальона Лейб-гвардии Тевтонского полка, три полка строевой пехоты с Рейнланда, а также два крейсерских танка "Бобер" и три самоходных артиллерийских установки "Единорог".
- Снимки, полковник, - напомнил ему комдив, - снимки.
- Да-да, - закивал Игнатьев, - виноват. Прошу, - он выложил перед нами фотографии. Эти были куда лучшего качества, чем предыдущие. - Схватка на орбите завершилась победой нашего флота. Альбионцы отступили и были вынуждены покинуть Пангею. Орбита полностью под нашим контролем. Именно поэтому снимки намного лучше. Их делали, зависнув прямо над нужным нам городом.
Мы начали внимательно рассматривать розданные нам фотографии. Черно-белые снимки изображали ту же местность вокруг города, но теперь ровные квадраты подразделений, выстроенных около него, смешались, потеряли почти идеальную форму. Многие сместились. К ним добавились другие геометрические фигуры - вражеские подразделения. А это значило, что начался штурм мятежного города.
- Значит, - предположил полковник Браилов из 48-го Вестфальского пехотного, - наше командование решило воспользоваться слабостью противника. Судя по словам начштаба, - кивок в сторону Игнатьева, - готовиться прорыв линии Студенецкого и, скорее всего, на нашем участке.
- Удара крейсерских танков "Бобер" не выдержит никакой укрепрайон противника, - поддержал его я, - а установки "Единорог" могут поддержать наступление целой дивизии, если не корпуса.
- Скорее всего, - не согласился со мной майор Краузе из 33-го Вестфальского, - планируется большое наступление по всей линии фронта, но главный удар, скорее всего, на нашем участке. Альбионцы именно отсюда сняли часть войск для предполагаемого подавления мятежа. А еще вполне возможно, таких ударов будет несколько и не только у нас высадили крейсерские танки и артиллерийские установки "Единорог".
- Попытка захватить всю планету одним ударом? - поинтересовался комдив. - Не слишком ли авантюрный план для нашего военного ведомства?
- Сейчас у кайзера в чести "ястребы", вроде князя Штокхаузена, - пожал плечами Краузе. - Раз они уговорили его развязать войну против Альбиона, значит, могли внушить и идею относительно массированного прорыва линии Студенецкого. Если мы быстро сумеем завладеть Пангеей, доказав при этом факт мятежа в тылу альбионцев, то планету можно считать нашей. Противник просто не смог справиться с управлением даже половиной.
- В дипломатические и политические тонкости нам вникать не стоит, - отмахнулся фон Штрайт. - Не наше дело гадать. Наше дело - воевать. И очень скоро нам это предстоит. Мне уже передали по радио, а значит, в самом скором времени стоит ждать и письменного приказа, что именно наша дивизия пойдет в прорыв линии Студенецкого. У нас три почти полностью укомплектованных полка тяжелой пехоты, только один из них понес серьезные потери в ходе атаки противника. Полки строевой пехоты, за исключением Тридцать третьего Вестфальского, понесли не слишком серьезные потери. Этих сил более чем достаточно для прорыва и развития успеха, которого должны будут добиться крейсерские танки "Бобер".
- Значит, готовим полки к прорыву, - кивнул Краузе, которого совсем не радовала перспектива бросать в бой свой основательно потрепанный полк.
- Ваш будет оставаться в резерве, - сказал ему фон Штрайт, - и охранять самоходные установки.
- Есть охранять самоходные установки, - отдал честь майор Краузе, которого такая перспектива, видимо, только радовала.
- Остальным, господа офицеры, - отпустил нас генерал-лейтенант, - быть готовыми перейти в наступление.