– Да, – завершил Уинтер мысль собеседника, – очередной скучный и бесцветный денек выдался сегодня.
Оба они были типичными городскими жителями и смотрели сейчас перед собой, даже не подозревая о несовершенстве и неполноте собственного видения.
– Мне порой кажется, – продолжил Уинтер, – что Кембридж мог бы создать из меня другого человека. – У него было дело к Уэджу, но он не торопился с этим. – Там дома из такого теплого на вид кирпича, что я бы, наверное, оттаял душой и стал мягким, как переспелый персик.
Уэдж, не помнивший, встречал ли прежде ученого, мечтавшего уподобиться перезрелому персику, прикинул, сколько стоит Уинтер. Фунтов сорок или скорее ближе к ста пятидесяти? И посмотрел на собеседника с новым интересом. Он сам любил повторять расхожую фразу, что с кучки мелких монет зачастую начинают создаваться крупные состояния.
– Персик? – переспросил он после того, как полностью переключился на другие размышления, и уже не мог вспомнить, в какой связи был упомянут данный фрукт.
Уинтер же не отвлекался от взятой темы:
– Вспомните гризайлевую[96] монотонность Оксфорда, – сказал он. – Колледжи из камня цвета золы, пепельные церкви, к которым в наши дни прибавилось несколько современных клерикальных построек, окраской напоминающих обыкновенную грязь. Готические кровли в темно-коричневой гамме. Серовато-голубые ручьи, призрачные туманы и извечный навес из низких лишенных цвета облаков. Когда я гляжу на этот город, мне хочется сжать его рукой и давить, пока не покажется наконец густой красный сок, как из лопнувшего инжира.
Уэдж осторожно прощупал почву.
– Вы когда-нибудь пытались перенести подобные впечатления на бумагу? – спросил он.
– И если мы так говорим об Оксфорде, то какие еще определения останутся у нас для остальных безнадежно серых и призрачно мрачных городов Англии? Насколько же счастлив должен быть, сэр, – при этом Уинтер почему-то указал на Эплби, только что к ним приблизившегося, – насколько же счастлив – трижды благословен будь! – современный Нерон. Нерон, вооруженный новейшими технологиями, запасшийся горючей термитной смесью, чтобы она помогла ему создать восхитительную рапсодию на тему «Блаженство пиромании»! Чтобы заставить охваченные пламенем трущобы рухнуть на землю, чтобы угрюмые фабричные здания развалились, извергнув из недр своих восхитительно яркую вспышку огненно-красного, алого и золотистого оттенков…
– Судя по тому, как высокопарны ваши высказывания, – вставил ироничную реплику Эплби, – вас еще не кормили. Вы успели познакомиться с Кермодом? Он изъясняется примерно так же, когда голоден, хотя стилистически не столь смел и выразителен.
– И под конец, – продолжил Уинтер, явно стремившийся довести свою тираду до конца, – как венец всему – самосожжение. И вот ты уже полыхаешь, переливаясь всеми оттенками драгоценных камней… Должен заметить, мой дорогой Эплби, что вы тонко разбираетесь в мотивах человеческого поведения.
Он посмотрел на часы.
Уэдж перешел к делу быстро и решительно.
– Не желаете ли подписать со мной договор? – спросил он.
– Договор? Вы хотите сделать из меня романиста?
– О, нет! Вовсе не обязательно литератора подобного толка. – Уэджу показалось важным сразу продемонстрировать, что в его предложении не содержится никаких обидных намеков. – Возможно, автора мемуаров. Занимательные рассказы о жизни ученых вне занятий наукой. Ваше фото на обложке на фоне полок с изящно переплетенными книгами. И я бы рекомендовал надиктовать такой текст. Подобный метод позволяет передать подлинную интонацию рассказчика. Я мог бы предоставить вам…
Но Уинтер покачал головой.
– Я не писатель, – сказал он, – и мне хватает ума понимать это. Обуздайте свое рвение распространять знания подобным образом, милейший Уэдж, иначе вскоре вам придется остановить свои печатные станки.
Уэдж вздохнул.
– А ведь вам потребовался бы только хороший диктофон. Право, мне очень жаль.
Уинтер погладил быка дедушки Ричарда.
– Нашему другу, – сказал он, обращаясь к Эплби, – принадлежат безостановочно работающие машины, которые постоянно голодны и требуют все новой пищи. И он вынужден рыскать в поисках пропитания для них. Он готов скормить им даже поэзию, если вы гарантируете ему нечто в духе Вордсворта. И находится в поиске день и ночь. Зажмет вас где-нибудь в темном углу и навязывает писательское ремесло.
На эти вышучивания, казавшиеся даже несколько оскорбительными, Уэдж лишь мило улыбнулся. Издательский бизнес приучил его выслушивать куда более грубые и странные речи в свой адрес, чем высказывания Уинтера.
– Каждый должен на что-то жить, – произнес он. – И, как верно понял с некоторым опозданием Уинтер, колеса машин не могут не вращаться.
– Выберите любой час из суток, – не унимался Уинтер, – и вы наверняка застанете его в погоне за очередной рукописью. Назовите любое время дня, и готов поставить пять шиллингов, что он будет пребывать в неустанных трудах. Пусть он сам рассудит наш спор.
– Без четверти двенадцать прошлым вечером, – тут же отреагировал Эплби, заинтересованный разговором. Сам он не решился бы прямо задать Уэджу вопрос такого рода, зато дилетанту Уинтеру были позволены любые дурачества.
Но Уэдж лишь уклончиво покачал головой.
– Без четверти двенадцать прошлым вечером? Разве мог я запомнить в вихре веселья и всевозможных событий, что делал в строго определенное время?
– Я сам могу примерно рассказать вам об этом. – В голосе Уинтера появились скучающие интонации, словно до него только что дошла и начала раздражать бессмысленность предложенного им же пари. – Вы прятались в одном из стенных шкафов с неизвестной нам персоной. Отличная позиция, чтобы заставить человека написать для вас книжку. Интересно, кто это был?
– Питер Хольм. – Уэдж повернулся к Эплби. – Вы всегда пытаетесь искать обходные маневры? – И он самодовольно улыбнулся при виде смущения Уинтера. – Хольм стал моим суженым, а я – его. Мы вынуждены были практически обнимать друг друга все время. Хольм избрал меня сам. Его страшила перспектива оказаться в темноте наедине с замужней матроной или даже с одной из девиц. Актерам приходится проявлять повышенную осторожность. Бедняги, мне их так жаль… А вам, видимо, пора продолжить обход своего участка, мистер Эплби. – Он стал удаляться от них, но потом повернулся и ввернул последнюю фразу: – Но, между прочим, пять шиллингов должны достаться все-таки Уинтеру.
Только затем он скрылся в глубине дома.
– Боюсь, вы потратили столько усилий на риторику за весьма скромное вознаграждение, – заметил Эплби. – И информации добыли немного. Вы со всеми обитателями и гостями дома проделываете один и тот же номер?
Уинтер был смущен, насколько это вообще свойственно человеку, обычно уверенному в себе.
– Да, а что? По-моему, это один из потенциально полезных методов.
– Спасибо за старания, но должен объяснить, что многие методы потенциально полезны. Мастерство заключается в том, чтобы избрать самый прямой, а стало быть, и самый быстрый из них. Вы заинтригованы тем фактом, что все прятались парами. Но вдумайтесь, с какой целью? Варианты ответов. Первый. Наш злостный шутник – Арчи или некто нам неизвестный, вообще не прятавшийся. Второй. Некая пара шутников получила возможность для трюков. Или даже сразу трое объединились с такой целью – вы считаете варианты? Но, вполне вероятно, к вашему методу нам, возможно, придется вернуться, если провалятся другие. Хотя, по-моему, лучшая линия для расследования сейчас – это линия телеграфных проводов.
– Каким же это образом?
– Но пока мы не сбились с темы, скажите, с кем в паре сошлись вы сами?
– С этим маленьким переводчиком Андре. Он болтал без умолку, а я лишь вставлял иногда уместные реплики. Как любит выражаться Кермод, у вас на меня ничего нет… Между прочим, – Уинтер намеренно неожиданно сменил русло, в котором протекала беседа, – вам известно, что этот Чоун практикует медицинский гипноз?
Эплби изобразил удивление, преувеличенно округлив глаза.
– Вот и уверяйте меня после этого, что вас не одолевают зловещие мысли!
– Звучит абсурдно, согласен. Но в моем представлении Чоун действительно рисуется зловещей фигурой. Быть может, потому, что именно так его воспринимает Белинда. Вы читали «Лунный камень»?
На лице Эплби отразилась необычная смесь непонимания и лукавства.
– «Лунный камень»? Да, я помню, что там индийцы занимались чем-то вроде гипноза. Однако не вижу…
– Или альтернатива гипнозу, – сказал Уинтер. – Наркотические вещества. Суть дела в том, что под влиянием наркотика человек может совершать поступки, обычно абсолютно чуждые его характеру, а потом вообще ничего не помнить. Так вот, Арчи Элиот находился под воздействием наркотического средства, и мне пришло в голову, не был ли им отравлен сам мистер Элиот? И натворил невесть что. Как я установил, он мог прятаться в шкафу для постельного белья с мисс Кейви минуту вначале и минуту в конце. Она бы даже не заметила его отсутствия. По ее собственному признанию, она говорила безостановочно, совершенно не осознавая его присутствия.
– А что с гипнозом?
Уинтер выглядел слегка смущенным.
– О нем я подумал как об альтернативе, позднее вспомнив про Чоуна и его психотерапию. Людей определенного склада психики под влиянием гипноза можно заставить делать самые невероятные вещи.
Эплби посмотрел на своего ученика с неприкрытой насмешкой.
– Кто посмеет сказать, что мы с вами не добились определенного прогресса! – Он осмотрел оглядел пейзаж и повернулся к Уинтеру уже с вполне серьезным лицом. – Да, мы продвинулись вперед в верном направлении, – произнес он без тени иронии.
Уинтер вскинул на него заинтересованный взгляд.
– Вы хотите сказать, что пока я крутился среди этой богемной публики, вам удалось обнаружить отпечаток пальца, изобличающий злодея?
Эплби в ответ рассеянно покачал головой: