Поверь, Диана, в этот момент я готов предпринять поистине героические усилия, дабы осуществить свой план.
Любящий тебя
Ноэл.
Ночь в канун Рождества
Увы, ничего не вышло. Я в бешенстве, но снежная буря усилилась и удерживает меня, как полярного исследователя, которому остался день пути до цели. Причем ближайший городок – Кинкейг – находится как раз на расстоянии одного антарктического марш-броска. До него миль девять, не больше, но погодные условия делают затею безнадежной. Столбики, которыми помечен ведущий туда проселок, хорошо заметные при обычном снегопаде, теперь полностью скрылись из вида. Причем снег продолжает валить при порывах ветра, окутывающих тебя непроницаемой белой пеленой, стоит лишь выйти за порог. С каждым часом сугробы становятся все глубже и, понятное дело, все опаснее для передвижения. Даже наш неутомимый Таммас, чьи странности оказались на поверку обыкновенным слабоумием (отличный итог для перечисления прелестей замка Эркани!), не решается сейчас бороться со стихией. А потому мне приходится смириться с тем, о, Диана, свет очей моих, чья красота затмевает солнце, луну и все звезды, вместе взятые, что тебе придется провести это Рождество одной – в неведении, в тревоге и в злости на меня. Нет ничего хуже, чем оказаться в плену совсем рядом с цивилизацией. Но выбраться отсюда без большого ущерба для здоровья совершенно невозможно. И ведь я не сломал ногу. Я вообще ничего не сломал, если не считать маленькой машины, принадлежащей милой молодой женщине. И не угодил в тюрьму за это. Случилось нечто гораздо более глупое: я умудрился застрять в дыре, находящейся в каких-то девяти милях от ближайшего телефона. И всему виной омерзительная погода!
И мне скучно. После напряженной работы ума в ночные часы наступил предсказуемый спад активности, а мистерия Эркани начала блекнуть, как и следовало ожидать, при свете наступившего нового дня. Хозяин замка совершенно необходим, чтобы питать мое воображение, но сегодня его не видно. Как воспитанный человек, он лишь передал извинения и сообщил, что неважно себя чувствует. Возможно, икра не пошла на пользу его желудку, поскольку мне все еще трудно поверить, что она составляет ежедневную и привычную часть рациона в Эркани. Понимаешь, это действительно был загадочный ужин. Нет, ничего общего с Тайной вечерей. Но вспомни историю о блудном сыне[29], и тогда тушеный кролик в Эркани послужит аналогом откормленного теленка. Но кто же блудный сын? Ты спросишь, разве Сибила не могла являться блудной троюродной сестрой, седьмой водой на киселе? Нет, разумеется. Тогда, вероятно, честь оказали любимому внучатому племяннику жалкого неудачника Горацио? Ответ, естественно, тоже отрицательный.
Мы с Сибилой были полностью предоставлены самим себе. Кристин садилась во главе стола во время двух трапез, куда более скромных, но затем тоже исчезала, смутно ссылаясь на неотложные дела. После завтрака она лишь пригласила нас подняться на своего рода длинную галерею, где полно портретов давно почивших Гатри, но еще больше мертворожденных богословских трактатов, и с почти откровенной издевкой предложила выбрать себе книги по вкусу. После обеда она зазвала нас в бильярдную, сняв пыльное покрывало со стола, за которым, похоже, еще Ной коротал часы долгого плавания, и спросила: «А верно ли, что все американки обожают эту игру?» Причем свою роль она исполнила весело и лукаво. Дьявол или ангел вселился сегодня в Кристин, но она сумела преодолеть свои страхи (при условии, что те изначально не стали плодом моей фантазии). Но красивой оставалась по-прежнему.
И мы с Сибилой играли на бильярде. Киев не оказалось на месте, сетка на одной из луз отсутствовала, да и от покрытия осталось немного – зеленое сукно пошло на корм целым поколениям моли. Но тем не менее, запахнувшись в свои пальто, мы устроили своего рода турнир и даже ухитрились получить от игры удовольствие. Миссис Хардкасл принесла нам две огромные кружки своего ведьмовского чая, а потом стояла битых полчаса, слушая стук шаров с таким видом, словно это увлекательная радиопередача. У нас даже получилось с ней что-то вроде разговора благодаря инициативе, проявленной Сибилой, которая догадалась, что старухе не с кем больше пообщаться и посплетничать.
– У вас в Эркани часто устраивают приемы, миссис Хардкасл?
Та от неожиданности не сразу поняла вопроса:
– О чем изволили спросить, мисс?
– Часто ли к вам приезжают гости?
Постепенно, слог за слогом, миссис Хардкасл усвоила смысл и решительно помотала головой.
– Наш лорд не хочет этого. – И добавила с видом мрачного удовлетворения: – В наших краях немного найдется людей более странных, чем Гатри из Эркани.
Нам едва ли удобно было бы развивать эту тему дальше, хотя миссис Хардкасл, по всей видимости, даже гордилась необычайным характером своего господина, считая его чуть ли не главной достопримечательностью дома. Сибил уже готовилась сменить предмет обсуждения, когда старая женщина, понизив голос до шепота, с видимой охотой сказала:
– Это все крысы!
– Крысы, миссис Хардкасл? При чем здесь крысы?
– В роду Гатри всегда воображали себе невесть что. Он думает, крысы прямо-таки сжирают его заживо. И его самого и все вокруг. Он с виду как будто обезумел, а все потому, что забил себе голову борьбой с крысами. Но ради бога – есть много мест, где крысы не водятся. Острова там разные и все такое. Верно?
Мы не без некоторого замешательства подтвердили ее правоту.
– Вот и надо его отправить на какой-нибудь остров. Я докторам так и сказала, когда они сюда приезжали. Он тогда сможет спокойно спать по ночам и придет в себя, бедный наш хозяин.
Сибила спросила с чувством неловкости, отчего вопрос прозвучал неуклюже:
– Так вы считаете причиной умственного расстройства мистера Гатри обыкновенных крыс?
И снова миссис Хардкасл по-стариковски затрясла головой, утвердительно кивая.
– Но только он не желает тратить ни гроша на отраву для них. Говорит, что управится обычным перочинным ножичком.
Вообще-то в шотландских балладах описано столько жестоких убийств, совершенных маленькими ножами, что я невольно заподозрил здесь шутку с литературным подтекстом, придуманную лордом. Вот только миссис Хардкасл продолжила совершенно серьезно:
– И он так, знаете ли, наловчился метать их точно в цель, что крысы визжат на весь дом от боли.
Меня от этих откровений покоробило. «Ничего себе спорт для представителя сельской знати», – подумал я. Рассказ миссис Хардкасл не вызвал ничего, кроме отвращения. Зато Сибила выглядела по-настоящему заинтригованной.
– Значит, он бродит по дому и насаживает крыс на лезвие ножа?
– Так и есть. А теперь еще обзавелся топориком. Давеча цельный день затачивал и затачивал его во дворе. А потом крикнул мне страшным голосом: «Это чтобы свести счеты с самой большой крысой, миссис Хардкасл!» Уж лучше бы он разделался со всеми разом. Как было бы хорошо здесь жить без крыс-то. А то мне их писк по ночам снится.
Словом, веселая и добрая старушка! Но Сибила не унималась и спросила несколько нерешительно:
– Неужели мистер Хардкасл не может от них избавиться?
Миссис Хардкасл нервно огляделась вокруг. Ее шепот стал более хриплым.
– Мой муженек – тоже человек злой!
Вот в это я охотно верил. Но в то же время откровенное признание разлада в семействе Хардкаслов показалось мне настолько неприятным, что я с силой послал шары кататься по поверхности стола, только бы отвлечься от этой мысли. Их стук, однако, утратил свою магическую власть над подслеповатой старухой, которая прошаркала вперед и положила руку, похожую на когтистую лапу, поверх руки Сибилы.
– А все из-за чего?
– Из-за крыс! – ответили мы хором.
На этот раз миссис Хардкасл сделала утвердительный жест не только головой, но и как будто всем своим тощим телом. Если не ошибаюсь, это движение характерно для ведьм и злых фей в театральных пантомимах.
– Меня стыдоба проняла, как подумала, что вчера не упредила вас. В Эркани прохода нет, столько здесь развелось крыс.
Вариации на ту же тему. Явись, о, муза, и давай споем песнь о крысах! А миссис Хардкасл тянула свое, причем ее голос делался все увереннее и оттого производил совсем уж жуткое впечатление:
– Это все крысы. Они уже много лет одолевают моего мужа. Крысиная порода берет над ним верх! Мне кажется, ночью они проникают прямо ему в голову и там пищат, мерзкие твари. Он уже сам наполовину оборотился в крысу и чуйствует это. Оттого и стал таким злобным. Что с нами со всеми будет, скажите мне, мисс? Ведь по ночам я лежу в постели, а крысы лезут в голову мне и моему муженьку. И он теперь похож на большую серую крысу. А что приключится со мной, когда я совсем перестану отличать людей от крыс?
Согласись, миссис Хардкасл обладает талантом задавать головоломные вопросы, которые с удовольствием использовали бы в своих пьесах скандинавские драматурги девятнадцатого века. В то же время в ней есть зачатки наделенного воображением психолога. Скажу больше – гениального психолога. И потому ее слова, пусть тема оставалась слишком узкой и однобокой, с такой мощью вновь пробудили во мне воспоминания о тягостной атмосфере, окружавшей нас прошлым вечером. И я всерьез собрался выяснить ее взгляды о возможном воздействии крыс Эркани на слабоумие Таммаса, когда Сибила резко и неожиданно спросила:
– Скажите, миссис Хардкасл, а доктор все-таки приезжал?
Занятно, что вопрос о враче все еще занимал Сибилу, как, впрочем, и меня самого, но еще более странной оказалась недоуменная реакция служанки.
– Какой доктор, мисс?