Оглядевшись, я обнаружил себя на крыше. Все верно. План в этом и состоял. Я шел в центр, к высоткам, чтобы найти здание с простой противопожарной лестницей. На крыше такого здания я и собирался ночевать.
Где может остановиться беглец? В мотеле под выдуманным именем? Ленивый администратор, не отрывающийся целыми днями от телевизора, моментально опознал бы меня. Порой мне казалось, что люди идут на подобную работу лишь для того чтобы дождаться клиента, числящегося в розыске, за которого полагается пара баксов награды. Что типа покупки лотерейного билета, за который ты расплачиваешься бесцельно прожитой жизнью. Приют для бездомных? Его работники узнают о таких как я первыми. Залезть в коробку в подворотне или уснуть под мостом? Велика вероятность наткнуться на Кэтти или его друзей с подобной жизненной философией. Не убьют так ограбят, или сдадут полиции за вознаграждение. К тому же велика вероятность полицейского рейда – в связи с последними событиями и декриминализацией наркотиков, такие рейды проходили все чаще, во всяком случае это был один основных сюжетов на телевидении. До сегодня. Теперь-то хедлайнер, наверняка, я.
В общем крыши домов казались мне оптимальным выбором. В суете современного мира люди разучились поднимать голову. И это лишь одна из вещей, роднящих людей со свиньями.
Я понимаю, что полиция будет рыскать по городу. Я понимаю, что они будут изучать места моего потенциального ночлега, заглядывать в подворотни, подвалы, притоны. Везде, куда может прийти вычеркнутый из нормальной жизни человек. Но, вот полезть на крышу вряд ли кто-то додумывается. Во всяком случае, в фильмах я такого изящного решения не наблюдал.
Теперь присыплем мою гениальную идею щепоткой удачи – чтобы не нашлось никакого романтика, потащившего вечером барышню поглазеть на звезды, чтобы ни одна раззява-домохозяйка не забыла на плите разогревающийся ужин, вынудив жильцов дома воспользоваться пожарными выходами, а пожарных лезть на крышу, чтобы ни один любитель голубей, этих летающих крыс, не пришел с буханкой хлеба кормить своих питомцев. Если все моменты сойдутся – я получу беззаботную ночь.
Я вновь взглянул на израненные руки и поднялся на ноги. Крышу я выбрал идеальную: без голубятни и помета, свидетельствовавшего бы о живущем здесь любителе этих тварей, с одним выходом, без следов любви жильцов проводить на ней время, с крепкой лестницей, ведущий на площадки пожарных выходов, с широким козырьком над выходом из подъезда, под которым можно было укрыться от шального вертолета, совершенно не приспособленную для романтики.
На стене надстройки с дверью в подъезд я увидел кровавые следы. Глянув на свои руки и, переведя взгляд на алые, еще свежие, подтеки, я пришел к выводу что это моя кровь. Я что бил стену руками? Какого черта?! Осмотревшись, я увидел, что мои вещи разбросаны по всей битумной площадке крыши. Собачий поводок лежал на месте, где я обнаружил себя. На бирке с надписью Бигби чернели капли крови. Надеюсь, моей.
Меня передернуло. Я вспомнил парня с Сахаптином. Поводок. Я душил его.
Неужели я убил еще одного человека? Так, стоп. Я не уверен, что убил и первого мужчину. Нужно собраться и все вспомнить.
Я выхожу из переулка. Парень стоит лицом к стене и поет. Тихо, шепотом напевает бессмертный хит Джона Денвера. Я выхожу из переулка. Не помню, что было между этими двумя событиями. Я внимательно посмотрел на поводок – он весь был измазан кровью. Но моей. Наверное.
Я быстрым шагом приближаюсь к другой подворотне, в ней, за домом, пожарная лестница. Я лезу по лестнице вверх к первому пролету ступеней, ведущих на крышу. Мои руки целые. Я поднялся, оперся на стену надстройки и выпил воды из грязной бутылки.
Бережно, словно драгоценность, развернул тубус Сахаптина и ввел себе в руку. Пересчитал деньги, отнятые у парня – восемьдесят девять долларов. Мало. Я достал сигарету из мятой пачки. Сигарет тоже мало. Я подкуриваю сигарету, она надломлена у фильтра, я зажимаю разрыв пальцами, хотя еще вчера я бы не раздумывая выбросил ее. Делаю глубокую затяжку, чувствую, как успокаивается сердце. Делаю еще затяжку. Темнота.
Что происходит? Следующее воспоминание – я лежу на крыше и смотрю на бледные звезды, потом на свои израненные руки. Я очнулся от своего крика. А если кто-то слышал крик. А если я кричал, пока наносил себе ранения. Зачем я это сделал? Повышенная глюкоза, стресс, нервы. Я убил парня или мне это привиделось в бреду?
Так много ответов и ни одного ответа. К своему стыду, удивлению, облегчению, я обнаружил, что меня не слишком заботит вопрос стал ли моей жертвой кто-то еще. Все-таки, организм, переходя в режим выживания отметает все отвлекающие, не имеющие значения для самосохранения нюансы.
Дарвин был прав – человек не больше, чем животное. Вот взять меня. Глубина моего падения не поддавалась осмыслению. Что больше всего поражало, так это скорость, с которой я прошел этот, как мне раньше казалось, длинный путь деградации и нисхождения к звериным корням. И вот я теперь здесь, на крыше здания, собирающий разбросанные пожитки в потертый рюкзак, не придающий значения тому, убил ли я кого-то и скольких, почти сжившийся со смрадом, въевшимся в мою кожу и проникающим в кровь через раны на руках, который я сам себе и нанес. Определение животного для меня в этот момент было бы оскорблением для фауны.
Следую первобытным инстинктам, мой желудок подсказывал, что мне нужно поесть. Я надел худи, повесил сумку через плечо и печально оглядел крышу. Отличное место, ни окон вокруг, один выход, высокие бортики, но оставаться здесь нельзя. Если я вскрикнув пришел в себя, то кто даст гарантию, что я не орал, разбивая себе руки. А звуки могли привлечь совсем ненужное мне внимание. Я подошел к краю крыши и глянул вниз – учитывая то, что я себя не контролировал, можно поблагодарить судьбу, что мне не пришла в голову мысль прыгнуть вниз. Под ногами открывалась так любившаяся мне раньше картина – вечерний город с фарами машин, мерно бредущими прохожими, плотной стеной звуков города… Как мне этого не хватает. Я словно смотрел через защитное стекло в зоопарке. Находясь с той стороны стекла, где прячут диких животных.
Мое внимание, вернее внимание урчащего желудка, привлекла скромная неоновая вывеска круглосуточного магазинчика, с торца одного из соседних зданий. Вероятней всего там за прилавком сидел какой-то эмигрант из Бангладеш или Ливии, сутки напролет пялясь в телевизор и сжимая в руке бейсбольную биту. А это означает, что вероятность быть опознанным возрастала до абсолютных значений. Но, есть из мусорного бака я пока что не был готов.
Стеклянная дверца щелкнула трелью колокольчиков и на меня уставились напуганные глаза продавца. Я кивнул, стараясь не поднимать голову с надвинутым, чуть ли не на нос, козырьком. Я пытался всем своим видом выражать дружелюбие, резко контрастирующее с моим помятым и неприятным видом, на каком-то анималистическом уровне, посылая ему флюиды спокойствия.
Войдя в крохотный магазинчик, я кожей спины ощущал, что щелкнул тумблер часового механизма бомбы. Отсчитывая, зачем-то про себя секунды, я направился к полкам с едой. Ну, как с едой – к стройным рядам крекеров, шоколадок, твинкис и дегидратированной лапши. Хватая первое что, попадется под руку, я бережно сгребал еду к груди, бережно прижимая, словно ребенок подаренного щенка.
На счете пятьдесят восемь я подошел к прилавку и аккуратно выложил на него собранное добро. Попросил сложить все в пакет, не поднимая глаз. Напряжение и испуг продавца чувствовался без слов. Наверняка, увидев мои руки он напрягся еще больше. Я отошел к холодильнику взять воду. Чистую и прохладную, в чистой бутылке. Подойдя к стойке, я обнаружил, что мелкий индус быстро закидывает упаковки и банки в пластиковый пакет, торопливо проводя ими через сканер. Ему так же не доставляло удовольствия мое общество, и он стремился поскорей избавиться от столь странного клиента.
– Сорок восемь долларов пятнадцать центов. – изрек он с чудовищным акцентов, закончив.
Я добавил три упаковки влажных салфеток, спохватившись и вспомнив, что еще не справлял большую нужду с момента радикальных перемен в жизненных условиях, а подтираться газетами не слишком хотелось. И три пачки сигарет, как я мог забыть.
Положив на стойку деньги, я ровным голосом сказал:
– Спасибо, сдачи не нужно.
Не нужно сдачи. Конечно, она мне нужна, но я наделся что небольшие чаевые сгладят общее впечатление и погасят потенциальное желание звонить в полицию с рассказом о странном парне со сбитыми костяшками рук и в зеленой кофте Нотр-Дама. Хотя, судя по его лицу, индус готов был дать чаевые мне, просто радуясь тому факту, что я его не ограбил.
Теперь путь мой лежал на другую крышу, благо я подобрал несколько вариантов, изучая кварталы перед тем, как отобрать Сахаптин у того парня. (Господи, неужели я правда его убил?!).
Снова зазвенели колокольчик – я покинул магазин.
Двести шестьдесят девять.
13
Джефф поднялся на третий этаж, где располагался отдел по борьбе с оборотом наркотиков. Вернее, то что от него осталось.
Скоро должна была начать действовать национальная программа «Закат». Ее смысл был прост – государство организовывает центры помощи наркоманам, где на базе медицинских учреждений, где строит отдельные здания. В подобных заведениях наркоманам будут вводить наркотики. Да, именно так. Закупленные за счет налогоплательщиков наркотики, используя шприцы, закупленные за счет налогоплательщиков. А еще кормить, давать ночлег, стерилизовать, по желанию (к огромному сожалению Джеффа), и бог весть что еще. Все за те же деньги.
Правительство посчитало, что основная опасность исходит не от зависимости наркоманов, а от их антисоциальных действий, спровоцированных необходимостью добычи денег на удовлетворение этой своей зависимости. Проще говоря, выдавая дозу, государство пыталось нивелировать убийства, грабежи и иные насильственные преступления, связанные с отъемом материальных ценностей у добропорядочных американцев…