Так, вот, чувство скорости свободного падения c десяти тысяч футов не идет ни в какое сравнение с чувством скорости, от которого спирало дыхание на пути к загадочному мертвецу. Я часто вспоминаю тот момент. Большего единения со своими друзьями я не испытывал никогда. Когда, мы мчались во весь опор, ведомые одной целью, действуя как единый организм, скованные одной целью, готовые отнести другого на своих руках, случись ему упасть. Все ради познания главного вопроса, бередившего нас в ту пору – вопроса смерти.
Пубертатный период с приливом гормонов еще не взял верх над нашими организмами и мозгами. Мы сравнительно недавно осознали концепцию бренности жизни и подсознательно учились жить с этой мыслью. Это вызывало в нас болезненный интерес к вещам, связанных со смертью и потусторонней атрибутикой. Поэтому мы караулили призраков в заброшенном амбаре, поэтому гуляли по местному кладбищу, подначивая друг друга, поэтому летели поглазеть на всамделишного мертвого человека. Если Бастиан не соврал.
А он, судя по всему, не соврал. Уж не знаю, почему, но в пылу безумной гонки, он начал говорить почти нормально. Из его сбивчивого, но внятного рассказа мы поняли, что старший брат Бастиана, Йоган (оторва и начинающий алкоголик) спер у папаши то ли самогон, то ли брагу, созвал под это событие своих друзей и они решили уедениться в лесу, чтобы отведать этого пойла. И вот по пути к облюбованной опушке они и обнаружили висельника. Это не стало бы преградой между подростками и выпивкой, если бы не Глори Либертон, вообще, непонятно как затесавшаяся в эту компанию хулиганов и разгильдяев. Именно она завернула всю компанию назад, настаивая, что нужно срочно сообщить о находке шерифу. Глори нравилась всем, поэтому особо сопротивляться парни не стали. Именно по пути обратно, их и встретил Бастиан, которому братец, который решил продегустировать напиток по дороге и по сему случаю пребывающий в благостном расположении духа, и рассказал о находке.
Далее последовала короткая цепочка событий, которая и привела нас к массивному, засохшему дереву, на конце тяжелой ветки которого была привязана веревка, оканчивающаяся старательно сделанной петлей, внутри которой покоилась шей самоубийцы.
Он возник из ниоткуда, словно деревья скрывали его, но в один миг расступились. Вдох застрял у меня в горле, все резко смолкли и, показалось, что на долю секунды даже солнце потускнело. Мужчина висел спиной к нам, одетый в грязную зеленую рубаху и дранный джинсовый комбинезон, в нижней части которого расплылось характерное бурое пятно, мерно раскачивался на веревке, хотя ветра не было. Под его ногами лежало на боку ржавое голубое ведро, которое, видимо, послужило ему плахой.
Наш интерес к смерти как-то резко сошел на нет. Зрелище было настолько зловеще-жуткое, что волосы встали дыбом. Брайан громко пукнул. Никто не рассмеялся, никто и слова не сказал, хотя при других обстоятельствах это стало бы причиной тонны шуточек. Бастиан начал икать, тихо, но раздражительно, я со злобой отметил, что икает он тоже заикаясь. Висела тишина. Мне показалось, что я слышу сухой треск – то ли сука, то ли шеи мертвеца. Враз стало неуютно и захотелось к маме.
Повинуясь какому-то алогичному, противоестественному порыву, я, словно во сне, подобрал ветку, лежавшую под ногами, и двинулся к висящему человеку. Помню, проделывая этот бесконечный путь длинной ярдов в десять, я молил всех известных богов, чтобы кто-то из моих друзей окликнул меня, одернул. Но, они молчали.
Подойдя, я уловил легкий запах. Фекалий и разложения. А может это был запах моей разыгравшейся фантазии. Я смотрел на джинсы, казалось, я видел каждую ворсинку выцветшей ткани. Опустив глаза, я заметил, что один ботинок валялся на земле, чуть поодаль. Собрав в кулак все свое мужество, я поднял руку с веткой и неуверенно потыкал в спину мертвеца.
С невероятным, непередаваемым и неописуемым звуком, труп развернулся вокруг своей оси. Я поднял взор.
У мертвеца было мое лицо.
Я открыл глаза. Мой рот был открыт, невероятно хотелось пить. Пить и кричать. Грудь сдавило, я вспотел. На груди словно кто-то сидел. Кто-то комплекцией со среднестатистического сумоиста. Небо потемнело, я видел звезды. Мне стало страшно. По-настоящему страшно. Я ощутил панику. Каждой клеткой тела, каждым волоском. Я мог дотронуться до нее, она была рядом, она была везде.
Позже мне самому будет трудно признаться в этом, но в тот момент я был, буквально, на расстоянии волоска от того, чтобы разогнаться, оттолкнуться ногой от парапета и, испытав еще одно свободное падение, закончить весь этот ужас бесформенной кучей мяса и костей внизу, на праздной мостовой.
Вдох, выдох. Да что ж со мной не так?! И какой раз я задаю себе этот вопрос за последние два дня? Мало мне явных проблем, так еще и мое сознание подкидывает мне новые поводы сойти с ума, в форме сновидений, замешанных на кошмарах детства.
Вдох, выдох. Я достал Сахаптин и ввел в руку. Захотелось курить, но пересохшие губы и раскалывающаяся голова отвернули меня от этой идеи. Я залпом осушил бутылку воды. Наверное, поднялся уровень глюкозы.
Посидев еще минут десять-двадцать, я решительно встал. Пора.
Я сидел за мусорным баком бара уже, наверное, второй час. Большая удача, что в наши времена почти любой дешевый бар оборудован темным переулком, провонявшим мочой и рвотой, с несколькими старомодными железными баками. Наверное, это специально сделано для того, чтобы облегчить жизнь грабителям, обирающих перебравших и проституткам, которые вполне могли справится со своими обязанностями в таком антураже.
Я сидел на корточках, отчего ноги затекли. Боясь, пошевелится, я ждал своего шанса. Переулок заканчивался поворотом, ведущим к черному ходу бара, над которым горела единственная тусклая лампочка, все что было между лампочкой за углом и бликами дорожного освещения оставалось филиалом черной дыры. То, что мне нужно.
Размышляя, как я в последнее время сроднился с мрачными, смердящими переулками и можно и меня назвать их постоянным посетителем после второго визита за два вечера, я старался не двигаться и не шуметь – слиться с декорацией, стать частью этого мрачного мира городской изнанки. Я в напряжении ждал, когда в клиентов бара вольется столько пива, что туалет (а он тут, наверняка один) станет постоянно занятым. В такой момент, рано или поздно, у кого-то не выдержат нервы и мочевой пузырь, и он решит справить малую нужду в переулке.
Минут сорок назад к мусорным бакам привалилась какая-то барышня, что меня слегка удивило и обескуражило, но она не подходила для реализации моего плана. Наконец, мои мытарства вознаградились.
В переулок ввалился темный, пошатывающийся силуэт, явно мужчины. Он оперся об стену, инфернальную тишину разрезал звук расстегивающейся ширинки и последовал вздох облегчения. Кажется, это мой клиент.
Дождавшись, когда он закончит, я аккуратно вышел из тени и встал в полный рост. Он меня не заметил. Видя, что еще мгновение и тот, кого я так ждал, скроется в недрах бара, я свистнул. Он встал как вкопанный и резко обернулся. Ну, как резко? Он был весьма пьян и движения его были явно заторможены.
– Кто здесь? – хрипло и, почему-то, шепотом разнеслось в склизком каменном мешке.
– Все нормально. Я хочу предложить сделку, – как можно миролюбивей и спокойно произнес я.
– Ах ты, грязный гомик, – он двинулся на меня.
– Я не гей. Я не собираюсь предлагать тебе ничего непристойного. – кулак, уже занесенный, остановился.
– Непристойного? – мужчина хмыкнул и поправил пряжку ремня. Вблизи он выглядел почти огромным. – Это кто кому еще непристойное предложить может. – он был крайне пьян.
– Слушай. Мне нужно, чтобы ты меня ударил. Да, знаю, ты бы и так меня ударил. Но, мне нужно чтобы ты нанес мне несколько ударов по лицу. Чтобы на лице у меня остались синяки и кровоподтеки. – я старался разжевывать каждое слово, не слишком надеясь на адекватность его восприятия. – Так чтобы родная мать меня не узнала. Понимаешь?
– Загулял? – понимающе поинтересовался он. – Жена домой не пускает?
Черт, это же гениальное объяснение, как я сам к этому не пришел?
– Типа того. – кивнул я, – так что? Поможешь… братану.
Мой собеседник издал какой-то нечленораздельный звук и спросил:
– А мне что с того? Я в благотворители не записывался.
– Пятьдесят баксов. – ответ был готов заранее.
Тот покачал головой.
– Неа.
– Сто.
– Двести. А не то, ты и так получишь, но бить буду специально по ребрам.
Я вздохнул и порывшись в карманах протянул ему деньги:
– Окей. Дай секунду, собраться с мыслями.
Секунды он не дал. Удар слева застиг меня врасплох. Я пошатнулся, но не упал, тут же получив удар справа. Меня качнуло вперед, я упал на колени и тут же перед глазами мелькнуло колено, сломавшее мне, по ощущениям, нос. Чуть ли не сразу, правая скула вспыхнула огнем. Толчок в грудь повалил меня на спину.
– Все-все. Достаточно. – всхлипнул я, сплевывая кровь.
Вместо того чтобы остановиться, мужчина сел мне на грудь, продолжая размашистыми ударами наносить побои по моей голове. Я все пытался сказать «все» и «стоп», убеждая себя, что он просто меня не слышит, но когда он встал и начал бить меня ногами по корпусу, я понял, что мой план был небезупречным.
Уже теряя сознания, сквозь узкую щелочку правого глаза, я увидел, как мужчина берет с земли камень.
Кажется, все закончено.
16
Утро Джеффа начиналось как обычно. Побрившись и приняв душ, он долго выбирал одежду в своем однообразном гардеробе, после чего, надев светлые брюки и легкий пиджак оливкового цвета на кремовую рубашку с короткими рукавами, спустился в кухню. Бен жадно запихивал в рот кусочек французского тоста, смазанного джемом – его любимый завтрак. Аманда, уже одетая и накрашенная, порхала по кухне.
Чмокнув Джеффа в щеку, она бодро спросила:
– Будешь завтракать, дорогой.
– Не хочется, – покачал головой Джеффри. Отчего-то утро выдавалось тяжелым – в висках ломило, а тело окутывало мерзкое ощущение недосыпа, хотя сон его был безмятежен и долог. – Выпью кофе по дороге.