– Все начнется, когда городом овладеет паника.
30
– Эмили! Эм! – шеф приоткрыл входную дверь, держа на изготовке табельное оружие. – Стабле!
– Вы один? – донесся из глубины дома женский голос.
– Да! – голос Эмили, шеф успокоился и переступил порог. – Ты где?
– Прямо по коридору.
Он прошел по темному тоннелю, обклеенному старыми обоями и с висящими на стенах старыми фотографиями в рамках. Выйдя в кухню, он увидел свою подчиненную. Та сидела, откинувшись на стуле, закинув ноги на соседний стул. На столе стояла бутылка виски и лежал пистолет. Эмили курила, на мокром лбу слиплась прядь волос, одежда была перепачкана кровью.
– Что с тобой? – шеф подошёл к ней, спрятав пистолет в кобуру. – Ты ранена?
– Не знаю. – взгляд ее был пустой и безразличный.
– Что случилось?
– Не знаю.
– Стабле это ни хрена не ответ. Ты выдернула меня в это захолустье, твой голос по телефону звучал, словно ты говоришь из могилы, а сейчас ты мне заявляешь, что не знаешь зачем меня вызвала. – он взял со стола бутылку и посмотрел на этикетку, – Надоело пить в одиночестве?
– Я не одна. – безразлично произнесла Эмили.
– Эм, – шеф сделал шаг назад, доставая пистолет, – Кто еще здесь? – он огляделся, – Эмили, а где твоя мать?
– Она умерла.
– Какого черта, Стабле? – шеф направил пистолет на собеседницу, – Ты что убила свою мать?
Возникла пауза. Эмили все так же безразлично смотрела куда-то в сторону, в сторону подвала. Вдруг она встрепенулась и посмотрела на гостя. Потом перевела взгляд на пистолет в его руках.
– Вы с ума сошли?! Хватит тыкать в меня стволом. – Эмили встала, – Она умерла полгода назад. От болезни. Он там. – она указала на дверь подвала.
– Кто, он? – шеф предпочел опустить оружие, но не прятать.
– Убийца Джеффа.
– Что?
– Человек который, кажется, убил Джеффри. Но я уже не уверена.
– Что значит кажется? – он подошел к двери и прислушался, – Как долго ты пьешь?
– Это к делу не относится.
– Еще как относится. Ты два слова внятных произнести не можешь. И признаешься в похищении человека.
– Я не похищала его. Это был арест.
– Ты отстранена, какие аресты? – шеф снова прильнул к двери.
– Значит, гражданский арест.
– Стабле, ты уверена, что там кто-то есть?
– Сто процентов. Он в отключке. Я вкатила ему все обезболивающее, что было в аптечке.
Шеф аккуратно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Подался вперед и мигом отпрянул:
– Что ты с ним сделала?
– Он сам с собой это сделал.
Шеф посмотрел вверх и закрыл глаза. Тяжело выдохнул. Подошел к столу и взял бутылку. Уже поднеся горлышко ко рту, он, вдруг, поморщился, словно вспомнил что-то неприятное, и поставил бутылку на стол.
– Дай закурить.
Эмили медленно протянула ему пачку с зажигалкой. Он неумело прикурил и затянулся, присаживаясь на стул.
– Садись, – кивнул он, – Садись и спокойно объясни мне какого черта здесь происходит.
Эмили говорила. Сбивчиво и прерывисто. В начале своего монолога она еще пыталась делать какие-то отступления, пытаясь объяснить свою мотивацию, но потом поняла, насколько неубедительно и диссонансно, в совокупности со всей ситуацией, звучат ее пояснения, поэтому просто излагала факты. Откуда она узнала адрес Лии Харпер, Эм решила не уточнять – шеф же не стал допытываться. Периодически она прикладывалась к бутылке, ее собеседник поначалу укоризно смотрел на нее, но чем ближе становилась развязка истории и, чем чаще стали глотки, тем меньше осуждения было в его глазах.
– …я ему поверила. Я не могу объяснить почему. Но, та искренность, то отчаяние, с которым он говорил. Черт, я слышала, даже чувствовала сожаление в его словах. В его глазах. Он… Он словно гребанный пекинес, мелкий, безобидный пекинес, угодивший в медвежий капкан. Жалкий, загнанный и непонимающий. Вы можете списать все на эмоции, на стресс, на то, что я – женщина, в конце концов. Но, поверьте, когда Вы с ним поговорите, Вы поймете, о чем я.
Он просил инсулин, вернее, этот… Сахаптин. И, тут меня осенило. Тот утопленник из нашего последнего дела, рассказ этого бедняги. Потом я вспомнила, что в последнее время у нас было немало подобных дел. Тут, в моей голове что-то щелкнуло. Я вколола препарат, села рядом и стала наблюдать.
Эмили снова взяла бутылку. Глоток, на этот раз, был затяжным. Она закурила и продолжила:
– Минут через пять это и началось… Он словно… Я не знаю… В него, словно кто-то вселился. Как в тех фильмах про изгнание бесов. Он метался, рычал, рвался ко мне. А глаза… Знаете, в кино обычно показывают, как у одержимых закатываются глаза, и видны одни белки. Так вот, будто так и сейчас, выглядело бы оно менее жутко. Его глаза внешне остались такими же, как и были, но взгляд… Словно из преисподней. Животная ярость, ненависть и ярость. Мать его, я никогда так не пугалась.
Он все рвался ко мне. Кричал, рвался, пытался схватить, но рука, прикованная наручниками к трубе – не давала. И знаете, что он тогда сделал? Он начал рвать ее. Черт, он сломал себе руку! Но, это не помогло. Тогда он принялся грызть ее. Грызть, шеф! В нем не осталось ничего от человека в этот момент.
Я бросилась на него. Я била, пыталась давить на болевые точки, оглушать – все без толку. Потом у меня вышло взять его на удушающий. Только, когда я перекрыла доступ кислорода, он обмяк. Тогда я нашла аптечку и вколола все что нашла: обезболивающее, противоаллергенное, седатик. Сейчас я думаю, не перебор ли это, но тогда, я готова была нашпиговать его всем что есть, лишь бы он не пришел в себя.
Эмили закончила рассказ. Ее руки и нижняя губа тряслись, как от удара током, нога под столом – дергалась. Она снова закурила.
Шеф потер виски.
– Допустим это все правда. В смысле, допустим, что ты… трезво оценила всю ситуацию. Ты хочешь сказать, что после введения Сахаптина он превратился в Халка, в зверя.
Эмили посмотрела на тлеющую сигарету и дернулась:
– Закурить! Он попросил закурить после инъекции – я дала сигарету. Он сделал пару затяжек и началось.
– Черт! Черт! – шеф встал и принялся ходить по кухне, – Проклятье!
Эмили непонимающе наблюдала за ним. Он ходил и громко матерился. Взяв себя в руки, он подошел к Эмили и присел на колено, взяв ее за руку:
– Эмили, девочка, послушай. Послушай меня очень внимательно. Мы все попали в дерьмовую историю. Ты ведь понимаешь это? Мы не можем его арестовать.
– Шеф… мне не нравится куда Вы клоните. – Эмили попыталась одернуть руку, но собеседник крепко ее держал.
– Эмили, ты же не просто так поставила на кон свой значок, свою карьеру, может, даже, жизнь. Ты рискнула всем стремясь совершить самосуд. Или ты хочешь сказать, что выкрала его и привезла сюда, чтобы подготовить к аресту? Ты уже давно приняла решение. Во имя Джеффа. Ты ведь помнишь Джеффа? Помнишь своего напарника? Ведь, именно ты, нашла его в том грязном туалете? – шеф говорил очень быстро, неуклонно пытаясь установить зрительный контакт с Эмили, которая пыталась отодвинутся. – Ты помнишь? Аманда, Бен? Он ведь много значил для тебя. Я уверен, он любил тебя! И ты все делала правильно, девочка. Такие подонки не заслуживают жизни.
– Да что это с Вами?! – Эмили, наконец освободилась и вскочила, сделав пару шагов назад. – Да! Даа! Я привезла его сюда, чтобы убить! И закопать на заднем дворе, рядом с маминой псиной. Но я привезла сюда хладнокровного убийцу! А сейчас, там. – Она кричала, изо рта вылетала слюна, глаза слезились. Она все тыкала указательным пальцем в сторону двери подвала. – Там лежит человек, несчастный человек, которого отравили. Чья жизнь поломана так же, как и моя, и Джеффа, и Аманды! Возможно, он заслуживает смерти. У меня был однозначный ответ на это. Но теперь, после всего что я видела, я думаю, что даже если Джеффа избивал он, то убийцами являются другие. – дыхание сбилось, она тяжело дышала. Глядя в глаза шефу, она тихо произнесла, – Речь уже не о нем, и не о нас. Представьте, если мое предположение, если виной всему Сахаптин. Представьте, сколько людей погибнет. Мы должны арестовать его. Арестуйте и меня, я не против. Я для этого Вам и позвонила. Но, отвезите его в больницу. Делайте анализы, ставьте опыты, сообщите журналистам.
Шеф поднялся с колена, выпрямился и с грустью посмотрел на Эмили.
– Ты права. – он взял виски со стола. – Ты права, не знаю, что на меня нашло. Страх. Эти журналисты… Они как стая койотов. Наверное, я постарел куда сильней, чем ожидал… Знаешь, они накинулись на меня за то что мы упустили убийцу. – Он улыбнулся, – Я бы и подумать не мог что из-за тебя. Знаешь, твой звонок ведь застал меня, когда я выходил с очередного брифинга, где меня снова пытались распять. Давай. Давай сделаем так. – он скрутил пробку и сделал два глотка, – Давай выпьем, успокоимся и я вызову скорую этому бедняге.
Он протянул бутылку и сделав шаг к плачущей Эмили. Она утерла слезы и вытянула руку.
В этот момент Уоллес нанес удар. В виске что-то щелкнуло, и Эмили повалилась на пол.
Она еще была жива, когда Уоллес Торп дважды выстрелил ей в грудь. Оба выстрела отразились в его серых глазах яркими вспышками. В тех глазах не было ненависти. Не было ярости и животной одержимости. Это были обычные глаза обычного человека…
В динамике раздался щелчок и прервалась музыка вызова. Через доли секунды послышался бодрый мужской голос:
– Мистер Торп. Приветствую Вас. Чем могу быть полезен?
– Пришлите в Теквиль экипаж реанимации. Адрес я сброшу. И несколько человек из службы безопасности.
– Я могу поинтересоваться в чем необходимость.
– Лавина наконец получит живого пациента.
Щелчок оборвал разговор.
Уоллес прижался спиной к стене и закрыл глаза.
Говорят, что перед смертью перед человеком проносится вся его жизнь. В мельчайших деталях и подробностях. Что ж, если это так, то я видел ее слишком часто. Я словно киномеханик, которого забыли в зале, где на бесконечном повторе идет один и тот же фильм.