Бабушка Губкина добавила прыти; молодой мужчина с невероятно раздувшимся, покрасневшим лицом схватил себя за горло ладонью, глаза его выпучились, из разинутого рта понеслись хрипы…
– Боря! – Татьяна сделала последний шаг, подхватила опадающее тело, подставила плечо.
Жуткими, в красных прожилках глазами Борис смотрел на сыщицу и, шлепая сизыми губами, пытался выдавить хоть звук, но вдруг стал заваливаться назад, и Таня при помощи подоспевшей Надежды Прохоровны едва успела удержать его от падения навзничь.
Но до кровати они так его и не дотащили. Высокорослый рыхловатый Боря тяжел был невероятно! Женщины осторожно опустили задыхающегося сыщика прямо на ковер между кроватью и креслом.
– Надежда Прохоровна… что происходит?! Боря!!
– Звони на вахту! – приказала баба Надя, придерживая голову Бориса над полом. – Вызывай врача!
Татьяна отскочила к тумбе с телефоном, но трубки на базе не оказалось.
Заполошенно огляделась – та лежала на кровати. Схватила трубку, приложила к уху…
– Не работает!
– Звони по сотовому!
Репина начала судорожно хлопать по карманам, хотя мобильный телефон болтался на шнурке, свешиваясь с шеи, потом опомнилась:
– Я номера не знаю!
– Беги вниз! – гаркнула баба Надя, и «риелторшу» как ветром из номера выдуло.
Сыщик Боря задыхался. Лицо его приобрело уже фиолетово-бордовую окраску, парень, догадываясь, что помощь может опоздать, внезапно отодрал руку от бабы-Надиного плеча, которое только что стискивал до боли, и, пристально, настойчиво глядя ей в глаза, вдруг стал шлепать себя вялым кулаком по уху, подбородку, по щеке…
– Что, Боря, что?! – Надежда Прохоровна склонилась над умирающим. – Что, говори!
Но тот лишь смотрел ей прямо в глаза и бил, бил, шлепал себя по шее, по лицу, по уху…
…Когда минут через пять едва не падающая от усталости и страха Татьяна – лестничные пролеты в старом здании просто огромные! – ввалилась в номер, все было уже кончено. Надежда Прохоровна прекратила бесполезные реанимационные попытки – сквозь слипшееся горло Бори не удалось продавить даже капельку воздуха! – сидела на полу и держала мертвую, коротко стриженную голову Бориса на своих коленях.
– Боря! – выкрикнула сыщица и рухнула рядом. – Боря!!!
– Не ори, – грубо оборвала Надежда Прохоровна. – Он умер.
– Но как?! От чего?!
– Тебе лучше знать.
– Но как же… он же совсем здоров был… Совсем! У него сердце как у быка работало!
В комнату вбежала женщина в черном жилете, увидела картину: бездыханный мужчина лежит на полу – и тихо вскрикнула.
– Где врач? – сурово спросила баба Надя.
– Сейчас… ищут ее…
– Ищут ее, – пробурчала Надежда Прохоровна, осторожно сняла голову Бориса с колен, перекрестила покойника и встала. – Почему в номере не работает телефон?!
Женщина с беджиком на груди «Антонина Павловна» безумно посмотрела на тетку, решившую, что имеет право задавать вопросы начальственным тоном, но почему-то ответила:
– Не знаю… Нам о поломке не сообщали…
Надежда Прохоровна подошла к тумбе, на которой стояли бутылка ликера «Бейлис» и измазанный этим же ликером фужер с остатками на дне. Наклонилась над ним, принюхалась.
– Боже мой, боже мой, – стенала Репина. – Такой здоровый… Молодой! Он же в жизни ничем не болел! Даже не кашлял! У него только… аллергия какая-то была…
– Какая? – резко разогнулась баба Надя.
– Не помню… Ах да! На медикаменты! Пенициллиновый ряд, кажется. Один раз ему девчонки в офисе, перепутав, какую-то таблетку от головной боли дали… Так Боря чуть не умер. Скорую вызывали…
– Это должно быть внесено в медицинскую карту, – весомо проговорила пришедшая в разумение Антонина Павловна.
Надежда Прохоровна пристально поглядела на бледную администраторшу, показала пальцем на фужер и бутылку с ликером и раздельно выговорила:
– Попрошу вас проследить, чтобы в этой комнате ничего не трогали до приезда милиции.
– Вы что… – Голос Антонины Павловны засипел. – Вы думаете, его отравили?! – И после сип мгновенно исчез. – Это не наш ликер! – Женщина подбежала к мини-бару, вмонтированному под крышку телевизионной тумбы, распахнула дверцу и уткнула палец в нишу, уставленную крошечными бутылочками со спиртным, и полки, заполненные водой и соками. – Вот! Это – наше! А откуда этот «Бейлис»…
– Борис его с собой привез, – тихонько произнесла Татьяна, сидящая на ковре возле тела. – Это его любимый ликер… был…
В комнату, нисколько не запыхавшись – видимо, в отличие от заполошенной Тани, мудро воспользовались лифтом, – вошли две женщины в белых халатах. Одну из них Надежда Прохоровна уже знала – это была местная врачиха Августа Васильевна; вторая вроде бы заведовала процедурным кабинетом.
Августа Васильевна быстро опустилась на пол рядом с Борей, взяла его за запястье, вторую руку положила на горло. Но широко открытые остекленевшие глаза постояльца уже и так сказали слишком много – на них полопались крошечные сосудики, несчастный умер от удушья.
– Давно он перестал дышать? – спросила, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Минут восемь уже, – негромко сказала Надежда Прохоровна.
– Вы родственницы?
– Боря мой коллега… был… – прерывисто вздохнула Репина и заплакала.
– Августа Васильевна, – начала наушничать администраторша, – девушка сказала, что у него аллергия на пенициллин.
Врач посмотрела на процедурную сестру, та помотала головой:
– Нет. У меня он не появлялся, никаких инъекций ему не назначали.
Августа положила руки на согнутые колени, помолчала немного и высказалась:
– Я этого парня помню. Он попросил про вести ему полное обследование…
– Боря вообще бережно к здоровью относился, – всхлипнула сыщица. – Решил, пока есть время… пока заказчик платит… тут… тут… – И, не договорив, захлебнулась рыданиями.
– Вера Ивановна, уведите девушку, – поморщилась врач, и администратор вместе с процедурной сестрой подхватили Татьяну под руки, помогая ей подняться, лепеча в два горла: «Пойдемте, пойдемте». – Вера, и дай девушке что-нибудь успокоительное…
Всхлипывающую Таню увели из номера. Врачиха, ворча под нос едва слышно что-то вроде «Давно говорила… реанимационная… а они…», поднялась с пола; Надежда Прохоровна дождалась, пока та отряхнется и встанет прямо, спросила:
– Если в ликер, – указала пальцем на недопитый бокал и бутылку, – добавить пенициллин, Борис мог не почувствовать его вкуса?
Августа Васильевна в задумчивости выдвинула вперед нижнюю губу, нахмурилась.
– Хватило бы лекарства, чтобы парень умер от удушья?
– От аллергического шока?.. Зависит от концентрации и интенсивности болезни.
– А где вы храните медкарты? – Неожиданно Надежда Прохоровна сделала шаг вперед – врачиха даже отшатнулась, но сдалась под напором изучающего взгляда, вздохнула:
– У нас компьютеризированная система. Я вношу данные гостей и свои рекомендации в электронную карту, медперсонал при помощи личного кода входит в систему и прямо в своих кабинетах знакомится с назначенными мною процедурами. Это удобно. Постояльцы… да и наши тоже вечно все теряли…
– Понятно. А кто имеет эти коды доступа?
– Ну-у-у… процедурная сестра, массажисты, фармацевт… Еще кухня. Я даю рекомендации по диетам…
Из коридора послышались громкие растревоженные голоса. Надежда Прохоровна благоразумно попятилась к распахнутой двери, спряталась за ней…
В номер, в окружении свиты из девушки и парня в алых жилетах, шагнула свет-матушка-царица Зинаида Федоровна.
Надежда Прохоровна за дверью дышать забыла. Подождала, пока Заноза побрызгает вокруг себя начальственным кипятком, и тихохонько выскользнула в коридор.
Малый совет плюс Ира едва разместился в небольшом одноместном номере сыщицы. Добрейшая Софья Тихоновна сидела у нее на постели, Ирочка расположилась в единственном кресле, Маргадон подпирал задом подоконник; Надежда Прохоровна возвышалась над постелью, как поп над исповедующейся на смертном одре грешницей.
– Тань, тебя сильно снотворным накачали? – спросила прежде для порядка.
– Нет, – вяло отозвалась грешница.
– Спать будешь аль поговорим?
– Поговорим.
– Ты Борю хорошо знала?
– Хорошо. Мы даже… одно время встречались. Но теперь у него невеста есть. Галина.
– А что он за парень… был?
– Парень?.. – Татьяна слабо дернула плечом. – Нормальный. Обычный.
– Химичил иногда?
– То есть? – Татьяна приподняла голову, прищурилась на бабу Надю, помедлила, кивнула: – Да-а-а… было дело… – Вновь легла прямо, уставилась в потолок и, мерно шевеля губами, заговорила: – Примерно полгода назад я узнала, что Боря пытался шантажировать одного из наших клиентов. Мы тогда вместе по этому делу работали, слежку жена объекта заказала… Так вот Боря… с ним встретился и предложил молчание в обмен на деньги… А я… я ведь тоже в теме была… Я – отказалась. И Борьке сказала: «Еще раз попытаешься на сторону сработать, доложу, вылетишь с волчьим билетом, ни в одно толковое агентство не возьмут…» Он же к нам уже с не слишком хорошей репутацией из милиции пришел. Второй раз ему уже никто бы не поверил. Борис пообещал, что больше налево ни шагу.
– Так-так… Таня, а ты не сможешь сейчас вспомнить, как Боря вел себя в последние несколько дней? Глазки не блестели, а? Ручки довольно не потирал? Подумай.
Татьяна полежала, заторможенно глядя в потолок, пошевелила губами, будто отправляя на небеса некое послание, и вдруг, отбросив вялость, села на кровати прямо:
– А ведь вы правы, Надежда Прохоровна…
Правы. Было! – Репина нагнала на лоб морщины, собрала в кучку расползающиеся под действием лекарств мысли. – Борька в последние дни веселый ходил… Таинственный. Все что-то думал… – И, посмотрев на бабу Надю, воскликнула: – А как вы догадались?! Почему решили, что он химичить начал?!
Надежда Прохоровна покрутила головой:
– Он сам мне сказал. Точнее, намекнул. Перед смертью все сказать что-то пытался, все кулаком себя вот так, вот так бил. – Она изобразила жест умирающего сыщика. – Как думаешь, о чем он?